Остальная часть ужина прошла в том же духе: синьора решала, что именно и в каком количестве должна есть Фредерика, и ни один человек за столом не противоречил ей, словно между ними существовало молчаливое согласие всячески ублажать старую женщину. Еда, однако, не была заурядной. Каждое блюдо было великолепным. Но в конце концов ужин закончился, разговоры смолкли, и леди поднялась из-за стола. Синьора взяла свою трость и стукнула ею в пол. Все головы повернулись к ней.

Она взглянула на Веденхайма.

— Свой портвейн, мой внук, вы будете пить в курительной комнате, — сказала она. И это звучало не как просьба.

Веденхайм чуть улыбнулся уголком губ.

— Разумеется, мэм, как вам будет угодно.

Старая женщина не удостоила его ответом, она повернулась и направилась к двери. Веденхайм жестом приказал лакею отнести графин и поднос с бокалами в соседнюю комнату, поэтому Бентли вскочил, чтобы открыть дверь синьоре.

На пороге, однако, старая женщина остановилась и обратилась к нему.

— Заколдованный рыцарь, — прошептала она. — Вот мы и встретились снова. У нас осталось одно не доведенное до конца дельце, не так ли?

Бентли лениво улыбнулся:

— Какого рода дельце, мэм?

Старая женщина лукаво посмотрела на него.

— Пойдем-ка в библиотеку. Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Если хочешь, захвати с собой свой портвейн. Я даже настаиваю на том, чтобы ты это сделал.

Десять минут спустя Бентли, прихватив с собой бокал портвейна, уже шел в слабо освещенную библиотеку. «Будь я проклят, — думал он, пока его глаза привыкали к сумраку, — если знаю, какого черта я впутался в эту историю!»

Она была уже там, эта чокнутая посланница ада, этот демон от виноторговли. Она устроилась в темном углу, словно паучиха «черная вдова», поджидающая свою жертву. Бентли был знаком с синьорой Кастелли. Раз или два ему приходилось встречаться с этой внушающей суеверный страх старой женщиной, но он решительно не знал, что ей было нужно от него сейчас.

Синьора сидела в напряженной позе за маленьким столиком, одетая, как всегда, в черные шелка. Ее шею украшало тяжелое золотое распятие, висевшее на нитке черного янтаря, в ушах были серьги из рубинов размером с ягоду малины.

— Подойди ближе, рыцарь, — тихим хриплым голосом приказала она. — Я стара, и зрение мое слабеет. Но ты такой красивый мужчина, что даже мне хочется как следует полюбоваться тобой.

— Всегда готов доставить удовольствие дамам, — небрежно ответил он.

Старуха, услышав это, хихикнула.

— Что правда, то правда, — согласилась она. — И в этом половина твоей проблемы.

Бентли рассмеялся и пересек комнату, подойдя к столу, где сидела синьора. В камине горел огонь, но его пламя почти не освещало комнату. Синьора смотрела на него, и одна половина ее лица была освещена пламенем, а другая оставалась в тени. Бентли сел, а она придвинула к себе единственную свечу, отчего на ее лице заметались жутковатые тени. Потом она взяла со стола сверток, завернутый в черную ткань, развернула его и достала толстую колоду старых потрепанных карт.

— Э-э, нет, — запротестовал Бентли, отодвигая свое кресло. — Нет, синьора. Вы сегодня пригласили сюда не того мужчину. У меня нет желания заглядывать в будущее.

Старуха усмехнулась.

— Понятно. Потому что ты боишься его, рыцарь, — пробормотала она, вставая из-за стола и подходя к камину. — Мы все боимся — если достаточно дальновидны.

Бентли встал.

— Право же, синьора Кастелли, — взмолился он. — Я ценю ваше благородное намерение, но дальновидностью я не отличаюсь, так что предпочитаю получать от жизни сюрпризы.

Ее лицо приняло суровое выражение.

— У твоей жены три месяца беременности, рыцарь, — отчеканила она. — В твоем браке не все идет гладко. А что касается сюрпризов, то, я бы сказала, их у тебя хватит на целую жизнь.

Бентли почувствовал, как сердце у него вдруг замерло от страха. Синьора, как всегда, знала то, что вовсе ее не касалось. Если о состоянии его брака можно было без труда догадаться, то относительно беременности его жены знали немногие. Интересно, что еще она знала? Он вдруг почувствовал себя очень неуютно в ее присутствии.

«Но ведь она всего лишь чудаковатая старуха», — напомнил он себе. Кэм, наверное, рассказал Кэтрин о состоянии Фредерики, а Кэтрин сказала об этом синьоре. И ничего в этом нет загадочного. Он взглянул на нее. Она стояла у камина, повернувшись к нему согнутой от возраста спиной.

— Почему бы вам не пойти в гостиную и не погадать кому-нибудь из присутствующих леди, мэм? — предложил Бентли. — Уверен, что Хелен, например, это бы очень заинтересовало.

Старуха пренебрежительно взглянула на него через плечо, достала из кармана бумажный пакетик и высыпала его содержимое в огонь. Оперевшись на каминную полку, она так низко наклонилась над пламенем, что Бентли испугался, что она упадет в огонь. Уголь зашипел и стал потрескивать. Пошел белый дым, который, свиваясь спиралью, зазмеился к дымоходу. Синьора Кастелли наклонилась еще ниже и сунула в струю дыма колоду карт.

