— Княгиня чрезвычайно разборчива в знакомствах, — пояснил Гейбриел так важно, словно носил титул великого герцога.

— Да-да, конечно, — поспешно отступил лорд Димсдейл. — Я вовсе не хотел показаться вам навязчивым, ваша светлость.

Мисс Долтри услышала удаляющиеся шаги и вздохнула с облегчением, но в эту минуту донесся голос Элджи:

— В этой накидке тетка выглядит как настоящее пугало. Почему никто не скажет ей, что монахиням место не в замке, а в монастыре?

Дьюберри, видимо, что-то возразил, и лорд Димсдейл попытался оправдаться:

— Я всего лишь хочу сказать, что она напоминает мне одну зловещую старуху с косой. Можно детей по ночам пугать.

Рука принца заметно задрожала.

— Прекратите смеяться! — зашипела Кейт.

— Не могу! — пробормотал Гейбриел сдавленным голосом. — Знакомиться с родственниками вредно. Страдает amour propre.

— Что это значит? — не поняла Кейт. — Мы уже пришли?

— Осталось только подняться по лестнице. — Гейбриел крепче сжал ее руку. — «Amour ргорге» — это «самолюбие». Тот факт, что лорд Димсдейл украшает своим присутствием генеалогическое древо, существенно снижает самооценку.

— Отлично, — заключила Кейт. — Впервые в жизни Элджи принес хоть какую-то пользу.


Глава 30

На вершину круглой башни вела узкая каменная лестница; ступени змеей вились вдоль стены. Кейт шагала осторожно, стараясь не наступить на длинную вуаль, но даже в эту минуту не переставала корить себя за легкомыслие.

Интуиция подсказывала, что Гейбриел твердо решил ее соблазнить. Но зачем же, зачем она так послушно, шаг за шагом, поднимается в его берлогу? Неужели для того, чтобы, подобно сестре, опозорить память отца и оказаться в интересном положении, но не замужем?

Впрочем, память отца опозорить трудно, напомнила она себе. Для этого он сам сделал все, что можно. От одной лишь мысли о его похождениях, а главное — об изменах матери, в ее душе рос протест.

А она всего лишь посмотрит на древний кувшинчик. И позволит Гейбриелу ее поцеловать. Все, больше никаких вольностей. Даже несмотря на безумную влюбленность — к чему себя обманывать?

Поклонниц у принца хоть отбавляй, а потому, чтобы не лить воду на мельницу его тщеславия, ни в коем случае нельзя показывать истинные чувства. Поэтому, скинув вуаль, Кейт постаралась придать лицу беззаботное выражение, как будто считала визит к джентльмену самым обычным делом.

Как будто джентльмены регулярно собирались осыпать ее горячими поцелуями и единственное, что защищало добродетель от страстных порывов, — это ее железная воля.

Железная воля помогла вынести семь лет тяжкого труда, унижений и горя, так что опасаться этой встречи вряд ли стоило.

— Какая чудесная комната! — воскликнула Кейт осматриваясь. Снаружи две башни замка выглядели круглыми и широкими, как колпаки пекарей, но внутреннее пространство оказалось наполнено светом и воздухом. — Вы даже застеклили окна. — Она с интересом подошла ближе.

— Когда я сюда приехал, стекла здесь уже были. — Гейбриел остановился рядом.

— И вид прекрасный, — продолжила Кейт.

Замок располагался на вершине небольшого холма. Окно, в которое она смотрела, выходило на обширный, безупречно подстриженный газон, в дальнем конце которого живописно возвышалась старинная буковая роща.

— Сверху лабиринт кажется таким простым. — Кейт осторожно дотронулась пальцами до прохладного стекла. — А нам с Генри так и не удалось пройти его насквозь — заблудились и оказались вон там, возле клетки со страусом.

— Простой, но с секретом. Когда-нибудь покажу, как попасть в центр. — Гейбриел прислонился спиной к стене, но посмотрел не вниз, на лабиринт, а на гостью.

Его взгляд ласкал и одновременно настораживал; по спине Кейт неожиданно пробежал холодок.

Он не должен так смотреть. Циничные соблазнители так не смотрят. И не говорят ничего, что подразумевает иное время, кроме настоящего, и иное пространство, помимо замкнутого четырьмя стенами.

— Не могу задерживаться дольше пары минут, — предупредила Кейт не столько принца, сколько саму себя.

— Вам непременно понравится и другой пейзаж. — Гейбриел взял ее за руку и повел к противоположному окну. Отсюда открывался вид на дорогу — ту самую, по которой они с Элджи приехали несколько дней назад. Серая лента извивалась, огибая пригорки, и терялась в сиреневой дымке, где темные рощи встречали косые лучи предвечернего солнца.

— Как в сказке, — завороженно пробормотала Кейт.

— В той самой, где принц ждет у ваших ног? — Вопрос прозвучал легко, но чувственные нотки заставили насторожиться.

— По этой дороге уже едет княжна Татьяна, — напомнила Кейт.

Она отвернулась от окна и, почти не глядя, быстро пошла в глубину комнаты, однако скоро наткнулась на огромную резную кровать. Кейт отпрянула от нее, словно обжегшись, и зашагала в противоположную сторону.

