Сабрина Джеффрис - Ночь с принцем

— А тебе кажется, что логика все объясняет? — спросила Кристабель.

— Да. И поэтому с этого момента мы будем пользоваться «французскими письмами». А ты на всякий случай используй еще и губку. Я не люблю рисковать. Понять не могу, как я забыл. — С иронической улыбкой Гэвин взглянул на спутавшиеся волосы Кристабель. — Вот что случается с мужчиной, когда ему долго приходится обходиться без женщины. Он теряет способность логически мыслить.

— Тогда понятно, почему ты всегда так безупречно логичен, — ответила Кристабель, бросив на Гэвина косой взгляд. — Наверное, тебе никогда не случалось обходиться без женщины больше одной ночи.

— Мне неделями случалось обходиться без женщин, — возразил Гэвин с непонятным раздражением. — Между прочим, моя жизнь проходит не только в спальне.

— В это трудно поверить, взглянув на гостей лорда Стокли. Сколько в этом доме твоих бывших любовниц? Две? Три? Десять?

— Четыре, — неохотно признался Берн.

Кристабель провела пальцем неровную линию по его голой груди и несмело спросила:

— А… леди Кингсли? Что ты скажешь о ней? Гэвин помрачнел:

— А что тебе сказал Стокли? Знаю, что-то он успел наболтать.

— Он сказал, что ты хотел на ней жениться, а она отказала тебе. — Кристабель понизила голос: — А еще сказал, что ты охотился за ее приданым.

— Вот дрянь! Это очень похоже на него: рассказать только часть правды. Мне никогда не нужно было ее приданое.

— Возможно, он не так понял. Он говорил, что об этом ему рассказала сама леди Кингсли. А может, она все не так поняла. Естественно, если тогда ты только основал свой клуби…

— Если Анна сказала, что мне были нужны ее деньги, то солгала. Мой клуб уже тогда приносил неплохой доход, и она это знала. И то, что она отказала мне, тоже неправда. Сначала, во всяком случае, все было не так. Мы были помолвлены. Тайно. Я уже подготовил все для того, чтобы мы могли сбежать, и она сама хотела этого. — Гэвин скрипнул зубами, вспомнив все, что чувствовал тогда. — А тут как раз появился великолепный лорд Кингсли, семья надавила на Анну, и она приняла его предложение. А нашим планам пришел конец.

Слова Гэвина были исполнены горечи. Кристабель положила руку ему на плечо, словно старалась утешить.

— Ты любил ее, да?

Гэвин неопределенно пожал плечами:

— Я был молодым идиотом. Наверное, я действительно считал, что влюблен.

— И она тебя любила. И до сих пор любит. Мне кажется, она сейчас жалеет, что послушалась родителей и предпочла тебе Кингсли.

— Если так, то это глупо.

— Почему? — удивилась Кристабель.

— Этот мир создан для мужчин. Женщины могут чего-нибудь добиться, лишь удачно выйдя замуж. Я никогда бы не смог дать ей того положения, которое она получила, став женой Кингсли. Она была бы просто миссис Берн, женой незаконнорожденного ирландца. А сейчас она леди Кингсли, жена ирландского лорда.

— Какое это имеет значение? — недоумевала Кристабель.—Вы любили друг друга, а для женщины любовь должна быть превыше всего.

— Тебе-то, кажется, это не принесло особого счастья? — Кристабель посмотрела на Гэвина так, словно он ее ударил. Берн мысленно выругал себя за свой несдержанный язык. — Прости, детка, я зря это сказал.

— Почему же? Это правда. — Кристабель отодвинулась и легла, повернувшись к Гэвину спиной. — Я любила Филиппа, а он растоптал мою любовь. Наверное, ты прав.

Наверное, выбирая мужчину, женщина должна думать о более практичных вещах: о деньгах, о положении… — Кристабель понизила голос почти до шепота: — Или о том, хороший ли он любовник.

Еще вчера Гэвин был бы счастлив услышать такие слова, а сейчас ему показалось, что он украл у Кристабель что-то очень ценное. Возможно, эту ее смешную и наивную веру в благородство, красоту и… да… и в любовь.

Он снова выругался про себя. Нет, не так. Все это украл у Кристабель Хавершем, а Гэвин лишь продолжил образование, начатое мужем.

Эта мысль ему не понравилась.

— Берн? — позвала Кристабель. Гэвин притянул ее к себе:

— Что, детка?

— А что теперь будет?

— О чем ты? — спросил Гэвин, изобразив на лице недоумение.

— Снами.

Гэвин еще крепче прижал Кристабель к себе. — Будем радоваться друг другу, — нежно прошептал он ей на ухо, — спать вместе, играть в вист и…

— Я спрашиваю: что будет потом? Когда это кончится?

— Все будет так же. Ты останешься моей любовницей.

— Надолго? — спросила Кристабель, помолчав минуту. Черт бы подрал эти вопросы! Почему женщины так любят задумываться о неизбежном финале?

— Настолько, насколько мы оба захотим.

— Но, Берн…

— Хватит. — Гэвин закрыл Кристабель рот ладонью. — Предоставь всему идти своим ходом. Разве это так трудно? — Кристабель подняла на него глаза, в которых блеснули слезы, и согласно кивнула. — Ну и отлично.

