Элизабет Бойл - Ночь страсти

— Вижу, что прибыл вовремя. Еще несколько минут, и ты сделала бы какую-нибудь глупость, Мария. Например, отдала бы Аскоту эти бумаги, чтобы он смог доказать своему начальству, что я — Мандевилл. — Он протянул руку: — Дай их мне и отправляйся домой. Мы никогда не вспомним об этом снова.

Леди покачала головой, прижимаясь к отцу.

— Чтобы ты убил меня без свидетелей? — спросила она. — Никогда.

— Кто сказал, что я намерен дожидаться, пока мы окажемся дома? — Мандевилл направил пистолет на жену и выстрелил.

Она открыла рот, ее глаза расширились, рука на мгновение коснулась пятна, которое расплывалось у нее на лифе, и упала на землю.

Ее безжизненные глаза смотрели как раз на то место, где спряталась Джорджи. Девочка засунула в рот кулак, чтобы сдержать готовый вырваться крик. Нет. Нет. Нет. Этого не могло случиться. Но леди была мертва.

Папа упал на колени рядом с леди и взял ее за руку.

— Ты убил свою жену!

— Продажная шлюха, — усмехнулся Мандевилл. — Она перестала быть моей женой с того момента; когда украла у меня бумаги. Предала меня.

— Или когда ты предал ее? Обманом втянув в этот брак? Боже милостивый, почему ты женился на ней, если прекрасно знал, что из этого выйдет? — спросил отец, медленно поднимаясь с земли и угрожающе возвышаясь над Мандевиллом на целую голову.

На минуту Джорджи подумала, что отец восторжествует над этим злым человеком. Ее папа, который всегда мог отличить хорошее от плохого, всегда знал правильный ответ на любой каверзный вопрос, должен остановить этот чудовищный кошмар.

Но к отчаянию Джорджи, сцена у нее перед глазами стала еще страшнее.

Мандевилл вытащил второй пистолет и направил его на отца.

— Как я уже сказал своей жене, я не намерен оставлять живых свидетелей, Аскот, — прошипел он. — Легенда о Мандевилле живет в моей семье последние сто лет благодаря тому, что никогда нет свидетелей. Мои искренние извинения. — С этими словами он сделал второй выстрел.

Папа упал рядом с телом жены Мандевилла.

Спокойно и деловито мужчина обыскал оба тела, пока не нашел пакет с письмами, которые унесла его жена.

— Итак, ты думала, что можно украсть что-то из моего письменного стола и я не замечу? Ха! — обратился он к неподвижному телу жены. — Никто и никогда не увидит этих бумаг.

Тишина вокруг охотничьего домика была нарушена топотом ног, доносящимся с дороги от дома. Мандевилл отошел от жертв своей кровавой мести и прищурился; его тело было словно натянутая стрела — он ждал свою новую добычу.

— Франклин? Франклин, где ты?

Джорджи чуть было не выскочила из своего укрытия при звуках голоса матери, но страх удержал ее на месте.

«Нет, мама, — попыталась закричать Джорджи, но ужас сдавил ей горло. — Нет!»

Мать выбежала на поляну, ее рыжие локоны выбились из всегда безукоризненной прически. Она неожиданно остановилась, ее взгляд стал диким, когда упал на зловещую картину.

— Non! Non! — закричала она на родном французском.

Ее пронзительный вопль разорвал сердце девочки, она готова была выскочить из своего укрытия, когда темный зловещий человек по имени Мандевилл выступил вперед.

Джорджи вся сжалась от его угрожающего вида.

— Бриджит! Бриджит! — воскликнул он, оттаскивая ту от лежащих рядом тел.

— Нет! Нет! — продолжала стенать ее мать. Затем, словно впервые ощутив, что вокруг нее — темнота, она выпрямилась и отшатнулась от Мандевилла.

Когда он попытался удержать ее, она в дикой ярости начала отбиваться от него.

— Убийца! Убийца! Убийца! — кричала она.

— Бриджит, моя Бриджит, все не так, как тебе показалось. Он набросился на меня. Они были любовниками, — солгал он.

Она выдернула РУКУ — А твоя жена? От чего она умерла? — Бриджит покачала головой. — Я знаю правду. Ты — предатель и убийца.

Мандевилл попытался все отрицать:

— Нет! Подумай, что ты говоришь! — Он протянул ей руку: — Пойдем со мной, Бриджит. Мы поедем во Францию. Ты и я. Я все равно отбываю завтра утром. У нас будут деньги, положение в обществе, и у тебя появится замок, о котором ты всегда мечтала. Забудь сегодняшнюю ночь и поедем со мной.

Джорджи задержала дыхание, когда мать пристально посмотрела на тело своего мужа, затем на тело жены Мандевилла.

Она ничего не сказала, просто набросилась на мужчину, толкая его и разрывая на нем одежду как одержимая.

— Никогда. Никогда я не пойду с тобой, лживое чудовище:

— Пусть будет так, — произнес он с дьявольским видом, словно ставя точку. Он схватил ее и ударил головой о каменные ступени крыльца охотничьего домика.

Раздался тошнотворный треск, и Джорджи в ужасе увидела, как мать тихо застыла на земле.

Она крепко зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза вновь, очутится у себя в детской и все происшедшее окажется лишь дурным сном, который няня прогонит кружкой теплого молока.

