Аннализа подавила эмоции, сдавившие ее грудь, и заставила себя улыбнуться:

– Благодарю вас за помощь, сэр.

В ответ он учтиво поклонился:

– Рад вам помочь.

Карета двинулась, и Аннализа откинулась на плюшевые подушки, пытаясь разобраться в своих чувствах. Что это? Предательство? Горе? А может, ревность?

Нет, ничего подобного она не чувствовала. Это был страх. Непривычное, острое и ужасное чувство страха. Она-то представляла себе некое слабое создание, какую-нибудь итальянскую красавицу актрису, женщину, неравную Бэзилу по положению в обществе.

Аннализа позволила кучеру отвезти себя по адресу, названному братом Кассандры, и внесла книгу в дом встретившей ее на пороге женщины средних лет, показавшейся ей слишком суровой. Когда Аннализа назвала имя Гэбриела, хозяйка заволновалась, ее желтоватые щеки слегка порозовели, и Аннализа не смогла сдержать улыбки.

Они сидели в комнате, восполнявшей красоту, которой не хватало хозяйке, – ее основными цветами были ярко-красный и блестящий черный, дополненные кое-где медью и золотом. Это было очень чувственное место, а когда женщины начали читать и переводить стихи Бэзила, Аннализа поняла, что это превосходный фон для их занятия.

Если у нее и оставались еще какие-то сомнения, была ли именно Кассандра той женщиной, которая владела сердцем Бэзила, то стихи развеяли ее сомнения. Каждое слово было насыщено красками этой женщины – красновато-коричневым, рыжим и золотым оттенками ее волос и белизной ее лица. И хотя ни в одной строчке не говорилось о плотских радостях и вообще не упоминались женщины, в стихах было столько страсти, что Аннализа почувствовала, как горят ее уши.

– О Боже, – выдохнула переводчица, – все это так необычно!

Аннализа кивнула:

– Да, конечно.

В тот же миг она почувствовала, как ее переполнила ничем не выразимая радость от того, что все встало на свои места.

Да. Она любила их, они любили ее, они любили друг друга. Их жизни переплелись каким-то непостижимым образом. Аннализа не верила, что это простое совпадение. Существовала еще какая-то причина, и Аннализа должна была ее выяснить.


В этот вечер Кассандра забыла про чувство вины и печали и наслаждалась обществом человека, который бесповоротно изменил ее жизнь. Они гуляли по Хартворду, поднимались на холмы, и пересекали зеленые луга с овцами и наконец остановились на вершине холма под древним дубом, о котором говорили, что он волшебный. Бэзил уперся в него ладонями и присвистнул от восторга.

– Никогда не видел такого дерева!

– Когда я была маленькой, то думала, что оно живое и я могу услышать, как оно говорит.

– Прямо как кресло моего дедушки!

– А что оно говорило?

– Ой, не знаю, что-то теплое и нежное.

Кассандра запрокинула голову и посмотрела вверх.

Листва дуба была такой густой, что напоминала крышу, через которую пробивались лишь крошечные лучики солнца. Она опустилась на траву.

– Я думала, что если когда-нибудь убегу из дома, то буду жить здесь.

Бэзил тоже лег на траву лицом вверх. Его тело было далеко от нее, а голова настолько близко, что Кассандра чувствовала, как до ее уха дотрагиваются его локоны.

– Ты хотела убежать?

– Не особенно. Но в романах, которые я читала, побег напоминал увлекательное приключение.

– А я хотел убежать вместе с цыганами и танцевать всю ночь.

– Ты не написал стихов о цыганах, теперь тебе надо будет это сделать.

– Мм…

Кассандра знала, что Бэзил хочет спать так же сильно, как и она. Она закрыла глаза. Щебетали птицы, жужжали насекомые, она услышала раздавшийся издалека крик человека, который, наверное, работал на своем поле.

Бэзил говорил о мгновениях. Эти мгновения просто восхитительны! Она запомнит, как они с Бэзилом лежали в траве, его волосы касались ее уха, а одно его присутствие давало ей ощущение уюта. Кассандра порывисто протянула руку, их пальцы соединились, и они почувствовали то, что осталось недосказанным.

Не поднимая век, Кассандра представила себе сливы, а потом лишь их цвет. Бэзил провел большим пальцем по ее указательному пальцу. В ней всколыхнулось чувство любви, чистое, как утро, и каким-то образом приобрело оттенок сливы.

– По-моему, – сказала Кассандра, не открывая глаз, – Боккаччо очень понравились бы такие денечки.

Ответа не последовало, и Кассандра повернула голову, чтобы посмотреть, не заснул ли он. Бэзил не заснул. Его темные бархатистые глаза смотрели ей прямо в лицо. Они были спокойными, глубокими и полными любви.

Они пошевелились одновременно – она поднялась на ноги с бьющимся сердцем, а он высвободил свою руку. Кассандра отряхнула юбки, давая ему тем самым еще немного времени. За каждым поворотом их ожидали опасность и соблазн. Чувствуя новую потерю, Кассандра отвернулась, стараясь найти слова, чтобы отослать его обратно ради его же блага. Она чувствовала за спиной его теплое дыхание, хотя он и не дотрагивался до нее. Когда Бэзил говорил, его дыхание касалось ее шеи.

