Элоиза Джеймс - Ночь герцогини

Наверное, у него изменилось лицо, потому что он заметил обеспокоенный взгляд дочери.

– Не расстраивайся, папа, – ласково сказала Юджиния. – Ты никогда не останешься один... даю тебе слово. Когда я вырасту, у меня будет свой дом, и я заберу тебя к себе.

Боже милостивый, какой же он идиот! Нет... хуже, чем идиот! Он ведь любит Гарриет! А если он любит ее, то зачем позволил ей вернуться в свой пустой, одинокий дом, где ее никто не ждет, кроме одряхлевшего пса?

Даже если...

Джем, вздрогнув от неожиданно пришедшей ему в голову мысли, посмотрел на Юджинию – и вдруг понял одну вещь, настолько простую, что сам изумился, как это раньше не приходило ему в голову.

Постоянная боль в сердце, от которой у него, казалось, ныли даже кости, – это было гложущее его чувство вины. Он обвинил Гарриет в том, что она обманывала его. Но на самом деле обманщиком был он сам...

Он сам спроектировал Фонтхилл – и при этом даже не догадывался, что навело его на эту мысль. Он тщательно скрывал ото всех свое тайное горе – он до сих пор оплакивал сестру, чья жизнь оказалась сломанной из-за обстоятельств, предотвратить которые было не в его власти... А ведь она могла быть счастлива, выйти замуж, нарожать детей – Бог свидетель, она заслуживала этого, как никто другой! И он, идиот, примирился с этой потерей, любовь к сестре ослепила его настолько, что он даже не заметил, что атмосфера построенного им для Юджинии дома как две капли воды похожа на ту, в которой прошло его собственное детство.

Он допустил, чтобы тайная мальчишеская мечта заслужить одобрение отца испортила его характер, и это притом, что, став мужчиной, он должен был понимать, насколько порочным и безнравственным человеком был его отец, беспутный кутила, пьяница и греховодник. Он должен был понимать, что легкомысленное отношение отца к женщинам и стало причиной несчастья, исковеркавшего жизнь его единственной дочери.

Конечно, не в его силах было спасти всех этих несчастных, попавших в беду женщин, дать им крышу над головой, убежище, где они будут чувствовать себя в безопасности...

И если Гарриет согласится принять его таким, какой он есть на самом деле, он скорее умрет, чем станет снова участвовать в игре. Только бы она не отвергла его... И если чудо произойдет, если она скажет «да», то он с радостью сровняет с землей Фонтхилл – не оставит камня на камне от проклятого борделя, ставшего тюрьмой для его единственной дочери!

– Юджиния, – Джем смущенно кашлянул, – как ты думаешь, если мы с тобой поедем навестить Гарриет, она не выставит нас за дверь?

– Конечно, нет, папа, – ответила его рассудительная дочь.

Вместо радости Джема снова захлестнуло отчаяние.

Что, если она отвергнет его? Разве она сможет вот так просто принять его? Принять его таким, какой он есть – с этим его проклятым домом, его репутацией, его привычками и характером...

– Держу пари, Гарриет будет страшно рада снова увидеть нас, – невозмутимо продолжала Юджиния. – Я точно знаю, что ей ужасно не хотелось уезжать. И она очень переживала, что ей придется расстаться со мной. Понимаешь, папа, у нее ведь нет дочки, поэтому она чувствует себя очень одинокой.

– Знаю, малыш.

Гарриет призналась, что любит его – она сама сказала ему об этом перед отъездом. Она умоляла его – а он был настолько глуп и самонадеян, что швырнул это признание ей в лицо. Господи, какой он был идиот! Гарриет подарила ему самое драгоценное, что только есть в мире, – свою любовь... а он отверг ее.

У него вдруг появилось на редкость странное ощущение, словно, получив страшный удар по голове, он, наконец, обрел способность нормально думать. Он ведь любит Гарриет, любит по-настоящему. И, тем не менее, нанес ей такое оскорбление. Если еще остается шанс, что она согласится простить его...

Он сделает для нее все. Продаст этот дом, положит конец игре, навсегда распрощается с Грациями...

Потому что все эти жертвы ничто по сравнению с тем кошмаром, в который превратится его жизнь, если рядом с ним не будет Гарриет.

30 марта 1784 года

Поместье герцогов Берроу размерами ничуть не уступало Фонтхиллу. Конечно, может быть, прилегавшие к нему земельные угодья и были чуть поменьше, зато старинный каменный дом, окруженный столь же древним садом, прочно вросший в землю, был просто великолепен – рядом с ним Фонтхилл выглядел попросту наглым выскочкой.

Подскочивший лакей распахнул дверцу экипажа, и Джем, подхватив Юджинию на руки, поставил ее на землю. Потом они попросили доложить о себе.

Лакей пригласил их в гостиную, и они принялись ждать.

Прошло несколько минут. Юджиния, соскучившись, начала кружиться по комнате. Джем внезапно почувствовал, что от неуверенности его начинает подташнивать. Господи... на что он надеялся? – со страхом и тоской подумал он. Да ведь стоило только Гарриет вернуться в свое великолепное поместье и понять, какую глупость она едва не совершила, как она наверняка забыла, и думать о нем. Мужчина с подмоченной репутацией, плохой отец... разве он годится ей в мужья?

