— Постараюсь, Билл, обязательно буду осторожен.

— Мне пора, до свидания, папа.

Связь прервалась. Взошло солнце, и день был прекрасен. Его сын позвонил. Томас ожил, впервые за долгое время почувствовав, что жизнь прекрасна.


Когда над Агия-Анной взошло солнце, Фиона пошла в ванную и вдруг поняла, что у нее задержка на шесть дней.


Когда над Агия-Анной взошло солнце, Эльза отправилась в гавань. Она прошла церковь, которая на время превратилась в морг. Затем, завернув за угол, с ужасом обнаружила в толпе людей, прибывающих из Афин, немецкую телевизионную команду из ее студии, снимавшую все еще тлеющий катер, который отбуксировали в гавань.

Она знала телеоператора и звукооператора. И они бы узнали ее, если бы увидели. Тогда Дитер сообразит, где она, и примчится через несколько часов.

Эльза осторожно укрылась в маленьком кафе, испуганно озираясь.

В кафе были старики, неловко пытавшиеся помочь ей. За одним из столиков сидел Дэвид, все еще встревоженный после вчерашних событий, добрый английский юноша, недовольный своим отцом.

— Дэвид, — прошептала она.

Он страшно обрадовался, увидев ее.

— Дэвид, вы можете найти мне такси? Я не могу выйти отсюда. Там люди, с которыми я не хочу встречаться. Пожалуйста, сделайте это для меня…

Он, казалось, растерялся, увидев ее совершенно не похожей на себя, такой неуверенной. Но, вероятно, все понял и посочувствовал.

— Что сказать таксисту, куда вы едете? — спросил он.

— А куда вы собирались сегодня? — нетерпеливо поинтересовалась она.

— Километрах в пятидесяти отсюда есть небольшой храм и поселение художников. Называется Три… Три… как-то так. Это у небольшой бухты. Хотел отправиться туда на автобусе.

— Поедем туда на такси, — решительно заявила она.

— Нет, Эльза, поедем на автобусе, на такси будет очень дорого, поверьте, — запротестовал Дэвид.

— У меня как раз много денег, уверяю. — Она показала пачку денег. — Дэвид, пожалуйста, поторопитесь, скорее, не мешкайте. — Она взглянула на него и увидела, как помрачнело его лицо. Почему она разговаривала с ним так жестко и грубо, словно хотела показать, что он слабак? — Понимаю, что глупо просить того, кого едва знаешь, но мне нужна ваша помощь, умоляю. Расскажу потом, когда доберемся до места. Я не совершила преступления, ничего такого, но я в беде, и если вы не поможете мне теперь, тогда я не знаю, что сделаю. — Она говорила искренне, от всего сердца, не играла, но так же точно она выступала и перед камерой.

— На площади стоят такси. Вернусь через пять минут, — сказал Дэвид.

Эльза сидела в темном кафе, не обращая внимания на то, что все взоры были устремлены на нее, высокую белокурую богиню, которая явилась в это неподходящее место, пристала к молодому человеку в допотопных очках и теперь дожидалась его, обхватив голову руками.

Глава четвертая

Фионе пришлось ждать пробуждения Шейна очень долго. Он лежал в кресле, разинув рот, с потными волосами, прилипшими ко лбу. Он казался таким беззащитным. У нее возникло желание погладить его по лицу, но будить его раньше времени она не хотела.

В комнате было жарко и душно, жильцы дома оставили здесь свою одежду, которая источала запах, как в магазине старьевщика.

Внизу слышался голос уставшей Элени с покрасневшими от слез глазами, которая созывала своих сыновей. Соседи продолжали приходить, возможно, снова и снова пересказывая друг другу ужасные события.

Она не станет спускаться вниз и тревожить этих людей, пока Шейн не проснется и не будет готов к поездке.

Когда же он наконец очнулся, настроение у него было плохое.

— Зачем ты позволила мне заснуть в этом кресле? — заворчал он, растирая шею. — Затекло так, словно деревяшка.

— Давай пойдем поплаваем, тебе станет лучше, — попыталась ободрить его она.

— Тебе хорошо, ты спала в кровати всю ночь, — бурчал он.

Не стоило говорить ему, что не спала почти всю ночь, думая о Маносе, чье тело лежало теперь в церкви рядом с его маленьким племянником и другими погибшими. И, конечно, не время сообщать ему, что она, кажется, беременна. Надо подождать, пока он окончательно проснется, взбодрится и перестанет жаловаться на боль в плечах.

Сегодня они уезжают в Афины, как он сказал. У него с кем-то встреча и какие-то дела.

— Нам лучше собраться до завтрака? — спросила она.

— Собраться? — удивился он.

Возможно, он забыл обо всем.

— Не обращай на меня внимания, я вечно не в себе, — засмеялась Фиона.

— Да ладно… Хочу немного выспаться, а ты сходи принеси нам кофе. О’кей?

— До кафе далеко… все остынет, пока я вернусь.

— О, Фиона, попроси их подогреть. Это всего лишь кофе, в конце концов, а ты умеешь всякие там «будьте любезны и спасибо», которые они так любят.

Эти слова любят все, подумала Фиона, но промолчала.

— Поспи пару часиков, — предложила она, но он уже не слышал, потому что сразу заснул.

