— А что, если фотографии недодержаны или передержаны?

— Что ты сказала? — Ткань приглушала голос и, очевидно, затрудняла слышимость.

— Я говорю: что, если фотографии будут неудачными?

Фредди снопа появился из-под ткани за камерой.

— У меня дюжина пластинок. Хоть одна фотография, но будет удачной.

Он привел в действие вспышку. Потребовалась секунда, чтобы магниевый порошок воспламенился, и последовала ослепительно белая вспышка. Фотограф снова нырнул под покрывало.

Снова появившись из-под него, он изменил высоту вспышки, подвинул вперед марлевый экран и поправил угол белого шелкового экрана на другой стороне кровати.

Экран находился в двух футах от края кровати. Повернув голову, Фредди взглянул прямо в глаза Анжелики. Она нервно облизнула губы. Руки Фредди на мгновение сжали край экрана. А потом он вернулся обратно к камере.

— Я сделаю еще несколько набросков, — сказал он ровным голосом. — Ложись как тебе удобно.

Анжелика чувствовала, как сильно колотится сердце. Правда, она не могла сказать точно, что именно было тому причиной: близость Фредди или его упорное нежелание поддаваться обольщению: Приоткрыв губы, она повернулась и устремила взгляд прямо в объектив камеры.


Был уже поздний вечер, когда Элиссанда заметила, что тетя Рейчел реагирует на хорошие новости как-то странно.

Утром огромная, бьющая через край радость помешала ей заметить молчаливость и оцепенение тети. Элиссанда сначала прыгала, как ребенок — хотя, когда приземлялась, пол сотрясался так, словно по нему скакал средних размеров носорог, а потом долго плакала от счастья.

Она не подумала ничего плохого, когда тетя попросила немного опия. В конце концов, у нее очень хрупкое здоровье. А столь шокирующие новости способны свалить с ног кого угодно. Ей необходимо время, чтобы справиться.

Когда она заснула, Элиссанда еще некоторое время сидела у ее постели, вознося Господу благодарственную молитву за то, что тетя дожила до этого дня и что у нее впереди еще много лет, свободных от страха и теней прошлого.

Потом она отправилась на поиски супруга. Причем ей ничего не было от него нужно. Просто захотелось его увидеть. Он был ее ближайшим союзником, так с кем же еще отпраздновать столь знаменательный день, если не с ним?

Однако его не оказалось дома. Пришлось довольствоваться недолгим катанием по Лондону — первым с момента ее приезда. Элиссанда искренне наслаждалась, наблюдая за прогуливающимися людьми. В завершение замечательной прогулки она забрела в книжный магазин и провела там столько времени, что ее перчатки посерели от книжной пыли.

Она также заехала к Нидхаму и попросила рекомендовать ей специалиста по снятию зависимости от опия. Оказалось, Нидхам считал себя достаточно компетентным, чтобы оказать квалифицированную помощь.

— Он сказал, что ты нисколько не будешь страдать, — рассказала она тете Рейчел. — Каждый день ты будешь принимать одинаковое количество специального тонизирующего препарата, но доза опия в нем будет постепенно уменьшаться. Твой организм приспособится к новой дозировке, и со временем можно будет вообще отказаться от опия. Подумать только, дядя заставил тебя пройти через такие адские муки, когда можно было... — Она взмахнула рукой и отвернулась. — Не важно. Не будем больше думать о нем.

Тетя Рейчел ничего не сказала и лишь сильно задрожала, словно ей было очень холодно. Элиссанда немедленно укрыла ее еще одним одеялом, но дрожь не прекратилась.

Элиссанда опустилась на край кровати.

— Что случилось, тетя?

— Мне... мне очень жаль человека, которого он убил, мистера Делани. Интересно, были у него еще жертвы?

— Боже мой! — воскликнула Элиссанда. — Разве одного убийства не достаточно?

Тетя Рейчел судорожно вцепилась в край одеяла. По непонятной причине безудержный энтузиазм Элиссанды исчез. Ей стало страшно.

— Мне кажется, существует что-то, что мне необходимо знать? — предположила она, отчаянно надеясь, что ошибается.

— Нет, конечно, нет, — поспешно ответила тетя. — Ты говорила о докторе, который будет меня лечить. Продолжай, пожалуйста.

Элиссанда еще несколько мгновений пристально смотрела «а нее, потом широко улыбнулась:

— Он приедет завтра утром и посмотрит тебя. Кажется, он очень добрый человек.

Тетя Рейчел так ничего ей и не сказала. Признаться честно, Элиссанде совершенно не хотелось это знать.


Глава 16


Первое, что сделал Вир, достигнув совершеннолетия — это наплевал на закон о неотчуждаемой собственности и выставил на продажу загородную резиденцию маркизов. Разразился большой скандал. Но мир изменяется. Огромный дом в деревне с землей, приносящей все меньше доходов и требующей колоссальных расходов, камнем висел на шее многих аристократов.