Гэвин убрал руку с ее губ и наклонился, чтобы поцеловать, но Кристабель отодвинулась от него и спросила:

— Сколько сейчас времени?

— Не знаю, полпятого. Пять. А что?

— Пора идти за письмами.

Какое-то мгновение Гэвин думал, что Кристабель имеет в виду его «французские письма», потом понял, о чем она говорит.

Видимо, с ним действительно происходит что-то странное, если он забыл о главной цели своего пребывания в доме Стокли. Вот что случается, если позволить женщине занять слишком много места в своей жизни.

Гэвин достал часы:

— Почти пять. Вот-вот встанут слуги.

— Подождем, пока они закончат уборку в общих комнатах, и попробуем поискать в кабинете и библиотеке, пока все еще спят.

— Возможно, — ответил Берн уклончиво. Он мало верил в возможность отыскать письма в огромном доме Стокли. Скорее всего они достигнут своей цели, предложив этому прохвосту сделку. Нет, он один достигнет своей цели. Гэвин не отказался от мысли самому использовать письма. В итоге Кристабель не должна пострадать: получив от Принни все, что ему причитается, он вернет ей ее собственность.

Но предлагать Стокли сделку можно, только зная, что содержится в письмах и какова их ценность. Гэвин прижался губами ко лбу Кристабель:

— Сколько там писем? — Поцелуями он проложил дорожку вокруг уха, пощекотал его кончиком языка, подождал, пока у Кристабель участится дыхание. — Какого размера эта пачка, которую мы ищем?

— Я… не знаю. Десять… двадцать… небольшая. Положив руку Кристабель на грудь, он стал ласкать пальцами набухший сосок.

— Они связаны чем-нибудь? Шнурком или лентой?

— Желтая… лента… кажется.

— Наверное, это письма твоего отца к кому-то. К другу? К самому принцу?

Кристабель замерла, а потом резко оттолкнула от себя Гэвина:

— Ты специально распаляешь меня, чтобы узнать о письмах.

Будь проклята ее сообразительность! И недоверчивость!

— Я специально распаляю тебя, но мне наплевать на письма.

—Лжец. — Кристабель смотрела на Гэвина укоризненно. — Хотя это тебе все равно не поможет. Старайся сколько хочешь, я ничего не скажу.

Сейчас-то уж точно не скажет. Гэвин посмотрел на Кристабель с улыбкой:

— А распалять тебя тоже нельзя?

Огонь, блеснувший в ее глазах, был красноречивее всяких слов.

— Нам надо поспать, — проговорила Кристабель неуверенным тоном.

Гэвин прижался лицом к ее груди и языком коснулся соска. Кристабель тихо ахнула.

— Мы еще успеем выспаться, — прошептал Берн и добавил: — Я сейчас вернусь.

Однако когда, найдя «французские письма», он опять вернулся к кровати, Кристабель уже спала. Значит, с любовью придется подождать. Гэвин с досадой бросил «французские письма» на ночной столик. Ну ничего, еще есть утро. И следующая ночь. И следующая.

Надолго? Гэвин отмахнулся от дурацкого вопроса.

Через три дня после того как, наплевав на всякую осторожность, Кристабель стала настоящей любовницей Берна, она сидела в своей комнате за туалетным столиком и стоически терпела ежедневное утреннее причесывание.

— О-ой! — не выдержала она, когда Роза слишком сильно дернула спутавшуюся прядь. — Ты убить меня хочешь?

— Так приходится расплачиваться за чересчур горячего любовника, — философски заметила горничная и ухмыльнулась, глядя на отражение хозяйки в зеркале. — Небось всю ночь не дает вам спать, потому и волосы так путаются.

— Ну, не всю ночь. — Но все-таки достаточно часто для того, чтобы волосы безнадежно запутались. И сердце тоже.

Кристабель глубоко вздохнула. Хуже всего то, что она ничего не понимает. Ночью, когда они с Берном занимаются любовью, она почти верит в то, что он любит ее. Он бывает так нежен и внимателен, так умеет угадывать ее желания и дарить наслаждение. Тогда она начинает думать, что значит для него больше, чем он готов признать.

Но когда они играют в вист вместе с другими гостями или рыскают по дому в поисках писем, Берн становится совсем другим — пугающе расчетливым, холодным и безжалостным. И это превращение каждый раз приводит Кристабель в отчаяние.

Обернув прядь волос вокруг руки, Роза пыталась быстрыми движениями щетки расчесать запутавшиеся кончики.

— Вам здорово повезло, что вы здесь с мистером Берном, а не с одним из других дураков. Он молодец не только в спальне, но и за карточным столом. Вот увидите, вы с ним еще выиграете целое состояние, которое вам очень даже пригодится.

— Не уверена, что хочу получить состояние таким способом.

— Обыгрывая идиотов вроде этого лейтенанта Маркема? Этот парень ходячий позор армии — и он, и его фаэтон, и его ужимки. Вы должны радоваться, что вместе с мистером Берном выиграли у него все до последнего пенса. И даже фаэтон.

— Возможно. — Прошлой ночью Кристабель с Берном в первый раз оказались партнерами, и она еще раз смогла убедиться в его абсолютной безжалостности. — Но все-таки Берну не стоило подбивать Маркема ставить на кон лошадей и коляску. В этом не было никакой необходимости.