Старый барон Вармер, уверявший, будто он встречал Эльмину при дворе курфюрста, познакомился с двумя дамами, которые недавно приехали в Лондон после длительного путешествия по Европе. Их свели с немцем довольно необычайные обстоятельства: эти дамы едва не попали под колеса кеба, но барону, еще довольно сильному для своих лет, удалось вовремя сдержать лошадь. Так завязалась дружба; ей способствовали как признательность спасенных, так и гордость спасителя. Немец не прочь был принять на себя эту роль, а дамы не возражали, ибо он был хоть и глуп, но добродушен. У барона и г-жи Руссеран были совершенно разные взгляды на жизнь, но он так восторженно рассказывал о прекрасной княгине Матиас, что добился от своих новых знакомых согласия нанести ей визит.

Княгиня, в силу своего происхождения и монастырского воспитания, слыла женщиной романтического склада, несколько даже сентиментальной. Это должно было понравиться г-же Руссеран: ведь ее рассудок, как известно читателю, всегда подчинялся сердцу. Князю и княгине барон также немало говорил о симпатичных француженках, и его усердие привело к тому, что их пригласили на вечер. Агата и ее дочь не отличались смешливостью, но церемонная вежливость немца и радость, с какой он готовился представить их чете Матиас, вызывали у них улыбку.

В этот день гостиная Эльмины была полна народу. Старая графиня Фегор и молодой секретарь католического комитета обменивались замечаниями насчет гостей. Словом, ничто не предвещало бури, когда вошли обе дамы, велев доложить о себе: «Мать и дочь Этьен».

Им весьма понравилась княгиня (муж ее в этот день отсутствовал), и они горячо одобрили ее идею основать общество вспомоществования неимущим девушкам. Г-жа Руссеран, полная энтузиазма, пожелала тотчас же принять участие в подписке; Валери с томным видом последовала примеру матери. Княгиня дружески обняла ее, говоря: «Это принесет вам счастье!»

Приятная беседа отвлекла Агату и ее дочь от грустных воспоминаний, и они обещали прийти через неделю еще раз. Графиню Фегор немало забавляла восторженность Агаты. «Ну и недалекая же эта госпожа Этьен! — подумала старуха. — Принимает ли она нас за глупцов, или сама принадлежит к их числу?»

Барон сиял.

— Я же вам говорил, что княгиня очаровательна! — повторял он.

Через несколько дней он обрадовался еще больше: княгиня любезно отдала визит своим новым знакомым. Ее приняли весьма гостеприимно, насколько это было возможно в скромной квартирке, которую занимали г-жа Руссеран и ее дочь, оставшаяся без мужа. Они пожертвовали в пользу нового дома призрения вдвое больше, чем обещали. Обе стороны хвалили немца; тот преисполнился важности. Какая прочная дружба возникла благодаря ему! Он гордился делом своих рук. Обмен визитами, несомненно, участится: ведь княгиня так мила, а г-жа Этьен и ее дочь столько сделали для вновь основанного общества!

Случилось так, что Агата и Валери ни разу не застали князя дома. Однако при всей своей занятости он не хотел больше откладывать знакомства с такими благородными и щедрыми дамами. Как-то князь, изысканно одетый, явился в гостиную, склонился в почтительном поклоне и начал приветственную речь. Но закончить он ее не успел: громко вскрикнув, Валери упала в обморок.

Взволнованная мать вынесла ее из гостиной с помощью нескольких мужчин. Больше всех суетился немец. Хотели послать за врачом, но Агата отказалась и увезла дочь в кебе, сопровождаемая лишь старым Вармером. Когда они вернулись домой, Валери почувствовала себя лучше: свежий воздух подбодрил ее.

— Сударь, — сказала г-жа Руссеран барону, уложив дочь в постель, — вы, по-моему, порядочный человек, и мы обязаны вам жизнью; разрешите задать вам вопрос.

— Я к вашим услугам, сударыня.

— Как давно вы знакомы с князем Матиасом и его женой?

— Княгиню я видел еще в дни ее молодости в Германии, при дворе ее отца; с князем же до приезда в Лондон не встречался.

— Он чрезвычайно похож на одного негодяя, совершившего немало преступлений и способного на любую подлость.

— О, сударыня, это немыслимо! Всем известна трогательная история их любви. Это целая поэма!

— Можете ли вы рассказать мне эту историю?

— Нет, я не знаю всех подробностей. Секретарь общества…

Но Агата проявила твердость.

— Если вы хотите, чтобы мы остались друзьями, не будем больше говорить об этих людях.

— Я скорей умру, чем когда-нибудь опять к ним поеду! — добавила Валери.

Ни князь, ни княгиня не выказали ни малейшего интереса к здоровью Валери и даже не справились, как она себя чувствует после обморока. Все это подтверждало подозрения г-жи Руссеран и ее дочери.

* * *

Санблер угрозами и посулами заставил Пьеро дать обещание, что в гостях у княгини он будет вести себя хорошо. Несколько раз даже прорепетировали, как мальчик войдет в гостиную и как будет держаться, весело и непринужденно, подобно всем детям его возраста.

