— Думают, что Бродар не успел сменить робу за эти два дня.
— Это Жак-то Бродар? Такой хитрюга?
— Твоя правда, Щипаный.
— Полиция не особенно умна… На месте префекта я бы и вида не показывал, наоборот! И не стал бы извещать, где и как будут вестись розыски.
— Сколько ты сегодня намолотил кругляшей?
— Маловато: тринадцать. А ты?
— Сорок. Здорово, правда?
— Где же ты столько зашибил?
— Их дал мне этот самый причетник за то, что я позвал для него фиакр. Даже когда личность его установили, толпа принимала его за Бродара, и он со страху совсем обалдел.
— Говорят, Бродар укокошил своей дубинкой уйму людей. Эту дубинку нашли за шкафом. К ее набалдашнику прилипла прядь волос, красных от крови.
— В толпу затесался старый коммунар. Он кричал: «Я знаю Бродара! Либо все это — ложь, либо Жак сошел с ума!» Его осыпали ударами, он отбивался как мог. В конце концов его забрали в полицию. Вот-то была катавасия! Народу — тьма-тьмущая, улица — чистый муравейник.
— Каков он собой, этот Бродар?
— Право, не знаю. Слышал только, что он в коричневом сюртуке.
— Ну, не глупо ли? Ведь этак его никогда не поймают.
— Но ведь никого не выпускают из Парижа, без документов. Всем шпикам награда за поимку Бродара. Уже арестовали по меньшей мере дюжину Бродаров; пятерых или шестерых отпустили, остальные еще под сомнением — авось среди них настоящий?
— Как же! Держи карман шире!
Оба засмеялись.
— А ты бы донес на Бродара, если б увидел его?
— Нет. Что я — лягавый? А ты бы разве донес?
— Тоже нет. Я предпочитаю продавать рыболовам червей для наживки!
На другое утро Лезорн увидел из окошка, как обитатели лачуг, мужчины и женщины, шли на работу: кто с лопатой, кто с корзинкой.
— Элиза, — сказала мать Эдит белокурой девочке, — меня не будет дома весь день; тебе придется встретить доктора и отвести его к моей Эдит. А пока пои ее время от времени отваром из трав; нынче ей опять плохо.
— Не беспокойтесь, я все сделаю.
Встревоженная болезнью дочери, женщина ушла, надеясь все же, что доктор явится. Его пригласили еще несколько дней назад, но больных ведь так много… Сегодня-то врач уж наверное посетит их дом.
Как и накануне, во двор высыпали ребята. Вернулась одна из женщин; она принесла поесть своим малышам и зашла к Эдит. Та ни на что не жаловалась, а только сказала, что ее знобит.
После полудня доктор наконец пришел. Во дворе он огляделся и уже хотел было повернуть назад, но Элиза подошла к нему.
— Вы — господин доктор?
— Да, — ответил он, удивленный вежливостью девочки не меньше, чем жалким видом двора. — Почему вы живете в таком гиблом месте?
— Потому что нам не на что снимать другие квартиры, сударь. Нигде не хотят жильцов с детьми, и везде нужно платить вперед. Вот несколько семей сообща и сняли этот участок, а потом сами построили себе жилье.
— Но ведь все вы тут заболеете!
— Ничего не поделаешь, сударь. Нам больше негде жить: нас, ребят, слишком много.
Они подошли к Эдит, лежащей на тощем соломенном тюфячке. Рядом на столике были приготовлены листок чистой бумаги и склянка чернил. Врач положил руку на лоб Эдит, которая, казалось, крепко спала.
— Где ее мать?
— На работе, сударь.
— Когда она вернется?
— К вечеру.
— Как зовут девочку?
— Эдит Давид.
— Сколько ей лет?
— Шесть, сударь.
Врач записал все эти сведения в свою книжку.
— Достаточно. Не позволяй никому сюда входить, пусть твоя подружка спит! — сказал он и, выйдя, захлопнул дверь.
— Как, разве вы не пропишете ей лекарства?
— Бесполезно. За нею сейчас приедут.
Дети столпились поодаль, глядя, как Элиза разговаривает с доктором. Эта умница присматривала за малышами всего двора, пестовала их.
Когда врач ушел, она, очень обеспокоенная, заглянула в комнату. Эдит все еще спала; ее ручонка безжизненно свешивалась и была холодна, а личико — испещрено фиолетовыми пятнами. Элиза позвала ее, но Эдит не шевельнулась.
— Она умерла! — догадалась Элиза. — Умерла, как в прошлом году умер мой братик…
И девочка печально вздохнула.
Доктор вернулся; с ним был санитарный инспектор. Он осмотрел умершую и сказал:
— Еще одна смерть от тифа… Надо немедленно увезти тело!
— Ты здесь? — сердито кинул врач плакавшей Элизе. — Я же тебе запретил входить сюда!
Они составили акт о необходимости срочно выселить всех жителей поселка Крумир и произвести дезинфекцию.
— Тиф! — повторяли они взволнованно и не заметили, как ветер унес оставленный ими акт.
— Тиф! — повторил про себя и Лезорн, слышавший от слова до слова все, что говорилось во дворе.