Он не хотел такой жизни, не желал, чтобы его судьба и возможности были прикованы к груде камней, пусть даже имеющей историческую ценность. Не хотел он такой жизни и для Фредди и его наследников, поскольку существовала большая вероятность, что сам он останется холостяком и титул со временем перейдет к младшему брату.

Правда, у маркиза был дом в деревне. Он всегда любил совершать длительные прогулки по берегу Бристольского канала. А весной девяносто четвертого он в течение двух недель путешествовал вокруг залива Лайм. В последний день путешествия, возвращаясь с прогулки к руинам замка Берри-Померой, он набрел на скромный домик с необычайно ярким и эффектным розовым садом.

На пластинке, закрепленной над низкими воротами, было написано: «Пирс-Хаус». Маркиз долго и с жадностью смотрел на это владение. Он и не подозревал, что может испытывать столь сильные чувства к обычному предмету собственности: дом с белыми стенами и красными наличниками, сад, красивый и благоухающий, как давно забытое воспоминание. Вернувшись в Лондон, маркиз поручил своим поверенным выяснить, не продается ли дом. Он продавался, и Вир, не торгуясь, купил его.

В день, когда он привез в Пирс-Хаус жену, она долго стояла перед домом и перед садом, все еще в цвету, хотя пик цветения для роз уже миновал.

— Чудесное место, — наконец сказала она. — Такое мирное и...

— И что? — нетерпеливо спросил он.

— И простое. — Она посмотрела в глаза супругу и добавила: — Это, по моему убеждению, был комплимент.

Вир понял, что она имела в виду. Конечно, понял. Не зря дом и сад так восхитили его, завладели всем его существом. У него всегда щемило сердце, когда он смотрел на этот дом — воплощение нормальности, которой он всегда был лишен.

Только он не хотел ее понимать. Не хотел находить общие интересы.

Маркиз знал, как справиться с выбранной им жизнью. У него была для этого замечательная, можно сказать, совершенная спутница — она никогда не сделает больно, не разозлит, не разочарует. Зато он не знал, как справиться с ловушками — или возможностями? — другой жизни.

— Наслаждайтесь, — буркнул он. — Это ваш дом.

Пока.

Элиссанде понравился Девоншир, его теплый и солнечный климат. А море, всегда пленявшее ее, прожившую жизнь в заточении, полностью покорило ее, несмотря на то, что она смотрела на него не со скалистых утесов острова Капри, а с холмов участка побережья, который получил название Британской Ривьеры.

Хотя, с другой стороны, она нашла бы голый камень посреди пустыни красивым, потому что ее пьянил воздух свободы. Иногда она просила, чтобы ее отвезли в ближайшую деревню безо всякой причины — только потому, что она могла это сделать. Иногда леди Вир вставала рано утром, чтобы совершить долгую прогулку к берегу и принести тете Рейчел раковину или кусочек выброшенного волнами на берег дерева. Бывали дни, когда она приносила в свою комнату тридцать книг, наслаждаясь сознанием, что их у неё никто не отберет.

После короткого приступа страха в день ареста Эдмунда Дугласа тетя Рейчел тоже расцвела. Она на четверть уменьшила дозу приема опия, стала лучше есть, а когда Элиссанда приготовила для нее сюрприз — поездку в Дартмут, радовалась, как ребенок, заново открывая для себя мир.

Иными словами, обе они были безмерно счастливы.

Элиссанде только не хватало уверенности, что супруг разделяет ее радость.

Он вел себя как обычно: был жизнерадостным, многословным и глуповатым. Элиссанда не могла надивиться способности мужа пускаться в долгие рассуждения о чем угодно, фантастически, можно сказать, изощренно коверкая факты. Это умение он оттачивал каждый вечер, когда они вдвоем сидели за столом. Она попыталась сделать то же самое, но обнаружила, что такое витийство требует удивительно глубоких и широких знаний того, что правильно, и замечательной гибкости ума, чтобы перевернуть практически все с ног на голову. При этом следует добавить точно выверенную долю того, что не является неправильным. Тогда у слушателя окончательно ум заходит за разум.

Для своей третьей попытки Элиссанда выбрала искусство приготовления варенья, о котором она накануне прочла целую книгу. Да и сезон домашних заготовок как раз настал. В Прис-Хаусе был огороженный высокой стеной сад с множеством фруктовых деревьев. Наверное, речь — подражание его сложным малокультурным монологам — получилась неплохой, потому что в конце ее Элиссанда успела заметить, как муж отвернулся, чтобы скрыть усмешку.

Ее сердце взволнованно заколотилось. Но ничего не произошло.

Маркиз не изменял своей роли. Он появлялся только за ужином, а все остальное время Элиссанда была вольна делать все, что ей заблагорассудится. Всякий раз, когда она спрашивала слугу, где его светлость, ответ был один и тот же: «Его светлость гуляет».

Похоже, это было для него нормой. Если верить миссис Дилвин, у его светлости была привычка, будучи в деревне, проходить по пятнадцать — двадцать миль в день.