— Дон Жуан! — до Паоло донесся смех синьора Джакомо. — Распутнику не спалось ночью, конечно, ночью! Закрывайте окна, благородные дамы: как только Дон Жуан заметит красавицу, он проберется к ней в спальню и присоединится к пению мартовских котов, скорее всего, в ре миноре! Однако не пугайтесь! Этот ночной гость — всего лишь порождение пьяной фантазии, выдумка да Понте, которая в преисподней исчезнет при звуке ре мажора!

Они подошли ко дворцу графа Пахты. Казанова велел показать ему все опустевшие холодные комнаты здания, будто с этого дня он стал здесь полноправным хозяином. Одну за другой Паоло открывал перед своим господином двери, которые, казалось, разлетались от порывов ветра. Со всех сторон прибегали слуги, не понимавшие, что бы мог означать неожиданный шум и громкий мужской крик. Казанова остался недоволен всем: толстым слоем пыли, старомодной мебелью, холодом и безвкусицей, царившей во дворце. Как можно было водрузить на комод бронзовую статуэтку, изображавшую дикого кабана? Слуги растерянно следовали за Казановой, в то время как Паоло передавал его приказы дальше, подгонял повариху, приказывал музыкантам капеллы явиться в определенное время в главный зал. Казанова велел переставить мебель и перенести кое-что в другие комнаты. Следовало провести уборку во всех комнатах, протопить все камины, а вечером зажечь в саду факелы. Синьор Джакомо собирался сделать из сада павильон, именуемый «тосканским садом».

Казанова махнул правой рукой, приказывая слугам немедля браться за работу. Скорее, ради Бога скорее! Недовольство в его взгляде на какое-то время угасло.

— Кто это? — спросил Казанова, и Паоло тоже посмотрел в окно.

— Это Иоанна.

— Иоанна! И о чем это должно мне говорить?

— Иоанна, синьор Джакомо. Камеристка молодой графини Анны Марии, уже несколько недель живущей в женском монастыре в Градчанах.

— Что она делает в саду?

— Собирает травы, синьор. Может, для кухни. А может, для графини. Иоанна каждый день ходит в обитель к Анне Марии, чтобы узнать, не нужна ли она госпоже.

— Зачем же она может понадобиться госпоже?

— Они вместе прогуливаются. Молодой госпоже не позволено гулять в одиночестве.

— Сколько ей лет?

— Госпоже?

— Болван! Сколько лет Иоанне?

— Ей девятнадцать. Она прекрасно поет, у нее превосходный голос — сопрано. В прошлом году ей даже позволили участвовать в концерте здесь, во дворце.

— Она тебе нравится?

— Нет, синьор. Я говорю правду.

— Значит, Иоанна — твоя возлюбленная?

— Иоанна, синьор?! Вовсе нет!

— Почему же нет? Она сказочно красива. Я уже давно не видел никого прекраснее этой девушки.

— Да, она красавица.

— Ты чего-то недоговариваешь. Почему же она не стала твоей возлюбленной? У нее есть другой?

— Нет, я так не думаю, синьор. Точно нет.

— Значит, у тебя есть другая?

— Нет, синьор, у меня тоже никого нет.

— И вы не провели ни одной ночи вместе?

— Нет, синьор.

— Что это за жизнь?! Сколько вы еще собираетесь ждать? Ваши комнаты почти рядом. Это же так просто — перейти из одной комнаты в другую…

— Синьор…

— Да было бы проще простого проскользнуть по коридору. Ее дверь открыта, ты тихонько проникаешь в комнату. Кругом царит тишина, полная тишина. Слышно лишь ее дыхание, потому что она притворяется, будто крепко спит, пока ты приближаешься к ее постели, приподнимаешь одеяло и прижимаешься к ней. К ее спине, она лежит к тебе спиной. Она все еще напряжена, но от твоих нежных прикосновений постепенно расслабляется. Едва заметно, как цветок поворачивается к солнечным лучам… Но о чем это я?

Паоло боялся шелохнуться. От удивления у него отвисла челюсть. Он не сводил глаз с Иоанны, гуляющей по саду. Прежде Паоло никогда не смотрел на нее так. Она была загадочной и желанной. Подобные мысли никогда прежде не приходили ему в голову. Паоло вдруг стало жарко, хотя в этом неуютном зале было довольно холодно. Юношу бил озноб, словно он заболел! Наверно, синьор Джакомо имел право задавать подобные вопросы! Почему у Паоло не было возлюбленной? Потому что он был слишком молод? Потому что у него не было денег? Нет, не поэтому. Все это пустые отговорки, которыми он пытался обмануть самого себя. У него не было никого, потому что он не знал, как вести себя с женщинами! Что и как следует говорить? Он ничего в этом не смыслил и не умел красиво выражать свои чувства. Но еще меньше он знал, как нужно действовать в подобных случаях!

Паоло испуганно обернулся, будто господин мог прочесть его мысли. Однако Казанова давно скрылся из виду. Издали доносился его голос. Слуги не отставали от синьора ни на шаг, не переставая дружно смеяться, когда господин начинал бушевать и требовать перевернуть замок с ног на голову. Но ему, Паоло, необходимо было уйти, пусть даже новый господин будет звать его!