И вдруг, совершенно неожиданно для него, дверь распахнулась. На пороге стояла герцогиня Бомон, и рядом с ней... герцогиня Берроу. Две роскошные женщины – красивые, изящно одетые, в шелках и атласе.

Джем, держа Юджинию за руку, низко поклонился.

Потом поднял глаза и обомлел. Утонченная красота стоявшей перед ним Гарриет поразила его. В женском обличье она выглядела потрясающе – густые темные волосы подняты кверху и уложены венцом в изящную строгую прическу, из которой не выбивался ни один волосок. Удивительно, но сейчас, в женском платье, она казалась еще соблазнительнее, чем в те дни, когда носила брюки. Декольте открывало кожу цвета слоновой кости, а пышные юбки соблазнительно пенились вокруг ног.

Взгляды их встретились – в глазах Гарриет он не прочел ничего, кроме легкого любопытства, с которым хорошая хозяйка разглядывает невесть откуда свалившихся на ее голову гостей.

– Лорд Стрейндж, – вежливо сказала она, протянув ему руку для поцелуя. – Вы оказали мне честь. Я не ожидала, что вы так скоро вспомните свое обещание навестить меня. – После этого она повернулась к Юджинии, радостно улыбнулась ей и расцеловала в обе щеки.

Юджиния, повиснув на шее Гарриет, что-то украдкой шепнула ей на ухо.

– Ну конечно! – кивнула Гарриет. Будто забыв о его существовании, она взяла девочку за руку и направилась к дверям. – Ты хотела увидеть котят? Так они живут в амбаре. – Это было последнее, что услышал Джем, прежде чем за ними захлопнулась дверь.

Герцогиня Бомон предпочла остаться. Джем, чувствуя себя полным дураком, остался стоять посреди комнаты.

– Зачем вы приехали? – без обиняков спросила она. Джем ответил ей таким же прямым взглядом.

– Вам ведь все известно, да?

– Вы приехали за Гарриет. Вы не намерены позволить ей ускользнуть от вас. Я угадала?

– Ни за что на свете.

– Знаете, я с самого начала догадалась, что вы не такой дурак, чтобы упустить ее, – усмехнулась Джемма. – Подождите здесь. Я сейчас приведу ее.

Он сел в кресло и стал ждать.

Ждать пришлось долго.

Женская месть, подумал Джем. Наверное, решила наказать его, заставив томиться в ожидании. А может, ей просто нужно время, чтобы собрать все свое мужество и встретиться с ним лицом к лицу. Как ни странно, он ничуть не сердился. Удивительно было другое – вместо злости он испытывал какое-то странное умиротворение.

И поэтому терпеливо ждал.

Наконец она вернулась – войдя в гостиную, бесшумно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной.

– Юджиния принимает ванну. К несчастью, она наступила на кучку конского навоза и перепачкалась, – объяснила она.

Джем встал – в женском платье она была очень соблазнительна.

– Я приехал сказать, что люблю тебя.

– Знаю, – кивнула Гарриет и продолжала невозмутимо разглядывать его.

Джем лихорадочно искал, что сказать.

– Мне нравится твое платье, – наконец с трудом выдавил он. Выражение лица у нее было истинно герцогское – вежливо-равнодушное. – Только я не мог представить тебя с такой прической... ну, волосок к волоску, – сконфуженно пробормотал он.

– Сегодня утром я встречалась с судьей Трудером – мы разобрали в суде несколько не совсем обычных дел, – любезно сказала она.

– Понимаю.

– Хотя все административные дела герцогства, разумеется, находятся в юрисдикции государства, – добавила она. Джем украдкой, посматривал на нее – и в который раз, спрашивал себя, как он мог, быть настолько слеп, чтобы с первого взгляда не распознать в ней знатную даму? Одна ее осанка чего стоит! Высоко поднятая голова, прямая спина, надменно расправленные плечи – герцогиня до кончиков ногтей. Эта женщина достойна того, чтобы носить корону. И творить суд и расправу. – Впрочем, ты знаешь.

– Я совсем не это хотел сказать, – запинаясь, пробормотал он.

– Ничего страшного, – все с той же холодной любезностью бросила она, чуть заметно кивнув. – Люди часто говорят совсем не то, когда волнуются.

– Я хотел извиниться перед тобой, – произнес он.

Веки Гарриет слегка затрепетали, и Джем втайне возликовал – выходит, это ее спокойствие напускное и в действительности она тоже волнуется... может быть, даже не меньше его самого!

– Как я понимаю, ты приехал извиниться за те обидные слова, что наговорил мне, когда я рассказала тебе о титуле, который ношу, – продолжала она. – Уверяю тебя, я уже все забыла.

– Зато я помню – помню каждое слово.

– Я постаралась забыть все те ужасные вещи, которые ты сказал, ведь на глупцов не принято обижаться, – тщательно выговаривая каждое слово, отрезала она.