Моцарту с трудом удавалось не терять нить разговора. Ему просто не хватало слов, чтобы остановить ее тираду. Вдруг он заметил, что на платье Йозефы застегнуты не все пуговицы: одна пуговица под грудью расстегнулась. За ней еще одна. Было сложно не обращать внимания на эти пуговицы. Неужели она просто забыла их застегнуть? А может, в этом был тайный умысел? Лучше застегивать пуговицы.

— Я стараюсь не поддаваться грустным мыслям, ненавижу их. Но иногда это место навевает на меня меланхолическое настроение. У тебя не создалось впечатления, что мое имение слишком далеко от цивилизации? Похоже на остров? Словно только избранные могут сюда попасть. Те, кому нужны не только фруктовые деревья и виноградники. Поэтому я так рада, что ты приехал сюда. Ты понимаешь меня. Мы всегда понимали друг друга. С тех пор как познакомились. Сколько времени уже прошло? Наверное, лет десять. Известно ли тебе, что у меня нет лучшего друга? А знаешь ли ты, как часто я думаю о тебе? Наконец-то ты здесь. Наконец-то мы одни! Это было мое сокровенное желание!

Моцарт отчаянно пытался придумать какой-нибудь способ, чтобы отвлечь ее от подобных мыслей. Что-то в словах Йозефы ему не понравилось. В них чувствовалась предопределенность, Йозефа была слишком настойчивой. Если бы Моцарт мог сейчас дирижировать, он посоветовал бы Йозефе взять диминуэндо. Расстегнутые пуговицы тоже не давали ему покоя! И почему она постоянно размахивает шалью? Она может простудиться. Слишком уж открыты были ее плечи и шея, с годами немного пополневшая. Шаль скрыла бы ее размеры. Видимо, для этого она и предназначалась.

Они подошли к беседке на самой вершине склона. Дул ветерок. Йозефа подняла шаль, чтобы та развевалась на ветру. Йозефе хотелось выглядеть восхищенной, словно ее ни капельки не беспокоило то, что ветер растрепал прическу. Да, должно казаться, будто множество пуговиц на платье были пришиты для того, чтобы их расстегивал резкий порыв ветра. По крайней мере, Моцарт заметил, что расстегнулись еще две пуговицы. Как это ей удавалось?

Йозефа затянула Моцарта в беседку. Там их ожидал празднично накрытый стол. О Господи, у него и в мыслях не было есть вместе с ней! Это займет добрых три часа. Пропадут три драгоценных часа за беседами о меланхолии, уединенных имениях, мужьях и настойчивых ухажерах. С другой стороны, Моцарт не мог ей отказать. В конце концов, она здесь хозяйка. Однако неужели Йозефа не понимала, как необходимо ему было одиночество? Моцарт хотел спокойно записать несколько нот.

Неожиданно Йозефа на мгновение умолкла, притворяясь, что ее очаровал вид, открывшийся перед ними. О Господи, это было бесконечное пространство, очерченное вдали холмами. Конечно, многие восхитились бы этим видом, но не Моцарт. Сейчас ему было не до этого. Хотя и в другое время он думал бы о посторонних пещах. Нет, к черту любителей природы. Маэстро не доверял им. Не доверял тем, кто боялся шелохнуться при виде таких панорам. Почему-то они не вызывали у него доверия. Они требовали, чтобы Моцарт что-то сказал, И терзали его сердце. В такие минуты ему хотелось бежать без оглядки. Сбежать вниз, в долину, и спрятаться подальше, хотя бы в мышиную нору. Все, что угодно, было бы приятнее бескрайних просторов и пустой болтовни о величии природы.

— Наконец-то ты здесь. Значит, сбылась моя мечта. Конечно, мне следовало бы попросить тебя, чтобы ты мне немного помог. Без твоей помощи не будет полного счастья. Не хочу от тебя скрывать. Мне хотелось попросить тебя о помощи сразу же после твоего приезда.

Были расстегнуты уже шесть пуговиц. Настоящее колдовство. Йозефа на время забыла о своей шали. Сейчас в ней чувствовалась сила. Что-то дикое. Ей подошла бы роль донны Эльвиры. Она проглотила бы Дон Жуана. Завлекла бы его в свой салон и зажарила живьем. Но прежде ему пришлось бы проглотить все ее пуговицы и спеть оду прекрасному виду. Или она швырнула бы его одним броском на диван? Прежде чем он расстегнул бы ее пуговицы, они сами отлетели бы, повинуясь ее вожделению. О чем это он? Все это время Йозефа пыталась его соблазнить, а у него не возникало желания. Она хотела заманить его на свой остров, как Цирцея. Но Моцарт не засыпал и не собирался отдыхать на ее полуобнаженной груди. Ему не хотелось даже думать о Йозефе. Моцарту и даром не нужно было подобного счастья. И какое ему дело до ее «полного счастья»? Особенно сейчас. Он даже знать не хотел, о чем шла речь. Маэстро был не тем человеком, которого могли бы заинтересовать в данный момент прелести Йозефы.

