— Ты знаешь, что случилось, Кон.

— Кажется, должен бы знать. Ты не скрывала своих честолюбивых планов. Ты пыталась потом выйти замуж за Фреда?

Она почувствовала, что идет по лезвию бритвы. Может быть, признаться, что после него она никогда уже не испытывала ничего подобного ни к одному мужчине и что очень сожалеет о случившемся? Или защитить свою гордость с помощью лжи?

У нее хватило храбрости только на то, чтобы сказать:

— Тетушка Мириам питала кое-какие надежды. Но я относилась к этой идее с безразличием.

«Слышишь ли ты, что я говорю, Кон? Это тебе не безразлично?»

На его лице сохранилось непроницаемое выражение.

— Потому что свое сердце ты отдала мне?

Нельзя же ей сдаваться без боя. Ему это, наверное, все равно безразлично.

К тому же у него есть леди Анна.

— Зачем ты спрашиваешь, Кон? Все это было так давно. Тем более что ты скоро женишься.

Темные ресницы, прикрывавшие серебристые глаза, чуточку дрогнули.

— Ах да. Леди Анна. Она не имеет ничего общего с прошлым.

— Благодаря ей прошлое утрачивает свое значение, Кон.

Он оттолкнулся от дверного косяка и подошел на шаг ближе.

— Прошлое никогда не утрачивает своего значения, даже если бы нам очень хотелось этого. Интересно, почему ты не вышла замуж? Если ты говоришь правду, будто Крэг тебе больше не нужен…

— Я говорю правду.

Атмосфера переменилась. Лицо его оставалось непроницаемым, но опасность так и распространялась в воздухе, словно дымок свечи. Она сказала Дэвиду, что здесь ей ничто не угрожает, потому что была уверена в этом. Но мужчины, наверное, чувствуют что-то такое, чего не чувствуют женщины.

— И все-таки почему ты не вышла замуж?

Он требовал, чтобы она сдалась, и не предлагал ничего взамен.

— Незаконнорожденное дитя хозяина таверны не слишком балуют достойными предложениями.

— Ты говорила, что Мэл Клист обеспечил тебе приличное приданое.

— Я совсем не хочу, чтобы кто-то женился на мне из-за моих денег.

— Вот и я не хочу, чтобы за меня выходили замуж из-за графского титула. Но у тебя действительно есть деньги?

Она помедлила. Мэл купил ей недвижимость, но все доходы с нее за последнее время она отдала на поддержку операций банды. Однако ей не хотелось говорить об этом Кону, к тому же деньги ей вернут.

— Да, — сказала она, — у меня есть деньги.

— В таком случае почему ты выступаешь в роли экономки?

Она слишком поздно заметила, что он подошел к ней так близко, что она оказалась прижатой спиной к столу между двумя массивными стульями, а убежать оттуда могла бы, разве что оттолкнув его.

Пропустил бы он ее, если бы она его толкнула?

Едва ли.

Сердце у нее бешено колотилось. Она выпрямилась.

— Я не играю роль. Я работаю, и мне за это платят.

Она положила руки на спинки стульев, стоявших по обе стороны от нее, но, не найдя опоры, ухватилась за край стола за спиной. Она не боялась, что он ударит ее. Она боялась, что он поцелует ее и с помощью поцелуя окончательно завоюет…

— Что случилось одиннадцать лет тому назад? — снова спросил он. В неверном свете свечи его лицо казалось ей лицом то святого, то дьявола.

— Что ты имеешь в виду? Что хочешь узнать?

Он наклонился к ней:

— Когда в тот день мы с тобой целовались в Ирландской бухте, было ли это таким же чудом для тебя, как для меня? Или для тебя это был всего лишь счастливый случай?

Она не могла солгать.

— Это было чудо, — прошептала она.

Он прикоснулся губами к ее губам, и она не отстранилась, но это не был страстный поцелуй опытного мужчины, как она ожидала, а такой же робкий, нерешительный и осторожный поцелуй, как она помнила.

И такой же чудесный.

Она оперлась о стол, чтобы удержаться на ногах.

Он прикоснулся языком к ее щеке, и она открыла глаза. По щекам ее текли слезы. Он выпрямился, она тоже. И поспешно утерла слезы тыльной стороной ладони.

— Воспоминания? — спросил он. — Или сожаление? Что бы это ни было, но чертовски жаль, что ты сделала то, что сделала.

Он повернулся и вышел в затихший сад. Мгновение спустя Сьюзен нашла силы выйти в коридор и укрыться в своих комнатах.

Слезы застилали глаза.

Она никогда не плакала!

Но тут она рухнула в кресло и дала волю слезам, оплакивая то, что сделала влюбленному в нее пятнадцатилетнему мальчику, и боль, которую причинила. Она оплакивала того мужчину, в какого он превратился, и потерю того мужчины, каким он мог бы стать.

И еще она плакала о потере мужчины, каким он был теперь, потере, выраженной в словах: «…чертовски жаль, что ты сделала то, что сделала».

Потому что этими словами он ясно сказал: оставь надежду — прошлого не вернешь.