Паоло тут же развернулся и торопливо направился в свою комнату. Он хотел взять валторну и спуститься вниз, к Влтаве. Играть над речными водами, где музыка замирала! Придерживая под мышкой инструмент, юноша бежал со всех ног, словно его кто-то преследовал. Прокладывая себе путь сквозь толпу в переулках, Паоло так широко шагал, что людям приходилось отпрыгивать в сторону. Он заметил несколько человек, спешащих ему навстречу. Это были в основном молодые люди, неотступно следовавшие за мужчиной невысокого роста, который стремился побыстрее покинуть переулок. Некоторые из них напевали одну и ту же мелодию. Паоло сразу узнал ее: они пели отрывки из «Фигаро». Группа кричащих и ликующих людей сопровождала композитора, написавшего эту мелодию, Моцарта. Да, Моцарта. Мужчина невысокого роста — Моцарт! Какой-то парень толкнул Паоло, и тот чуть не упал, но толпа тут же подхватила его. Кто-то заставил юношу взять инструмент в руки и сыграть. Вдруг Паоло осознал, что вместе с первыми нотами он нашел нужные слова любви.


Глава 6


«Прочь, скорее прочь» — ему следовало вырваться из толпы. Он оторвался от преследователей, пошел в обход, протиснулся между рыночными прилавками и побежал изо всех сил к гостинице «У трех львов». Он бежал, словно затравленный заяц. Все это выглядело смешно. Он оглянулся: «Да, оторвался. Побыстрее бы зайти внутрь, поздороваться. Лишь бы хозяин не начал беседу, от него тоже так скоро не отделаешься. Поздороваться, попрощаться, взбежать вверх по лестнице. Раз-два. Как болят колени!»

Он закрыл за собой дверь. Констанция сидела у окна. Наверное, она видела, как он пробежал целую милю от театра до гостиницы, пытаясь оторваться от преследовавших его поклонников. Они действительно очень его любили. Это было неплохо, но уже начинало надоедать.

Он не мог сделать ни шагу, чтобы его не преследовали, не навязывались ему, не обнимали, не просили что-нибудь исполнить! «Фигаро»… Да каждый уличный мальчишка насвистывал арии из этой оперы. Наверное, даже если открыть крышку любого горшка в Праге, оттуда послышится эта мелодия, заполняя кухню трактира…

Моцарт подошел к жене и поцеловал ее. Она медленно поднялась. Констанции следовало беречь себя, потому что поездка в Прагу оказалась для нее слишком тяжелым испытанием. Вскоре после приезда у нее начались кровотечения, и врач запретил ей выходить на улицу. Зачем она настояла на том, чтобы поехать с ним? Он не смог переубедить жену. Почему бы ей не остаться вместе с Карлом в Вене? Тогда бы не пришлось отдавать этого слабого трехлетнего ребенка в чужие руки!

Констанция закрыла окно и вышла в коридор, чтобы заказать обед. Если удавалось, они обедали вместе. Он прилег на небольшой диван из зеленого плюша и водрузил ноги на подлокотник, даже не снимая туфель с пряжками. Как ему не хватало покоя! Он все утро провел в театре. Репетировал с певицами, музыкантами, аккомпанировал на рояле. Приходилось успокаивать да Понте, который во все вмешивался, и поднимать всем настроение. А здесь, в номере, Констанция встречала его упреками. Неудивительно, ведь она несколько иначе представляла себе жизнь в Праге. Вон там, на столе, лежали визитные карточки посетителей, приходивших утром. Констанция была вынуждена слушать их болтовню, нудные истории об их семьях, погоде, собаках и представлениях с участием дрессированных блох. Кошмар, если кому-то придется все это выслушать! Нет, он не смог бы пережить подобное. В таких случаях он просто говорил:

— О Господи, уже четыре часа (пять, десять)? У меня же назначена встреча! — и тут же стремительно покидал комнату. Его действительно всегда кто-то ждал. Ему казалось, что весь мир чего-то ждет от него. Великое, томительное ожидание, которое могла удовлетворить только музыка. При первых же аккордах оно исчезало, как исчезают хронические боли мочевого пузыря после долгожданного лечения!

Он не мог сменить обстановку, поболтать с кем-нибудь — ему нужно было время, чтобы творить! Премьеру новой оперы давно перенесли, что само по себе было неприятно. Но как он мог здесь работать? В этом гостиничном номере, под пристальным взглядом своей жены, в то время как поклонники стояли под его окнами, ожидая, не выглянет ли он из окна, не зазвучат ли отрывки новой оперы? Пражские музыканты — одни из лучших в мире. Стоило какому-нибудь альтисту услышать мелодию, как он без особого труда запоминал каждую ноту! Нужно быть очень осторожным, чтобы никто не узнал его замысел раньше времени. Моцарт приказал оркестру и певцам хранить мелодию в тайне. Однако эта предосторожность была излишней: вряд ли кто-то Из них был заинтересован в том, чтобы музыка стала известна еще до премьеры и потеряла всю прелесть новизны.

Здесь невозможно было творить. Его бы подслушивали, а кроме того, ему не хватало бы тишины. Доносились крики торговцев, да и вообще было шумно. Стоило ему записать пару аккордов, как тут же перед дверью оказывался да Понте, живший напротив, и злился из-за того, что не каждая нота гармонировала с его текстом! Дон Джован-ни… До, до, до — постоянное до, в висках начинало стучать: до-до-до… Порой Моцарту даже среди ночи слышалось это до, словно увещевало его все-таки взяться за музыку и дописать оперу…