Элоиза Джеймс - Ночь герцогини

Его вдруг захлестнуло бешенство. Джем почувствовал это – и предпочел не оборачиваться.

– Ты видела во мне обычного богатого бездельника, приглашающего в дом всякий сброд, лишь бы не умереть со скуки. Зачем я тебе?

– Нет. Ты ошибаешься, Джем. Я видела в тебе человека благородного и великодушного, который не может указать на дверь тем, кому повезло в жизни меньше, чем тебе, вне зависимости от их положения в обществе и репутации; человека, готового отдать жизнь ради спасения собственного ребенка; мужчину, который слишком уважает память о покойной жене, чтобы пустить в свою постель кого попало – хотя желающих попасть туда за эти годы, наверное, было немало. – Голос ее дрогнул, но Гарриет, сделав усилие, взяла себя в руки. – Я видела в тебе человека, который... полюбил меня.

Джем резко обернулся.

– Но твой муж тоже любил тебя, разве нет?

– Муж? О да, любил.

– Но недостаточно сильно?

– Во всяком случае, не так сильно, как шахматы. Но он никогда не обманывал меня, так что я знала это с самого начала. Впрочем, ты... ты тоже был честен со мной. Просто мне исключительно везет по части умения находить мужчин, которые предпочитают мне игру. – Она криво усмехнулась.

– Уверен, в конце концов, ты найдешь мужчину, равного тебе по положению, – услышал Джем собственный голос.

Глаза Гарриет вспыхнули – но что это было, боль или ненависть, Джем не знал, поэтому молча распахнул дверь.

Он не собирался уходить – на самом деле это Гарриет покидала его.

Беда в том, что он недостаточно хорош для нее. И это притом, что всей правды о нем она не знала даже сейчас! Джем с горечью скривился. Его камердинеру было достаточно кинуть на него один-единственный взгляд, чтобы понять, что от него требуется. Бросившись к гардеробу, он выудил из шкафа костюм для верховой езды и буквально швырнул его в руки хозяину.

Джем пулей вылетел из дома, оседлал жеребца и, нахлестывая его, галопом понесся прочь. Он скакал по скользкой дороге, ненавидя Гарриет, ненавидя себя. Сердце его разрывалось от жалости к Юджинии. Господи помилуй, как он сможет ей все это объяснить?

Он с самого начала решил, что Гарриет станет его женой, вдруг с замиранием сердца понял Джем. Бессознательно он давно уже тешил себя мыслью о том, как окажет Гарриет честь, женившись на ней, – эдакий рыцарь на белом коне, явившийся, чтобы избавить бедняжку от горькой участи прозябать в деревенской глуши, сводя концы с концами на маленькой ферме, которую оставил ей покойный муж. Он мечтал, как поднимет ее до себя, окружит ее роскошью... идиот!

Выругавшись сквозь зубы, Джем ударил жеребца каблуками, и тот понесся стрелой, так что ветер засвистел в ушах.

Значит, он собирался подарить ей жизнь, полную роскоши? – подумал Джем. В холостяцком доме, обставленном аляповато-безвкусной мебелью, где вечно толкутся чужие люди и куда съезжаются картежники, чтобы принять участие в игре, тогда как его герцогиня скорее всего живет в замке.

Если бы он заплакал – чего никогда не делал, – слезы у него на щеках, наверное, превратились бы в льдинки...

18 марта 1784 года

Берроу-Хаус

Загородный дом герцога Берроу

Через два дня Гарриет уже была дома.

Финчли, камердинер герцога Вилльерса, собрал ее вещи – пока сама Гарриет занималась тем, что мысленно собирала осколки разбитого сердца, любви и гордости, чтобы увезти их с собой.

В дороге она не проронила ни слезинки – заплакала, только когда ее старый спаниель по кличке Миссис Кастард бросился со всех ног, чтобы приветствовать хозяйку. Что-то дрогнуло в ее душе – Гарриет порывисто обняла пса. А тот, поскуливая от радости, бешено вилял хвостом.

– Все это время он глаз не сводил с двери, ваша светлость, – ждал, когда вы, наконец, вернетесь, – откуда-то из-за спины проговорил ее дворецкий Уилсон.

Гарриет до боли закусила губу. Нет, она не опустится до того, чтобы плакать в присутствии слуг! Она никогда этого не делала – даже когда умер Бенджамин, – а уж сейчас...

Но что может быть ужаснее того, что произошло?

Что может быть ужаснее, чем чувствовать, как твое сердце истекает кровью, потому что человек, которого ты любишь, которому ты его отдала, швырнул его в грязь у твоих ног?!

Впрочем, ей не привыкать. Бенджамин ведь, в сущности, тоже не любил ее – не любил по-настоящему, – как и Джем. Оба они куда больше любили свои мужские игры: один – шахматы, со всеми сложностями и хитросплетениями этой игры, другой – возможность быть личностью, которая ведет странную жизнь, жизнь, полную непонятного ей благородства, чисто мужского товарищества, бесконечных празднеств, карточных игр – в том числе и примеро, тоже со всеми ее сложностями, хитросплетениями, ощущением власти, которую она дает, и бесконечными пари.

Одинокая слезинка, скатившись у нее по щеке, капнула на слегка поседевшую спину старого пса.

– Все слуги тоже ждут вашу светлость, – напомнил дворецкий, что означало, что вся прислуга выстроилась в шеренгу перед парадной дверью и нетерпеливо ждет возможности приветствовать вернувшуюся домой хозяйку.

