Она подняла руку и ласково коснулась его лица.

— Ты любишь меня, — прошептала она. — Ты любишь меня. — И уронила голову ему на плечо, плача и смеясь, ощущая такую ликующую радость, которая почти граничила с истерикой.

Когда она наконец успокоилась, он сказал:

— Я полюбил тебя сразу, как только увидел. Ты вышла из зарослей на Солитэре, и я не поверил своим глазам. Ты была самым прекрасным диким созданием, какое мне когда-либо приходилось встречать. Ева… в красном бикини, с парой ласт в руках.

— Но почему ты не сказал мне об этом? Почему ты никогда не говорил: «Я люблю тебя, Джули»? Все время в течение нашей помолвки ты держался так… по-братски.

— Я знал, что ты не любила меня тогда. Если бы это было не так тебе не потребовалось бы двадцать четыре часа на обдумывание моего предложение. Ты бы сразу сказала «да». Поэтому я боялся напугать тебя. Я понимал, что должен быть мягким и терпеливым с тобой.

Она сидела и с необыкновенной теплотой смотрела на него.

— Дорогой Саймон, я полюбила тебя с того ужасного утра, когда решила, что ты женат на Шарлотте. Причина, по которой я не сказала «да» в тот день на фабрике, заключается в том, что я просто не могла поверить, что ты можешь захотеть жениться на мне. И еще, конечно, я была обеспокоена тем, что бросаю Гизелу.

— Но ты же говорила, что не выносишь, когда я прикасаюсь к тебе. Помнишь, после нашей свадьбы ты утверждала…

— Я знаю… но это не так. Я должна была сказать тебе… — Она судорожно вздохнула и затем продолжила: — Саймон, ты как-то бросил вскользь, что тебе не нравятся методы Гизелы. Что ты имел в виду?

— Разве? Не помню. Какое это теперь имеет значение? Послушай, Джули…

— Это имеет большое значение. Пожалуйста, ответь мне, — перебила она.

— Ну, хорошо, если тебе необходимо знать, пусть будет по-твоему. Она вытянула из меня огромную сумму денег. Когда я завел разговор о покупке Солитэра, она удвоила цену, о которой я договорился с твоим отцом.

— И ты не послал ее к черту после этого?

— Мне был нужен этот остров для тебя… и для наших детей.

Джули выскользнула из его рук и подошла к окну, стиснув в руках пояс от своего халата. Ее буквально колотило от вероломства мачехи, и, с трудом взяв себя в руки, она рассказала Саймону о беседе с Гизелой непосредственно после свадьбы.

— Боже мой! Эта хитрая маленькая… Он проглотил оскорбительный эпитет, и Джули услышала, как он заскрежетал зубами.

Когда он поднялся с кресла, то был в такой ярости, что Джули испугалась: если она не остановит его сейчас, то Саймон совершит какой-нибудь необдуманный поступок.

— Я знаю… она дьявол, Саймон. Но, пожалуйста, не делай ничего сгоряча. Я прошу тебя, дорогой, ведь все уже позади.

— И ты собираешься позволить ей удрать с добычей? Будь я проклят, если разрешу ей сделать это! Когда я разберусь с ней, она пожалеет, что вообще родилась на свет!

Джули никогда не видела его в таком состоянии: глаза, горящие от гнева, руки, судорожно сжатые в кулаки, он был готов к отмщению. Вздрогнув от мрачных мыслей, промелькнувших в ее голове, она стремительно бросилась к нему и крепко обняла мужа.

— Саймон… пожалуйста, успокойся, забудем о ней, — умоляла Джули.

На мгновение ей показалось, что он вырвется из ее рук. Потом она почувствовала, что он глубоко вздохнул и, как ребенок, которого обидели, уткнулся ей в шею.

— Как ты могла поверить в такую отъявленную фабрикацию? — наконец тихо проговорил он.

— У нее это прозвучало достаточно убедительно и объясняло, почему ты был таким… непохожим на влюбленного.

— Что ты знаешь о влюбленных и о том, как они выглядят? — засмеялся он.

— Я читала в книгах.

Саймон приподнял ее подбородок.

— Если ты чувствовала, что я не решаюсь приблизиться к тебе, почему не поощрила меня? — поинтересовался он. — Кстати, я все еще не в состоянии понять: если ты любила меня, то зачем вела себя так, будто тебе противен даже мой вид?

— Мне казалось, я не вынесу… твоего притворства, — пояснила она. — И только прошлой ночью я вдруг поняла, что у меня не осталось больше сил, чтобы бороться с любовью к тебе. Ах, Саймон, ты простишь меня за ужасное поведение в домике Бенсонов?

— Ты была чертовски жестока. К счастью, я очень забывчивый человек. — И он привлек девушку к себе.

Он покрывал жаркими поцелуями ее губы, глаза, волосы, и это были поцелуи человека, охваченного таким глубоким и сильным чувством, что Джули, наслаждаясь его прикосновениями, никак не могла поверить, что все это происходит наяву. Его искусные ласки возбуждали ее все сильнее, создавая ощущения, о существовании которых она никогда не знала.

Внизу прозвучал гонг. Саймон проигнорировал его, но через минуту или две Джули сказала, задыхаясь.

— Дорогой, мы должны спуститься. Они подумают, что мы не слышали его, и кто-нибудь придет сюда за нами.

— Я скажу, что отправил тебя в постель и принесу поднос сюда, — сказал он, неохотно выпуская ее. — Я вернусь через пять минут.

Пока он отсутствовал, Джули сменила халат на хорошенькую ночную рубашку, слегка подушилась «Vent Vert» и чуть подкрасила губы.

На подносе, принесенном Саймоном, стояла бутылка шампанского. Он поставил его на столик у окна, затем выпрямился и бросил на ее наряд взгляд, заставивший ее сердце учащенно забиться.

— Я сказал Робу, что сегодня больше не поеду на фабрику, — сказал он, открывая шампанское.

— Им не покажется это странным? — вспыхнула Джули.

— Почему? Я отсутствовал полночи. К тому же они не подозревают, что это наш свадебный завтрак. — Он наполнил бокалы и протянул один ей.

— Ты думаешь, они ничего не знали… о нас. Горничным должно было казаться странным, что ты спишь в гардеробной.

— Шесть недель! Они тянулись, как шесть месяцев, — с упреком бросил он. — С каждым днем ты становилась все прелестнее, и каждую ночь я должен был закрываться в этой проклятой гардеробной и пытаться забыть, что ты находишься всего в нескольких ярдах от меня. — Он коснулся своим бокалом ее бокала с шампанским. — За нас. Чтобы больше не было тайн, недоразумений и запертых дверей.

— За нас! — эхом откликнулась Джули, глаза ее сияли.

Шампанское было похоже на нектар. Саймон посмотрел на поднос с едой.

— Ты хочешь есть? — спросил он серьезно, но глаза его весело искрились.

Она еще больше покраснела и покачала головой. Саймон взял у нее из рук бокал и поставил на поднос рядом со своим. Затем подошел к двери, ведущей в гостиную и запер ее.

Когда он повернулся к ней, Джули бросилась в его объятия. Саймон прильнул к ее губам, и Джули чуть не задохнулась от блаженного ощущения, охватившего ее.

Существовало много видов счастья, какие-то из них уже были ей известны, другие только предстояло узнать. Но, несомненно, самым высшим наслаждением было: любить, быть любимой и начинать новую жизнь вместе.