– Любимая, – нежно прошептал он ей. – Любимая любимая, моя единственная любовь.

– Не продолжай.

– Не могу, это самое правдивое из того, что можно сказать.

– Это не делает тебе чести.

– Значит, я больше не переживаю из-за нее так сильно.

Кассандра отрицательно покачала головой:

– Если бы это было правдой, я бы не любила тебя. А Бог свидетель, Бэзил, что я люблю тебя всем сердцем.

– Какая обыденная фраза!

– Она такая добрая, такая хорошая, такая… святая. А еще она красива, Бэзил, само совершенство. Как ты можешь разочаровывать ее?

Он прямо взглянул ей в глаза.

– Вчера вечером она поцеловала меня.

– И?

– Я почувствовал ее грудь и ее запах. Я делал все что мог, чтобы мне захотелось запустить пальцы в ее волосы и дотронуться до ее тела…

– Мне не нужно таких подробностей.

– Слушай, раз уж затеяла этот разговор. Аннализа красивая, добрая и… необыкновенная. Она мне нравится. Но, дотронувшись до нее, я почувствовал, что поцеловал сестру. Это испугало меня.

– Так будет не всегда.

– Наверное. Наверное, я смогу привыкнуть. Я хочу иметь детей. Я хочу делать то, что должен, и если бы ты не появилась тогда в моем мире, то все это было бы вполне терпимо. – Он покачал головой. – Но теперь это непереносимо, и я не знаю, как поступить, Кассандра. Я рассмотрел происходящее с разных сторон и вижу, что любое из решений означало бы беду для одного из нас.

Он медленно пропустил траву сквозь пальцы.

– Втроем мы затянуты в какую-то сеть. Я не могу оставить ее волкам, и мне невыносима мысль о том, что в моей жизни нет места для тебя.

– Это я отправила ее к тебе, – неожиданно призналась Кассандра. – Я приходила к ней, чтобы убедить ее стать тебе настоящей женой. Я сказала, что ей не надо бояться, что ты будешь с ней нежным.

– Ее не интересовал поцелуй.

Бэзил взглянул на пятна золотого и зеленого света у них над головами и нахмурился:

– Думаю, моя мать была права, когда волновалась за нее, и я не понимаю, почему Бог сотворил такой красавицей женщину, призванную служить ему.

– Но разве не все мы – прекрасные творения Божьи?

– Должны быть такими, но Аннализа была создана для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам, одному мужчине. Бог должен был знать об этом.

– Наверное, Бог хотел преподать мужчинам урок: нужно прекратить наживаться на внешних данных женщин.

Бэзил удивленно открыл рот. Кассандра не смогла сдержать улыбки.

– Ты никогда не думал об этом, – сказала она.

– Нет. Но ты, наверное, права. А если это так, то в чем состоит наш урок? Урок мне?

– Не знаю, – ответила она, – но какой-то урок должен быть и для нас.

– Я не религиозный человек. Я не люблю полагаться на уроки и судьбу.

– Но все началось с тебя, – сказала Кассандра, напоминая ему то, что он сказал до этого, – а теперь нужно все тщательно обдумать.

Бэзил смотрел, как свет отливает в волосах Кассандры красным и золотым, и пытался найти ответы. Урок состоял в том, что мир для Аннализы был потерян, что она хотела служить лишь Богу, поэтому Бэзил не мог защищать Божью собственность.

– Не знаю, что и ответить. Может, ты была послана мне, чтобы сказать, что я могу сочинять гораздо лучше, чем сочинял? Вот мой урок. Но что можно сказать о тебе?

Ее лицо просияло.

– Я научилась быть свободной, Бэзил. Я узнала, что, помимо моих родственников, на свете существуют хорошие, добрые и честные мужчины. Я научилась тому, что красота существует и в мгновениях.

Бэзил вздохнул.

– Я узнала, что занятие любовью может быть прекрасным.

– Хотел бы я, чтобы это было так, Кассандра.

– Боюсь, что мы проведем наши жизни, переписываясь и вспоминая эти мгновения, пережитые вместе.

Он сложил руки перед собой, чтобы не поддаться искушению и не дотронуться до нее.

– У нас будут дети от других людей, мы научимся быть счастливыми, но часть нашей жизни всегда будет существовать отдельно. При мысли об этом я прихожу в уныние.

– А может быть, это часть твоего урока – принимать данные мгновения.

– Я усвоил этот урок.

Внезапно посерьезнев, Кассандра шагнула вперед.

– В основном я не очень высокого мнения о мужчинах, мне не нужен муж, – над бровью у нее появилась легкая складка, – но мне бы тоже хотелось иметь детей. Пообещай написать мне о своих.

– Значит, это конец? Я вернусь в Италию с Аннализой, заведу с ней детей и буду писать тебе летними ночами?

– Думаю, мы оба знаем, что другого ответа не существует.


В тот час, когда день начал клониться к вечеру, Кассандра стояла с ним возле его лошади. Помня о том, что чересчур любопытные сестры могут наблюдать за ними из окон, Кассандра все время держала руки сцепленными за спиной. При расставании губы Бэзила исказились от страдания. Ей хотелось лишь одного – зайти в дом, лечь с ним в постель и лежать там всю ночь, занимаясь любовью, поглощая пищу и болтая.