— Что ж, может быть, быстренько поцелуемся, да и дело с концом? — предложила она.

— Еще рано, — возразил Гейбриел.

Кейт опустилась в изящное кресло, обитое бархатом кораллового цвета, старательно расправила юбку и подняла глаза. Игра, которую они вели, успела ее утомить: слишком сложна и к тому же подозрительно напоминает те изощренные беседы, в которые вовлекает своих кавалеров Генри.

— Вы задали один правильный вопрос, — заметила она. — Кто я?

Гейбриел сел напротив, ни на миг не отводя задумчивого взгляда.

— Я старшая дочь своего отца, Виктора Долтри. Он, в свою очередь, был младшим сыном графа и владел прекрасным поместьем, которое получил от моей матери в качестве приданого. После маминой смерти он завещал все свое состояние моей мачехе, Марианне, а она сразу передала его своей дочери — Виктории.

— Значит, вы вовсе не внебрачный ребенок, — заключил принц.

— Нет. Мои родители состояли в законном браке.

— И ваш дедушка был графом.

— При этом у меня почти ничего нет, — пожала плечами Кейт. — Семь лет назад, после смерти отца, Марианна уволила мою гувернантку и почти всех слуг. Зато я отлично знаю, сколько стоит хлеб, и мастерски штопаю чулки. А вот танцевать полонез не умею.

Гейбриел взял Кейт за руку.

— Как жаль.

— Надо было давным-давно уехать из дома, но не хотелось бросать слуг и арендаторов на милость Марианны. Я осталась, хотя мачеха уволила даже управляющего. Меня уволить она не могла, хотя, наверное, сделала бы это с удовольствием.

Гейбриел поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Продолжайте.

— Все, больше рассказывать нечего. Сейчас я уже твердо решила уехать. Но мачеха сразу прогонит всех арендаторов, а им и без того нелегко живется: урожай в этом году неважный.

Принц молча кивнул.

— Та русская дама, которая к вам едет… она княжна?

Гейбриел опустился на пол возле ее ног.

— Да.

— Великий герцог Огастас по глупости и жестокости выбросил на улицу всех неугодных родственников, а вы их обеспечиваете. Да еще и замок содержите. Я хорошо понимаю, чего стоит подобная ответственность.

Гейбриел на миг прикрыл глаза, и длинные ресницы оказались совсем темными — цвета печали. С пронзительной грустью Кейт поняла, что никогда не сможет забыть этого удивительного принца.

Дело даже не в горячих как угли глазах, не в буйной шевелюре. Главное в нем — трогательная забота о старых дядюшках и тетушках, о чтеце, готовом предсказать судьбу по линиям на ладони, о зверинце, о страусе и даже о собаке — большой любительнице солений. Разве можно забыть его взгляды, его смех? А с какой трогательной заботой он очищал от плюща памятник маленькой девочки Мерри!

Ну и, конечно, никогда не забудется, как принц опустился на колени рядом, возле ее кресла. Пройдет много лет, она станет старой и седой, но, размышляя о долгой и (хочется верить) счастливой жизни, обязательно вспомнит этот миг.

— Если бы я не был принцем, вы вышли бы за меня замуж? — Вопрос прозвучал едва слышно. — Иными словами, если бы вы обладали тысячами фунтов, если бы поместье принадлежало вам, вы бы меня купили? Ведь именно это мне и нужно. Да, требуется женщина, которая решила бы, что я достоин назначенной цены, и согласилась бы ее заплатить. Брат нашел для меня такую в России.

— Не спрашивайте меня об этом, — шепотом ответила Кейт. — Когда-то моя мама купила моего отца, но он не подарил ей ни единого счастливого дня. Нет, я никогда не стала бы покупать мужчину.

Гейбриел склонил голову:

— Глупый вопрос. Простите.

— Но зачем же вы его задали?

— Известно ли вам, каково быть принцем? — Голова его снова поднялась, в глазах застыла печаль, а губы плотно сомкнулись. — Я не могу поступать так, как считаю нужным. Не могу быть тем, кем хочу. Не могу жениться по собственной воле.

Кейт молча слушала.

— С детства меня приучали превыше всего ставить честь и ответственность. Думаю, что Огастас не выдержал испытаний и тронулся умом. Да, он действительно глупец, но в то же время и страдалец. Груз оказался непосильным, и он сломался.

— Несчастный! — пробормотала Кейт.

— Хочу, чтобы хотя бы раз в жизни женщина увидела во мне не особу королевской крови, а простого человека. Такого же, как все остальные. — Слова с болью вырвались из его груди.

Кейт положила ладони на его лицо и не позволила продолжать.

— Тсс… — Она наклонилась, прикоснулась губами к его прохладным губам и на миг застыла в невинном поцелуе — такими обмениваются девушки, — но сильные руки принца сжали ее словно стальные обручи и она придвинулась еще ниже. Гейбриел целовал ее так сладко, что хотелось плакать, и в то же время страстные прикосновения языка рождали совсем другие чувства.