«Пожалуйста, пусть все это будет плохим сном», — молилась она, пока ей не почудилось, что она услышала, как трещат в камине поленья и тихо похрапывает няня.

Но треск огня, который услышала Джорджи, исходил не из большого камина в детской, это был гораздо более сильный шум. И когда она открыла глаза, то увидела, что охотничий домик охвачен огнем. Тот ужасный человек как раз бросил в огонь труп своей жены прежде чем пламя отогнало его назад.

Джорджи не увидела трупов своих родителей и поняла, что они брошены в огонь раньше.

— Мама? — раздался голос над этой кровавой бойней. — Мама? Отец?

На поляну вышел подросток немногим старше Джорджи. Он нес фонарь, подобный тому, который и она взяла из дома.

— Отец? Ты нашел маму?

— Что ты тут делаешь? — рявкнул Мандевилл. — я велел тебе оставаться дома.

— Но я видел, как ушла мама, а потом услышал, как ты послал за лошадью… — начал объяснять мальчик.

Мандевилл размахнулся и ударил сына по лицу, так что тот перевернулся и упал на землю.

— Никогда не упоминай эту женщину. Никогда. Мальчик поднял голову и взглянул в огонь, где, должно быть, увидел то, что осталось от матери.

— Мама, — всхлипнул он, протягивая руки к пламени.

— Ты что, не слышал меня? — спросил Мандевилл, рывком ставя сына на ноги. — Никогда не упоминай ее имени. Она предала меня. Предала нас.

Губы мальчика искривились, он не отрывал глаз от бушующего огня.

Он покачал головой.

Отец схватил его за плечи и повернул спиной к огню. — В один прекрасный день ты станешь Мандевил-лом. Тогда ты поймешь. Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь предавал нас. И чтобы выжить, мы никогда не оставляем свидетелей. Это необходимо, иначе все, что нам дорого, будет безвозвратно утрачено.

Он подтолкнул мальчика к своей норовистой лошади и сел в седло. Протянув руку сыну, он сказал:

— Поедем, Байрон. Теперь ты должен понять, что значит быть наследником.

Парнишка бросил прощальный взгляд в огонь и принял протянутую руку. Он подтянулся и устроился на крупе лошади, держась за седло сзади. Пара удалилась с места трагедии.

Теперь весь охотничий домик был охвачен пламенем. Джорджи выползла из своего укрытия, приближаясь к пожарищу.

— Мама, — сумела она прошептать. — Папа. Неожиданно ей на плечо легла чья-то рука, и она обернулась.

Перед ней стоял другой незнакомец, держа в руках фонарь.

— Что здесь случилось? Где твои родители, девочка? Где бумаги?

«Никаких свидетелей. Никаких свидетелей». Слова словно иглой пронзили ее сердце. Она только смогла отрицательно покачать головой в ответ на его вопросы.

Его рука снова коснулась ее.

— Расскажи мне, что случилось. Ты видела кого-нибудь?

— Нет, — прошептала она, уверенная, что если скажет правду, тот зловещий, ужасный человек, сам дьявол, появится из темноты и унесет ее. — Я ничего не видела, — зарыдала она.

Между тем человек бросился к дому, закрывая лицо рукой, и попытался проникнуть внутрь и посмотреть, можно ли было спасти хоть что-нибудь.

Но жар и пламя отбросили его назад, и он упал на землю рядом с ней.

— Я опоздал, — с горечью проговорил он, стуча кулаком по земле. — Черт бы побрал его. Будь проклят этот Мандевилл. Он заплатит за это. Даже если на это уйдет вся моя жизнь, он заплатит за это.

Борт «Сибариса»

1800 год

Джорджи наклонилась и задула мерцающий огонь в фонаре. Она вздрогнула в сыром трюме, вздрогнула от воспоминаний, которые ожили в ее памяти и сердце.

Она вспомнила. Она вспомнила все до мельчайших подробностей. Как она могла забыть об этом на все эти годы? Как ее страхи так долго подспудно хранили ее воспоминания? Теперь, когда она все это вспомнила, у нее словно камень с души свалился. Это только укрепило ее силы, волю, решимость.

Отогнав страшные видения, она задумалась, что ей следует теперь предпринять.

Это больше не была битва одного Колина. Это была и ее битва тоже. Он сражался, чтобы спасти нацию, ее стремление победить уходило корнями гораздо глубже.

Она будет сражаться в этой войне, чтобы вновь обрести свою душу.

Перед рассветом Джорджи обнаружила, что шлюп Мандевилла ушел, так же как и другое судно, оставив лишь плывущих бок о бок «Галлию»и «Сибариса».

Всю ночь она шагала по каюте, пытаясь придумать, как нейтрализовать французский экипаж, но отвергала одну идею за другой.

Когда из-за горизонта показалось солнце, Кит перевернулась на своей койке.

— Ты все еще не спишь?

— Да. — Джорджи не могла заглушить звучащие У нее в Ушах слова Мандевилла.

«Никаких свидетелей, Бертран. Никаких свидетелей» Скоро они придут в порт, и тогда все пропало. Не , — оворя уж о том, что с каждой минутой Мандевилл все ближе и ближе подплывал к Лондону, а значит, и к осуществлению своих гнусных планов.

— Если ты не поспишь, все кончится ужасной мигренью. И судя по кругам под глазами, ей уже самое время начаться. — Кит натянула одеяло на голову.