Бентли сорвался с места и оказался рядом с ней.

— Боже милосердный, синьора! — вскричал он. Держа ее за талию, он выхватил из огня ее руку. — Надо быть осторожнее!

Старуха рассмеялась ему в лицо. Схватив за запястье, Бентли стал осматривать ее руку, поворачивая то так, то этак. Как ни удивительно, пламя не подпалило даже черное кружево на ее манжете.

— Ну как, заметили ожоги? — усмехнулась она. — Думаю, что нет.

Бентли отпустил ее руку и осторожно взял ее под локоть.

— Вам повезло, синьора, — сказал он, сопровождая ее к креслу. — Что, черт возьми, вы собирались сделать?

Синьора с усилием опустилась в кресло.

— Карты следует очистить, — прошептала она, бросая взгляд через плечо. — Только так можно добиться ясного видения.

Бентли вернулся на свое место.

— При всем моем уважении к вам, мэм, мне все это кажется абсолютным вздором.

Синьора Кастелли указала на него костлявым пальцем.

— Тебя и без того окружает уже немало зла, — заявила она. — И не тебе отказываться, когда кто-то предлагает разложить на тебя карты. — С этими словами она шлепнула на стол колоду карт. — Прикоснись к картам, погладь их и настройся на невидимое.

Бентли умудрился даже подмигнуть ей.

— Синьора, мне всегда больше везет, если карты тасует прекрасная женщина. Начинайте, ну что же вы?

Старуха что-то проворчала.

— Какой же ты трус! — возмутилась она. — Красивый и трусливый англичанин, который боится узнать будущее! Ну же, смелее! Подумай о женщине и ребенке! Сними колоду трижды налево левой рукой! — скомандовала она.

Позднее Бентли не смог бы объяснить, что с ним приключилось, но его пальцы стали действовать сами по себе, словно принадлежали не ему, а кому-то другому. Он и опомниться не успел, как снял эти проклятые карты. Левой рукой. Налево.

— Вот, — проворчал он, закончив.

Старуха снова смела со стола карты и перетасовала их на удивление проворными пальцами. Мастерски орудуя картами, она выложила два ряда по десять карт и крест из шести карт. Бентли с некоторым интересом наблюдал за этими манипуляциями. Он уже видел эту салонную игру, а однажды даже позволил ей погадать ему. Каждый раз карты раскладывали по-другому. На сей раз это было нечто совершенно странное.

Методично переворачивая карты верхнего ряда, она мельком взглянула на него.

— Мы заглянем только в настоящее и будущее, рыцарь, — пояснила она. — Прошлое нам известно. Слишком хорошо известно, не так ли?

— Как вам будет угодно, мэм, — сказал Бентли, поудобнее устраиваясь в кресле.

Что-то проворчав, старуха переворачивала карты верхнего ряда, время от времени тыча пальцем в одну из них и что-то бормоча себе под нос. Потом она принялась медленно переворачивать карты нижнего ряда. Лицо ее постепенно бледнело, рука задрожала. Проклятие! Бентли надеялся, что старуха не доведет себя до сердечного приступа. Де Роуэн, или Веденхайм, или как там еще он себя называл, снимет ему голову с плеч, если его драгоценная бабуся из-за Бентли протянет ноги.

— Странно, очень странно, — удивилась синьора. — Независимо от моей воли твое прошлое, истекая кровью, марает ею твое настоящее. — Она закончила открывать карты нижнего ряда. Бентли заметил, что некоторые карты оказались перевернутыми. Он знал, что обычно это означало плохие новости. Удивительно, как запоминаются подобные пустяки. Синьора перешла к выложенному кресту. Открыв верхнюю карту она с удовлетворением прошептала: — Отлично!

Бентли взглянул на карту. На ней был изображен Заколдованный рыцарь. Рисунок выгорел и был едва различим, но это не имело значения. Он видел его раньше. Средневековый воин с обнаженным мечом, одетый в красную тунику, сидит на белом коне, которого изо всех сил старается сдержать. Его лица не видно, а тело прикрыто массивным щитом.

Она потыкала в карту кончиком пальца.

— Белый конь означает чистоту и дар предвидения, — загадочно произнесла она. — И говорите высоких помыслах личности, стремящейся стать лучше и духовнее. Однако красная туника на всаднике, а также первая карта здесь, — она прикоснулась к карте в верхнем ряду, — они говорят о том, что вы боретесь с грехом, мистер Ратледж. И что за этим щитом вы пытаетесь скрыть свою истинную натуру.

Бентли натянуто усмехнулся.

— Не знаю, как насчет высоких помыслов, мэм, — заявил он в ответ, — но в том, что касается греха, вы недалеки от истины.

— Ах, рыцарь, вы такой храбрый и такой глупый. — Она открыла следующую карту — семерку пик. — Импульсивные действия теперь опасны, — прошептала она как будто сама себе. — Ты выжидал. Но эта карта, она sottosopra…

— Перевернута?

— Да, вижу, что ты хорошо все запомнил, — кивнула она, прикасаясь к козырной карте, лежавшей рядом. — Вместе они означают человека, имеющего власть. Человека, которого ты, возможно, боишься. Или боишься утратить его уважение. Это не совсем ясно! — Она быстро открыла еще две карты. — А-а, ты боишься возмездия. Зуб за зуб, как выражаетесь вы, англичане.