— Я и не говорю о деньгах.

Кристабель подняла на Берна глаза и обнаружила, что он смотрит на нее с таким загадочным выражением, перед которым не смогло бы устоять ни одно женское сердце. Даже ее. Удары пульса стали намного чаще.

— А о чем вы говорите?

Берн молча поднялся, подошел к двери и закрыл ее на задвижку. По спине Кристабель пробежал холодок.

— Вам придется рискнуть своей одеждой.

Берн подошел к стулу, на котором сидела Кристабель, положил на стол колоду и, нагнувшись, прошептал ей в самое ухо, касаясь его губами:

— Сыграем в «порочный вист».

Сердце Кристабель бешено заколотилось. Берн вернулся на свое место.

— Надеюсь, это кардинально улучшит вашу игру.

— Я не собираюсь… Я никогда…

— Что? Боитесь проиграть?

— Конечно! Вы опытный игрок, а я новичок. Разумеется, я проиграю, — попыталась отказаться Кристабель.

Потянувшись через стол, Берн взял колоду и начал тщательно ее тасовать.

— Никаких «разумеется» в висте не бывает. Если вы сосредоточитесь и постараетесь запоминать карты, у вас есть хороший шанс. Уверен, что вам гораздо легче будет сосредоточиться, если вы будете помнить о том, что в случае проигрыша придется предстать передо мной обнаженной.

«Обнаженной». Кристабель затрепетала от этого слова. Ей хватило сегодняшнего утреннего испытания, когда она стояла перед Берном полуодетая, а он спокойно разглядывал ее, заставляя краснеть, как глупую девочку. Но если придется оголить перед ним грудь, живот и… и…

— Нет, — твердо ответила Кристабель. — Вы хотите соблазнить меня.

Берн цинично усмехнулся:

— Это было бы приятным завершением вечера, но ведь вы уже заявили, что как мужчина я вас не интересую. Вряд ли что-либо изменится, если на одном из нас не будет одежды.

Кристабель посмотрела на Берна с подозрением:

— Послушайте, я ведь не дура.

— Нет, но вы уверяете, что не находите меня привлекательным. Или вы передумали и теперь боитесь, что, увидев меня обнаженным, не сможете уберечь свою добродетель?

— Не смешите меня, — бросила Кристабель, но идея увидеть голого Берна в своей гостиной прочно засела у нее в голове. Если она выиграет — что, конечно, маловероятно, — то отомстит ему за все утренние издевательства, за то, что ей пришлось стоять перед ним в одном корсете и сорочке.

— У вас уже есть большое преимущество, — убеждал ее Берн. — На женщинах всегда гораздо больше одежды, чем на мужчинах. А если вы проиграете, вам надо будет только незаметно пробраться наверх в спальню, а мне придется возвращаться домой в открытом кабриолете в одном коротком пальто и шляпе.

Эта нелепая затея нравилась Кристабель все больше.

— Звучит соблазнительно.

— Я еще облегчу вам задачу. — Берн продолжал тасовать колоду. — Я дам вам фору в четыре предмета. Так что ваше стартовое преимущество станет еще больше. Вы разденете меня с легкостью. Если, конечно, будете хорошо играть.

— Вы станете жульничать, — продолжала сомневаться Кристабель.

— Я никогда не жульничаю. Мне это и не понадобится, если вы будете играть, не думая о стратегии.

Черт бы побрал этого Берна. Он ни минуты не сомневается в своем выигрыше. Но неужели она не сможет победить его, если постарается?

— А если я откажусь? — спросила Кристабель.

— Решать вам. — Наклонившись через стол, Берн протянул ей колоду. — Но подумайте вот о чем: чем больше одежды вы снимете, тем труднее мне будет сосредоточиться. Вы на самом деле можете выиграть. — Его вкрадчивая улыбка искушала Кристабель. — А ведь вам очень этого хочется.

Кристабель молча взвешивала все «за»^ «против». Ей не хотелось прекращать урок, пока она не докажет Берну, что на что-то способна. Но соглашаться на это непристойное предложение, конечно, было бы полным безумием. Вспомнить только, до чего довели Берн и ему подобные бедного Филиппа.

Но разве не станет от этого победа еще приятнее? И разве не хочется ей гордо выйти из гостиной, унося с собой одежду Берна? И наблюдать в окно, как он садится в экипаж в одном пальто и шляпе? Какая сладкая месть!

— Снимите карты, Кристабель, — прошептал Берн. Он уверен, что выиграет. Ха! Еще посмотрим. Кристабель сняла карты и вернула Берну колоду.

— Вы говорили, что дадите мне фору перед началом? Начинайте раздеваться.

— Охотно.

Берн встал, обошел стол и, достав из кармана сюртука пистолет, вручил его Кристабель:

— Это, кажется, ваша вещь, мадам? Кристабель быстро выхватила оружие из его рук:

— Теперь у меня одной вещью больше на случай проигрыша.

— Оружие не считается, помните?

— Ах да. — Кристабель положила пистолет на соседний стул.

Вынув часы, Берн передал их ей. За часами последовали сюртук и жилет. Кристабель почувствовала тревогу, когда увидела, что Берн расстегивает рубашку.

— Разве не удобнее сначала снять галстук?

—  — Я могу снимать одежду в любом порядке. Таковы правила.