* * *

Кон остановился возле ужасного фонтана, радуясь тому, что воду наконец выключили, хотя без его плеска тишина в саду казалась зловещей. Слабый свет двух ламп, расположенных в отдалении, отражался на раскинутых ногах и руках женщины, пригвожденных безжалостными когтями. Приоткрытый рот застыл в крике.

Если бы было возможно, он сию же минуту снес бы эту статую голыми руками. Завтра ее не будет. Если об этом не позаботится Сьюзен, он сделает это сам. Он больше не потерпит это вещественное средоточие мерзости.

Голова его была занята мыслями о Сьюзен. Ему до боли захотелось поцеловать ее так, как мечталось. Но он понимал, что тем самым он совершил бы большую глупость. Безумием было уже то, что он начал с ней этот разговор наедине. Но он хотел, чтобы она знала… Он не хотел, чтобы она думала…

Остановись, черт бы тебя побрал! Приведи это место в порядок и уезжай. А потом приезжай раз в год для инспекции. И в следующий раз не забудь заковать себя в надежные доспехи: привези с собой леди Анну в качестве жены.

Он попытался представить себе леди Анну, но вспомнились лишь отдельные детали портрета: стройная блондинка, слегка прихрамывает. Это было несправедливо по отношению к ней, но более ясной картины он, как ни старался, представить себе не мог.

Неудивительно, ведь они пока встречались всего несколько раз.

Зато он был уверен, что из нее получится безупречная, спокойная супруга.

Глава 14

На следующее утро Сьюзен проснулась с мыслью как можно быстрее покинуть Крэг-Уайверн. Ей приснилось, что она снова в Ирландской бухте, что тех ужасных слов она не произносила, но из воды вдруг появился дракон. Кон попытался драться с ним, но его опалило горячее дыхание дракона.

Сьюзен долго лежала, вспоминая каждое слово Кона, и пыталась найти хоть какое-то основание для надежды.

Но надежды не было, значит, ей нужно как можно скорее уйти со сцены.

За завтраком, который принесла ей Эллен, она составила список из трех возможных местных кандидаток на место экономки в Крэг-Уайверне. Они, конечно, не вполне подходят для этой должности, но и хозяйство графства нельзя было назвать нормальным хозяйством, тем более что Кон не собирался здесь жить постоянно. Если он надумает сдать Крэг-Уайверн в аренду, то новые жильцы наймут новый персонал.

Она написала всем кандидаткам письма и спросила, заинтересованы ли они в этой должности. Надо, конечно, спросить Кона, желает ли он лично побеседовать с ними или оставит решение на ее усмотрение. Но пока она решила избегать встречи с ним.

Облачившись в свои доспехи экономки, Сьюзен наконец-то вышла из комнаты, чтобы отправить письма и организовать дневную работу. Она выдала необходимые припасы и внесла соответствующие записи в книжку. Заметив, что некоторые продукты подходят к концу, она отправила заказы местным поставщикам. По возможности справедливо распределив работу на день, она отправилась посмотреть, как идет подготовка к завтраку.

В кухне в это время находился испанский слуга Кона, который хотел узнать, каким образом в доме производится стирка белья. Она объяснила ему, что приготовленное в стирку белье обычно отправляют женщинам из деревни Черч-Уайверн, которые его и стирают.

Слуга, кажется, был спокойным и порядочным человеком, но его испанские манеры и озорные улыбочки заставляли трепетать девичьи сердца молодых служанок. Слава Богу, двое других слуг, которых привез с собой Кон, жили при конюшнях в деревне.

Сармиенто был с Коном в течение нескольких лет. Он был предай своему хозяину, гордился им и всегда был готов поговорить о подвигах своего хозяина. Долго упрашивать его не приходилось. Сьюзен не могла отказать себе в удовольствии послушать его рассказы и специально задержалась для этого на кухне.

Слуга вдруг снова обратился к ней:

— Миссис Карслейк, всегда ли имеется вода для наполнения большой ванны?

— Да, сеньор Сармиенто. Я приказала наполнить цистерну и поддерживать в топке небольшой огонь. Граф еще не пользовался ванной?

— Вчера вечером он, кажется, слишком устал. Он приказал наполнить небольшую ванну. Сегодня я напомню ему. Его, кажется, совсем одолели заботы, так что немного побаловать себя ему не помешает.

Она не могла удержаться и спросила:

— Как вам показался Крэг-Уайверн, сеньор?

У него округлились глаза.

— У меня на родине, дорогая леди, мы часто строим дома непривлекательные снаружи, но с милым садиком внутри, потому что у нас горячее солнце и от него приходится прятаться. А здесь, где солнце похоже на снятое молоко и едва прогревает землю?.. — Он пожал плечами и покачал головой. Однако, немного помедлив, сказал: — Вот другой дом лорда, тот, что в Сомерфорде, это настоящий приятный английский дом. Там сады разбиты снаружи, а из окон открывается прекрасный вид на сельскую Англию. Люди здесь жалуются на дождливое лето, а я радуюсь дождю, потому что вижу, как после дождя все вокруг зеленеет.

Сьюзен воспользовалась случаем порасспросить его подробнее, не вызывая подозрений.