Второй свой визит чете Матиас новоиспеченный акционер нанес без приглашения. Пьеро, улыбаясь, шаловливо вбежал в гостиную и даже не заметил, как до крови оцарапал лоб о рыцарские доспехи, выставленные при входе. Он видел только мать. Ему было запрещено заговаривать с нею, если она сама не обратится к нему, но и тогда ему велели ограничиться лишь краткими ответами, заранее подготовленными Санблером.

— Если не будешь слушаться — никогда больше не увидишь мать! — пригрозил ему мнимый отец.

— Что с тобой, мальчик? — спросила наблюдательная графиня Фегор.

— Ничего, сударыня! — пробормотал Пьеро, испугавшись.

Подозвав его, графиня вытерла его лоб платком и поцеловала.

— Какой у тебя удрученный вид! Как тебя зовут, дружок?

— Фирмен, сударыня.

— Откуда ты?

— Из Вольвика, сударыня, — ответил Пьеро, запомнивший уроки Санблера.

— Где это — Вольвик?

— В Оверни, сударыня.

У Пьеро была прекрасная память, и к тому же он ужасно боялся сказать что-нибудь лишнее: как бы это не помешало матери признать его!

Внимательно вглядываясь в лицо мальчика, графиня Фегор заметила, что он очень похож на княгиню. Сейчас, когда о маленьком бродяге хоть немного заботились, он выровнялся, похорошел. У него был, как и у Эльмины, правильный тонкий профиль; волосы, когда-то жесткие, рыжие и спутанные, а теперь аккуратно расчесанные, вились золотистыми кольцами. Только выражение глаз у сына и у матери было разное: у Пьеро — открытое и смелое, хотя чуть диковатое; у Эльмины же — взгляд томный, с поволокой. Нищета наложила на сына суровый отпечаток, а у матери жизнь на широкую ногу пробудила необузданную алчность. Это различие было так велико, что мешало обнаружить сходство между ними. Только у графини Фегор и у секретаря комитета возникли подозрения. Не столкнул ли здесь случай людей, когда-то близких? Мало ли какие капризы могли быть в прошлом у княгини? Впрочем, не доверяя друг другу, они не стали делиться своими мыслями.

Санблер твердо решил отомстить ненавистному Николя. Каким образом — ему самому еще не было ясно. К тому же, чтобы привести мстительный замысел в исполнение, следовало выждать. Бандит рассчитывал на обстоятельства, которые часто сменяют друг друга, подобно звукам в аккорде. Недаром его всегда привлекала музыка… Лиха беда начало! До горя Пьеро ему не было дела. Вместо того чтобы вернуть себе любовь матери, бедняжке предстояло содействовать ее гибели. Но все же Санблер, сам того не замечая, все больше и больше привязывался к мальчугану, а тот, как и после встречи с жандармом, относился к приемному отцу с почтительным восхищением.

Этот вечер надолго запомнился чете Матиас. То им казалось, что они узнали Санблера, то его спокойствие и непринужденные манеры сбивали их с толку. «Нет, это невозможно! — говорили они себе. — К тому же с ним мальчик… Зачем бы он стал обременять себя ребенком?»

Вновь и вновь они повторяли эти доводы, но по-прежнему чувствовали себя неуверенно.

— Надо положить конец кошмару! — сказал Николя. — Санблер это или нет, — придется его устранить.

Однако просто убить человека, ставшего на их пути, значило идти на большой риск. Поднести ему рюмку отличного вина, какое умела приготовлять прекрасная Эльмина, — о, это совсем другое дело! Когда подали вино и фрукты, княгиня, грациозная и любезная, сама налила каждому.

Санблер знал повадки Эльмины, однако подумал, что вряд ли она осмелится в присутствии гостей подсыпать яду в его бокал. Тем не менее, считая осторожность не лишней, он только чуть-чуть пригубил. У вина был горьковатый привкус.

По дороге домой он заметил в руках Пьеро какую-то вещицу.

— Что это у тебя?

Мальчик замялся, потом ответил:

— Мама держала в руках этот флакончик, а потом бросила. Я поднял его и спрятал на память. Ведь я не сделал ничего плохого, правда?

— Нет, нет, конечно! — ответил бандит, внимательно разглядывая флакон из граненого хрусталя, в котором осталось несколько капель. — Дай-ка мне его до завтра!

— А вы его отдадите?

— Отдам, отдам, не беспокойся!

Пьеро повиновался, и Санблер поручил аптекарю произвести анализ жидкости, содержащейся во флаконе. Оказалось, что это был смертельно ядовитый сок одного тропического растения. Как малыш ни плакал, Санблер не вернул ему флакона.

— Когда-нибудь ты узнаешь, зачем он мне нужен, — говорил бандит. — Я хочу помочь тебе вернуться к матери.

— Но вы не собираетесь сделать ей плохое? Я вас боюсь!..

— Зачем же я стану делать ей плохое?

— Почем я знаю?.. Куда вы носили флакон?

— Я хотел проверить, тот ли это флакон, что я у нее когда-то видел. Если не тот — значит, княгиня тебе не мать, мой милый.

— Ну и как же? Тот ли это флакон?

— Это выяснится позже, надо немного подождать.