— О! — Кристабель не была готова к тому впечатлению, которое произведет на нее вид обнаженного мужского тела. Она испуганно отвернулась, когда Берн начал вытаскивать воротник рубашки из-под тугого галстука. — А у этой дурацкой игры есть еще какие-нибудь правила, о которых мне надо знать?

— Любой предмет одежды или украшение соответствует одному очку. Мои часы, например, или каждая ваша серьга, — Берн хитро улыбнулся, — если бы они у вас были.

Черт! В следующий раз она непременно наденет украшения.

Берн начал расстегивать рукава.

— В остальном — обычные правила. Тринадцать взяток в партии. За каждую взятку сверх шести начисляется по два очка. — Вытаскивая сорочку из тесного пояса панталон, Берн не спускал с Кристабель насмешливого взгляда. — И за каждое очко выигравший получает один предмет одежды проигравшего.

Одним движением Берн стащил с себя рубашку. Кристабель изо всех сил старалась оставаться равнодушной, но это оказалось невозможным. Хотя часть груди Берна еще была прикрыта галстуком, она не могла не заметить скульптурной мускулатуры рук и широко развернутых сильных плеч. Шелковистые рыжеватые волосы кудрявились вокруг сосков, спускались к пупку и тонким ручейком убегали за пояс панталон.

Панталон, которые заметно топорщились спереди. Вспыхнув, Кристабель поспешно перевела взгляд налицо Берна. Он смотрел на нее и откровенно усмехался.

— Если хотите увидеть больше, вам надо всего лишь выиграть мои панталоны и кальсоны.

— Я… я не хотела, — пробормотала Кристабель, — я не…

— Ну разумеется, нет, — вкрадчиво произнес Берн, опуская рубашку ей на колени. — Четвертый предмет. Желаю вам выиграть все остальное.

Сердито схватив рубашку, Кристабель хотела бросить ее в общую кучу, но замерла, уловив ноздрями запах — смесь пряного масла и мускусного мужского запаха, от которого она уже успела отвыкнуть.

Она едва не застонала и с трудом поборола в себе желание прижать рубашку к лицу и вдохнуть ее аромат. Берна это, несомненно, порадовало бы. Решительно отложив рубашку в сторону, Кристабель повернулась к Берну:

— Сдавайте, сэр.

К своей радости, она выиграла первую партию, хотя и всего с одним очком. Берн при этом не выглядел огорченным. Он спокойно достал из галстука рубиновую булавку и положил на стол между ними.

Кристабель неуверенно присоединила булавку к прочим трофеям.

— Она ведь дорогая? Вам не жалко ее? — Кристабель перетасовала колоду и передала ее Берну.

Усмехнувшись, он снял карты и вернул колоду Кристабель.

— Не волнуйтесь, я никогда не рискую тем, с чем мне жалко расстаться.

— Еще одно правило? — Кристабель начала сдавать.

— Вот именно. Только дурак проигрывает в карты последнее.

Чуть позже Кристабель вспомнила это правило и порадовалась, что игра идет не на деньги. Следующая партия обернулась для нее полным разгромом. Берну достались все взятки, кроме одной. Черт бы его побрал!

Собирая разбросанные карты, он следил за Кристабель блестящими глазами.

— Шесть очков. Это значит шесть предметов…

— Я знаю, что это означает. — С чем же она может расстаться с наименьшим ущербом для достоинства?

Вдруг Кристабель осенило. Пряча улыбку, она достала из прически одну шпильку, положила ее на стол и потянулась за следующей.

Берн подскочил на стуле и громко возмутился:

— Протестую! Шпильки не считаются.

— Очень даже считаются. Вы сами говорили: «Предмет одежды или украшения». Вы же посчитали свою булавку для галстука. А какая разница?

Сердито глядя на Кристабель, Берн резкими движениями тасовал колоду.

— У вас их, наверное, штук двадцать.

— Если не больше, — насмешливым тоном ответила Кристабель, доставая очередную шпильку.

И тут она обнаружила, что тяжелый узел волос, лишившись заколок, начал распадаться. Несколько шпилек упали на пол, и Кристабель поспешно подхватила копну волос, чтобы сохранить остальные.

Берн с усмешкой наблюдал за ней.

— Вы не сможете играть в карты и одновременно поддерживать прическу.

Кристабель осторожно опустила руки, но все-таки потеряла еще две шпильки.

— Одна из них пойдет в зачет этого проигрыша, а остальные оставлю для следующих.

— О нет, милая крошка, — голос Берна стал низким и хрипловатым, — так не пойдет. Упав на пол, шпильки перестали быть одеждой или украшением. А то вам придет в голову расплачиваться кусочками грязи, падающими с ваших башмаков.

— Но…

— Это элементарная логика, — твердо проговорил Берн.

— Пошли вы к черту со своей логикой, — пробормотала себе под нос Кристабель, доставая из прически еще одну шпильку и швыряя ее на стол.

После этого игра стала гораздо серьезнее. Кристабель старалась действовать так, как учил ее Берн: сдерживать злость и запоминать каждую карту, выложенную на стол.

Ее усилия не прошли даром — к концу последней игры роббера она уже выигрывала два очка.

— Ха! — Кристабель эффектно выложила последнюю карту и заработала еще одно очко. — Получайте, бессовестный мошенник! — Она торжествующе откинула назад голову, уронив при этом последние шпильки. Но это ее уже не беспокоило. Они ей больше не нужны. Она побьет Берна и без них.