– О Господи, Уилсон! – воскликнула Гарриет самым беззаботным тоном, на какой только была способна. – Можно подумать, меня не было несколько месяцев! Отошлите всех, прошу вас. Пусть спокойно занимаются своими делами.

– Но...

– Отошлите всех, – непререкаемым тоном отрезала Гарриет. Она нечасто пускала его в ход, но иногда ничего другого не оставалось.

– У вас гости, ваша светлость, – продолжал дворецкий. Безукоризненно вышколенный слуга скорее умер бы, чем позволил себе выказать обиду, но Гарриет готова была поклясться, что старик оскорблен в своих лучших чувствах.

– Гости? Как странно... – нахмурилась Гарриет. – Я никому не говорила, что вернусь именно сегодня.

– Эта дама приехала еще два дня назад, ваша светлость. И с тех пор ожидает вашего возвращения, – объяснил Уилсон.

– И?.. – Гарриет ласково взъерошила жесткую шерсть спаниеля. Пес блаженно жмурился. – Кто она?

Дворецкий почтительно склонил голову.

– Это герцогиня Бомон, ваша светлость.

– О Господи... – Ахнув, Гарриет чуть ли не бегом кинулась к изящной арке из серого камня, через которую можно было попасть во внутренний дворик. – Где она сейчас?

– По-моему, в зимнем саду, ваша светлость, – вдогонку ей крикнул дворецкий.

Оказавшись во внутреннем дворике, Гарриет толкнула небольшую дверь в западной стене, которая вела прямо в оранжерею и зимний сад, – ловкий прием, позволивший ей избежать торжественной встречи и шумных изъявлений радости со стороны прислуги.

Дворецкий оказался прав – Джемма действительно коротала время в зимнем саду.

Удобно устроившись на скамейке под апельсиновым деревцем, она играла в шахматы – сама с собой. Гарриет неслышно приблизилась к ней. Как-то странно, даже непривычно было чувствовать на себе женское платье. Ноги, обутые в легкие туфельки вместо тяжелых мужских башмаков или сапог для верховой езды, ступали бесшумно.

– Гарриет, дорогая, ты, наконец, вернулась! Как я рада! Гарриет ничего не успела ответить – Джемма крепко обняла ее, неизвестно откуда появился белый носовой платок, а через мгновение, припав к ее плечу, Гарриет уже безутешно рыдала.

– Извини... Это так... Ничего страшного... Просто...

– Знаю, знаю, – сочувственно пробормотала Джемма. – Исидора мне все рассказала.

– Что рассказала?! Что он не любит меня? Выходит, она все знала?

– Нет, Исидора мне этого не говорила, – покачала головой Джемма. – Она только сказала, что вы чудесно проводите время вдвоем. Но что...

– Он не любит меня, – перебила Гарриет!

– К несчастью, сама я могу угадать только, испытывает ли мужчина желание, – вздохнула Джемма. – А насколько разбирается в этом Исидора... ей-богу, не знаю.

– Ну, что-что, а желание-то он испытывал, – отчаянно шмыгая носом, объявила Гарриет. – А я... я вообразила, что он любит меня! – Признание вырвалось из самой глубины ее сердца. – Понимаешь, его дочь тяжело заболела, он попросил меня побыть с ней. И я решила... я подумала, что это потому... Господи, какая же я дура! – Она залилась слезами.

– Что ты подумала? – Чтобы прекратить этот поток слез, Джемма слегка встряхнула ее за плечи.

– Ну... я решила, что он подумал, смогу ли я заменить ей мать, – запинаясь, пробормотала Гарриет.

– Держу пари, именно об этом он и думал, – кивнула Джемма.

– Я была хороша для него, пока на мне были штаны и все считали меня мистером Коупом, – всхлипывала Гарриет. – Он пообещал, что, когда я вновь стану Гарриет, он женится на мне и все будет как прежде, – он имел в виду, что я смогу жить в его доме и каждый вечер играть в примеро вместе с остальными джентльменами.

– Вот дурак! – покачала головой Джемма.

– А потом, когда я сказала, что уезжаю... ведь я даже... Боже мой, Джемма, я чуть ли не валялась у него в ногах, умоляла простить меня, – но он отказался! Если бы ты видела, как он разозлился! Кричал, что я типичная герцогиня... что он не игрушка, которую можно купить забавы ради. Но ведь это совсем не так! Клянусь тебе!

Она рыдала так, что ноги уже не держали ее. Согнувшись вдвое, она обхватила себя руками, судорожно и некрасиво всхлипывая, икая и хлюпая носом.

– Я полюбила его, а он... он не любил меня по-настоящему, – дрожащим голосом повторила она. – А я так устала – так чудовищно устала оттого, что меня всегда отодвигают на задний план... что со мной не считаются – даже иногда не замечают! И вот опять! Стоило ему только узнать, что я герцогиня, как все разом изменилось!

– О-о, вот, значит, как... – мягко протянула Джемма. Рука ее, которой она ласково поглаживала растрепанные волосы Гарриет, на мгновение застыла в воздухе. – Понимаю... Что ж, не он первый, не он последний. Люди вообще очень по-разному относятся к тем, кто носит титул. Ведь титула выше герцогского попросту не существует, не забывай об этом. Мне известно немало мужчин, которым даже в голову не придет ухаживать за герцогиней.