Она брела вдоль берега в сторону города, по кромке воды, босыми ногами утопая в мягком песке и позволяя Средиземному морю щекотать ее пальцы. Она не верила, что это случилось. Фиона Райан, самая сентиментальная в семье, самая надежная медсестра во всем штате, бросила работу, чтобы сбежать с Шейном, с человеком, который восстановил против себя всех.

И теперь, вполне вероятно, она еще и беременна от него.

Против Шейна как ее второй половины была не только мать, но и все ее друзья, включая Барбару, ее лучшую подругу с шести лет, а также всех сестер и коллег по работе.

Но что они могли знать?

Любовь вообще не бывает без сложностей. Взять хотя бы знаменитые любовные истории, и все станет ясно. Любовь не означает встречу с милым, удобным человеком, который живет рядом, с хорошей работой, мечтает о долгих отношениях и скопил денег на дом.

Это не любовь, это компромисс.

Она задумалась о возможной беременности, и сердце ее сжалось. Пару раз они были неосторожны, но такое происходило и прежде, и ничего не случалось.

Она потрогала подтянутый живот. Возможно ли, что из чего-то незаметного скоро вырастет ребенок, наполовину Шейн, наполовину она сама? Думать об этом было восхитительно.

На песке она вдруг увидела странные мешковатые шорты и длинную футболку Томаса, милого американца, с которым они провели вчерашний день.

Он узнал ее и позвал.

— Выглядите счастливой!

— Правда? — Она не открыла ему причину и не сказала, какие прекрасные планы у нее в голове о жизни в Агия-Анне, о воспитании ребенка среди этих людей, о том, как Шейн будет работать рыбаком или в ресторане, а она — помогать местному доктору, возможно, даже станет акушеркой. Это были мечты о будущем, мечты, которые она обсудит с Шейном за чашкой кофе, когда все ему расскажет.

— Мне позвонил сын из Штатов. Мы отлично поговорили. — Томасу не терпелось поделиться радостью.

— Я очень рада за вас.

Похоже, этому человеку есть дело только до маленького мальчика по имени Билл, чью фотографию он показывал им всем. Мальчик такой же, как многие другие, белокурый, с широкой улыбкой, но для Томаса он самый лучший, как и для любого отца.

Она отвлеклась от своих мыслей.

— Знаете, прошлой ночью я подумала, что он обязательно вам позвонит, я почувствовала это, когда вы о нем рассказывали.

— Позвольте угостить вас кофе, — предложил он, и они направились к маленькой таверне на берегу. Беседа их была непринужденной, как вчера, — о трагедии, о том, как трудно было заснуть и поверить, что все те люди начали свой день в такой же таверне, а теперь лежат мертвые в церкви.

Фиона сказала, что шла в город купить хлеба и меда на завтрак и собиралась поделиться с хозяевами, в доме которых они остановились, чтобы взамен ей позволили приготовить чашку кофе для Шейна, когда тот наконец проснется.

— Мы собирались в Афины сегодня, но думаю, он слишком устал, — поделилась она. — Я даже рада, что он так устал. Мне здесь нравится. Хочу пожить здесь.

— Я тоже мечтаю побродить по тем холмам и на похороны хочу остаться.

Она с интересом посмотрела на него:

— И я хочу. И не только из любопытства и желания знать все первой. Хотела стать частью здешней жизни.

— «Хотела»? Это значит, что не останетесь.

— Ну, не знаю пока, когда мы уедем, а Шейну надо в Афины.

— Но если вы хотите… — Голос его затих.

Фиона заметила выражение его лица. Такое же выражение появлялось у каждого, кто видел Шейна. Она встала.

— Благодарю за кофе. Мне надо идти.

Он казался разочарованным. Словно ему хотелось, чтобы она осталась. Ей бы тоже хотелось поговорить с этим милым, приятным человеком, но она не могла допустить, чтобы Шейн проснулся и не нашел ее рядом.

— Томас, полагаете, я могу оставить вам денег, на случай, если… ну, если будет нужно для них?

Он поднял руку. Он знал, что у нее мало денег.

— Пожалуйста… я с удовольствием куплю цветы и обязательно сделаю букет «Да пребудете с миром» от Фионы из Ирландии.

— Спасибо, Томас, и если увидитесь с остальными, с Дэвидом, Эльзой…

— Скажу, что вы и Шейн должны были уехать в Афины и попрощались со всеми, — тихо произнес он.

— Они были так милы, с вами со всеми было так замечательно… Интересно, где они теперь?

— Видел, как они оба уезжали из города на такси сегодня утром, — сказал Томас, — но это маленькое местечко, увижусь с ними снова.

Он смотрел, как она покупала большой теплый хлеб и маленький горшочек местного меда для этого молодого эгоиста, и вздохнул. Профессор, поэт, писатель… но как мало он понимает в жизни и в любви.

Почему Ширли считала его холодным и отчужденным, а безмозглого Энди приятным компаньоном? Томас вспомнил их разговор на закате вчера, он не понимал жизни своих новых знакомых, о которой они рассказывали. Почему, например, отец Дэвида, которому следовало гордиться и радоваться, что у него такой сын, держал его на расстоянии и говорил ему только обидные слова?