Хозяйка заметила, что Моцарт хочет что-то возразить. Поэтому она отмахнулась презрительно и сказала:

— Но я же знаю, что ты должен творить. Я здесь, чтобы помочь твоей мечте осуществиться. Все эти годы мое имение ждало тебя. Именно с этой целью я его и приобрела, теперь мне стало это понятно. Я позабочусь, чтобы тебе никто не мешал. В этом доме ты сможешь завершить свою оперу. «Дон Жуан» станет мировым шедевром. Я же прошу тебя вот о чем. Я хочу, чтобы ты написал что-нибудь для меня. Только для меня. Арию, какую-нибудь небольшую композицию. Только для меня! Я первой ее исполню. Пусть каждая нота расскажет о нашей дружбе! Именно об этом я тебя молю. Я знаю, что это самый дорогой подарок, который я могла бы попросить. Йозефа Душек живет на этой земле не для того, чтобы довольствоваться фруктовыми садами и виноградниками!

Значит, вот о чем шла речь! Об арии, о композиции. О Господи, какая мелочь! Конечно, он пообещает ей это! Моцарт мог бы пообещать Йозефе все ноты, написанные среди укрытых туманом холмов, только бы она не мешала ему работать! Йозефа завидовала его певицам. Моцарту следовало сразу же догадаться об этом! В конце концов, она была примадонной в Праге. Теперь же три итальянки угрожали затмить ее популярность! Поэтому и расстегивались ее пуговицы, а шаль развевалась на ветру. И именно по этой причине перед ним стояла фурия, с которой не смог бы справиться: даже Дон Жуан.

Моцарт невольно бросился ей на шею. Йозефа испугалась этого неожиданного порыва. Он с радостью пообещал, что напишет что-нибудь для нее, как только закончит оперу. Моцарт даже собирался творить для нее здесь, наверху, в беседке. Он сказал, что мир будет лежать у его ног, когда он создаст что-нибудь для Йозефы.

В то же время он будет лежать у ее ног, написав для нее арию. Моцарт переигрывал, смеялся. Он чувствовал себя свободнее и радовался, что Йозефе тоже стало легче и она отбросила излишний пафос.

Йозефа подала знак слугам, оставшимся внизу, у дома. Те стали подниматься к беседке, чтобы сервировать стол на двоих на верху холма. Стоило Моцарту увидеть слуг, спешивших с бутылками, кружками и серебряными кастрюлями, как он понял, что подадут фазана. Больше всего в Праге ему нравились фазаны! Еще приятнее было то, что Йозефа пообещала удалиться. Он сможет поесть в одиночестве и настроиться на работу.

В Праге ему нравился только ухоженный фазан, похожий на фатального ухажера. Вообще-то такой каламбур не помешал бы в опере. Но да Понте ничего в этом не смыслил. Ни в ухаживаниях, ни, конечно, в фазанах. Нужно спросить господина Казанову, что он об этом думает. О фазане, как его лучше подавать — разрезанным на кусочки или целиком. Нужно спросить Казанову, можно ли подать фазана Дон Жуану. И как, по его мнению, нужно сервировать фазана. Моцарт готов был поспорить, что синьор Джакомо хорошо разбирался в том, как мог бы пировать Дон Жуан.


Глава 2


— Пойдем со мной! Пойдем в театр. Сегодня Моцарта не будет и ты сможешь спокойно послушать репетицию. Обычно Моцарт останавливает репетицию через каждые два такта. Я уже не могу этого вынести. Но сегодня все станет на свои места, потому что репетицией буду руководить я.

Да Понте смеялся. Он без приглашения явился во дворец графа Пахты и промчался по коридорам. В отдаленном крыле для слуг он неожиданно столкнулся с Паоло. Лоренцо сказал, что заблудился в запутанных переходах дворца и множестве его комнат.