Через несколько часов двое могильщиков поспешно унесли тело Эдит, чтобы похоронить за казенный счет. К этому времени пришла домой одна из женщин; она была чужой для Эдит, но проводила девочку на кладбище, где ее зарыли в общей могиле. Можно себе представить, как убивалась несчастная мать, вернувшись! Ей и в голову не приходило, что бедняжка умирает… Уж она ли не трудилась целыми днями, чтобы вырастить дочурку? И вот Эдит уже схоронили… Рыдания осиротевшей женщины не смолкали.
На другой день заболела Элиза, а через дне недели от всех детей, резвившихся на зловонном дворе, осталось лишь трое. Врачи думали, что акт об оздоровлении (то есть уничтожении) поселка отправлен куда следует, и считали свой долг выполненным. Собака выла день и ночь; это раздражало Лезорна.
Бандит сбрил бороду, но оставил усы, подкрутив их на манер Баденге; это изменило его физиономию до неузнаваемости. Целый день он размышлял, как бы достать необходимые документы, но, ничего не придумав, решил покамест обойтись без них. У него было два пути к спасению: либо бежать за границу (но его могли задержать на любом вокзале), либо завести в Париже лавчонку и избежать таким образом преследований, оставаясь под самым носом полиции и правосудия.
Лезорн провел этот день так же, как и накануне. Выходить он боялся и рано лег спать, слушая, что говорят соседи. На этот раз голоса раздавались с обеих сторон. Справа беседовали те же парни, что и вчера; слева занимались нелегкой в таком месте работой — затыкали все щели.
— Странные люди, — недоумевал Лезорн, — на черта им это надо? Боятся озябнуть, что ли?
Он попытался заглянуть в щелку, но за перегородкой было темно.
Справа разговаривали вполголоса (часто такой разговор слышен лучше, чем громкий). Лезорн затаился, словно мышь, так что соседи не подозревали о его присутствии.
— Как это тебе удалось удрать от рыжих?
— Со мной была моя маруха, хитрая бестия; она стала болтать с ними и отвлекла их внимание. Они отвернулись, а я тем временем натянул шкары (штаны), схватил свои скороходы (башмаки) и дал стрекача.
— И они тебя не застукали?
— Нет, моя маруха обнимала их граблями (руками) за шею. Правда, у парадной двери стояло еще двое, но я уже успел напялить скороходы, и мне даже ответили на поклон.
— Что же ты теперь собираешься делать?
— Выслеживать этого Бродара.
— Давай вместе! Если сцапаешь его, чур, награду пополам! Идет? Шансов будет вдвое больше.
Лезорн вздрогнул.
Слева тоже говорили вполголоса:
— Ну, вот и загорелось!
— Да, но пока угара нет. Я чувствую себя не хуже, чем всегда. И даже есть хочется. Вот бы зажарить селедку! Может, сойдем вниз и пообедаем напоследок?
— Не стоит! Сейчас мы распрощаемся с жизнью. Ну и тяжела же она! Словно несешь на плечах весь земной шар.
— Подумать только, что мы теперь всегда будем вместе… Мы заснем навеки.
— А во сне не страшны ни голод, ни холод.
— И, главное, не чувствуешь унижения, когда люди, у которых просишь работу, оглядывают твои лохмотья и цедят сквозь зубы: «Для вас ничего нет. Мы нанимаем только тех, кто прилично одет».
— А если работы не нашел — тебя задерживают как бродягу и говорят, обыскивая в участке: «Вы молоды, стыдно бить баклуши!»
— А погода-то нынче славная… Я бы охотно погуляла в воскресенье за городом.
— Эх, какими молодыми мы умираем!
— Вот чудак! Рано или поздно — все там будем. Лучше развязаться с жизнью. Слава богу, начинать ее сызнова не придется.
Оба расхохотались. Их смех звучал так свежо, так молодо…
В каморке Лезорна сильно запахло угаром; от отворил окошко. Его беспокоило лишь одно: если обнаружат, что происходит в соседней комнате, то и ему не укрыться от нескромных глаз. Смерть соседей нимало его не трогала, и он хладнокровно выжидал конца.
— Что это они там жарят? — воскликнули справа. — Ужасно смердит!
Но внимание говорившего отвлек приход еще одного парня. Он вошел как к себе домой; видно, это был свой человек.
— Эй, ребята, потеснитесь-ка немного, я у вас переночую! — сказал пришедший.
— Ладно. Что это ты пыхтишь, как загнанная лошадь?
— Охотился.
— За кем?
— За человеком, понятно! Какая еще может быть дичь в Париже? Бродара схватили наконец.
Лезорн вздрогнул.
— Значит, нам его не видать, как своих ушей.
— Что верно, то верно.
— Где же его сцапали?
— На Лионском вокзале. Забавная история! «Вы Бродар?» — спросил полицейский, кладя ему руку на плечо. «Да, я Бродар, и явился самолично». — «Шутник, — возразили ему, — наоборот, вы собирались дать тягу!» — «Нет!» — сказал он. «Откуда вы приехали?» — «Это мое дело, — говорит. — Может быть, потом я буду вынужден сказать, но пока умолчу». Стали справляться на ближайших станциях, но никто не заметил, где Бродар сел в поезд; ведь ехал он, конечно, третьим классом.
"Нищета. Часть вторая" отзывы
Отзывы читателей о книге "Нищета. Часть вторая". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Нищета. Часть вторая" друзьям в соцсетях.