Паоло провел Лоренцо к Казанове, не сказав ни слова и только покачав головой. Синьор Джакомо как раз заканчивал завтракать. В последнее время он завтракал за тремя столами. На завтрак подавали всевозможные деликатесы. Казанова наслаждался различными блюдами, читая на ходу и меряя шагами свои покои. Он ел вперемежку сладкое и соленое, время от времени запивая все кофе, ликером, вином или — чаще всего — шампанским. Казанова совсем не ожидал, что к нему явится да Понте, но тем не менее сразу же отложил книгу и принял приглашение. Моцарта не будет. Ему действительно выпала отличная возможность узнать об опере еще что-нибудь. И никто не будет расспрашивать о его впечатлениях.

Да Понте и Казанова отправились в театр. Паоло сопровождал их, но все время шел позади. Да Понте по-прежнему вызывал у него отвращение. Паоло был уверен, что застал этого человека как раз в тот момент, когда синьор хотел подкараулить Иоанну. В да Понте было что-то безудержное и наглое. Такой вряд ли будет долго выжидать. В этом Паоло нисколько не сомневался. Да Понте с самого утра заявился во дворец и что-то там вынюхивал. Можно только вообразить, что бы произошло, встреть он Иоанну. Да Понте шел неровной походкой рядом с Казановой и болтал без умолку. Наверное, весь переулок слышал его вздор.

Синьор Джакомо, напротив, был спокоен. Казалось, что Казанова даже не догадывался, что так взволновало его приятеля. А может быть, он прекрасно знал, что происходило с да Понте, просто не хотел говорить об этом?

— Где же твой маэстро? — спросил Казанова.

— Ах да, верно. Я забыл сказать тебе, — снова заговорил да Понте. — Представь себе, он посмел оставить свою драгоценную Констанцию в полном одиночестве. Моцарт поехал за город, к Йозефе Душек. В Смихов. У нее там небольшое имение. Наверное, ты слышал это имя, но ничего о ней толком не знаешь. Я тебе расскажу, что это за женщина. Йозефа уже несколько лет охотится за Моцартом. Она хорошо знакома с его семьей, поговаривают, что ее родственники тоже живут в Зальцбурге. Также ходят слухи, что она восхищена не только талантом Моцарта, но и боготворит его как мужчину. Хотя я не очень уверен в правдивости последнего замечания. Но об этом позже. Йозефа считает себя первой певицей в Праге. Она родилась в этом городе и здесь же вышла замуж за своего Франца, учителя музыки. Старый болван позволяет ей вить из него веревки. Тебе стоило бы ее послушать! В Вене мне пришлось наблюдать за ее выступлением: Йозефа набралась наглости выступить перед кайзером и его двором. Ты бы умер от смеха. Она не умеет держаться на сцене! Старый кретин научил ее петь как можно громче, и Йозефа беспрекословно следует его наставлениям и скорее кричит, чем поет. Во время пения она покачивает бедрами из стороны в сторону. Если приходится брать высокую ноту, Йозефа поднимается на цыпочки. После этого она резко опрокидывается назад и снова становится на пятки. Это выглядит так, словно волна набегает на берег. Забавная картина. Мне приходилось закрывать рот платком, чтобы не расхохотаться во все горло. Кроме того, становятся очевидными ее безудержность, чувствительность и тайное сладострастие. Во время концертов Йозефа выпячивает все это напоказ. В конце концов, кажется, что она останется нагой после своего выступления. Кстати, Йозефа не прочь показать свои прелести, свое внушительное тело, покачивающееся из стороны в сторону. Но особенно — свою знаменитую грудь. Это не грудь, а настоящая оргия. Певица оголяет ее миллиметр за миллиметром. Однако Йозефа умеет сделать так, будто во всем виновата музыка. Кайзер был ослеплен этой грудью. Он закричал: «Браво! Браво!» К нему сразу же присоединился весь двор: «Брависсимо! Браво!» В тот момент все пялились на цветущее тело Йозефы, похожее на великолепный огромный торт. Мечта кондитера! Я едва переводил дыхание, пытаясь сдержать смех. Вид был действительно неповторимый. Вдобавок ко всему она стала махать руками, как Лаокоон в битве со змеями. Изображая мольбу, Йозефа растопыривала пальцы и поднимала руки над головой. Показывала то в одну, то в другую сторону. Никто не мог отвести взгляда от ее пальцев. Наверное, это была какая-то пантомима. Но, к сожалению, она сопровождалась ужасными звуками, которые Йозефа выкрикивала в зал, будто хотела навсегда от них избавиться. После концерте певица встречалась со своими поклонниками. Говорят, Что она приняла их в пеньюаре. На ногах у нее были синие туфли с золотым солнцем, как у Папы Римского.