И пропорции тела Ивана как будто созданы для нее. И в разных сексуальных позах его ноги не мешают ее ногам, и руки его оказываются не выше и не ниже, а именно там, где надо. И кожа, кожа, которую ощущаешь не только руками, но и губами, – самое то.

Разбудила Нину и Алексея не Оленька, а Ольга-старшая. Ворвавшись в гостиную на рассвете, в половине шестого, она тут же успокоилась, увидев на столе приготовленные бутылочки, на диване Нину, а в кресле Алексея.

– Боже мой, неужели ты мне не изменил? – сказала она голосом, от которого даже птицы перестали щебетать.

– С добрым утром, – потянулся Алексей. – Как теща?

– Нормально. Небольшая аритмия.

– Оля, не ори, голова до сих пор раскалывается. – Нина съежилась от сквозняка. – Ты лучше ложись рядом, поспим.

Наклонившись к племяннице, Ольга поцеловала ее, поправила плед.

– Спи, а мне нужно с мужем поговорить.

Перейдя в кухню-столовую, Ольга показала Алексею на стул и сама села напротив.

– Ты можешь подождать с разводом, пока я не оформлю Оленьку? Я понимаю, жить ты со мной не будешь, особенно теперь, с приемным ребенком. Но подожди, пока придут документы.

Дотянувшись до холодильника, Алексей достал кусок ветчины и чуть не выронил его.

– С чего ты решила, что я собираюсь с тобой разводиться? – отлив самогонки из пластиковой бутылки, стоящей на столе, Алексей выпил ее и занюхал ветчиной. – Я привык к тебе. Выглядишь ты прекрасно, не сравнить с теми замухрышками, с которыми гулял по молодости. Они беззубые и нищие. Захотел бы, давно бы ушел. У меня в Порошине, как ты знаешь, есть десятилетний сын. В интернате, в Новгороде, Женька бегает, которой три года. Она, кажется, тоже моя.

– Женька? – Оля встала перед мужем и с размаху треснула его по красивой физиономии. – Ты же мне клялся, что с Милкой пять лет не гулял.

Схватив обе руки Ольги, Алексей тряс жену и говорил, глядя в глаза:

– Оля, не злись, да я даже даты не очень помню. А ее, ты знаешь, уговаривать не надо, сама на шею вешается. Да я не к этому. Я не знаю, люблю ли тебя, но как представил, что буду без тебя жить, так и понял, что не смогу.

Оля обняла мужа и задышала ему в ухо.

– Леша, я тебя так люблю, что даже боюсь своих чувств. Я для тебя что угодно сделаю.

– Да знаю я, – отмахнулся Алексей, снимая руки жены со своей шеи.

– Только теперь у меня, Лешенька, появилась еще одна любовь – материнская. Если ты теперь загуляешь, я от тебя уйду, терпеть не стану. И вообще…

С тревогой наблюдая за меняющимся лицом жены, Алексей впервые испугался. Отпустив руки Ольги, он заговорил чуть заискивающим голосом:

– Завтракать пора и девочку кормить. Иди поспи, я сам все сделаю.

Москва

Обедал Иван всегда в одном и том же кафе, за квартал от клиники. Сегодня, после ночного дежурства, совершенно не хотелось работать, и он задержался на двадцать минут, заказав себе дополнительную порцию овощного салата.

– Привет, Ванечка, – напротив Ивана за столик села эффектная, смутно знакомая женщина. – Выглядишь преуспевающим бизнесменом. Холеным и усталым.

– Есть маленько, – специально по-деревенски ответил Иван. – Ты здесь какими судьбами?

Пальцем с длинным ногтем Алла показала на столик позади себя.

– Мы с Вадиком ездили на разговор с клиентами. Я вспомнила о кафе, где ты всегда обедаешь, и мы решили заскочить сюда.

– С Вадиком? – Иван наклонился в сторону, рассматривая бывшего соперника. – А Надя не ревнует?

– Уже нет. – Все такая же худющая, но ставшая более интересной Алла изогнула губы в улыбке победительницы. – Вадик, как я тебе говорила, весьма практичен. Он решил жениться не сразу, а после испытательного срока в один год. И через полгода заскучал с твоей хозяйственной Надей, воспринимающей секс как одну из домашнего обязанностей. Где-то между мытьем посуды и развешиванием постиранного белья…

– Алла, у меня обеденный перерыв заканчивается. – Ивану был неприятен разговор. – Мне пора, а вы закажите лазанью, фирменное блюдо кафе, очень удачное.

– Закажу, – кивнула Алла, не собираясь вставать. – Доскажу и закажу. Так вот, встретил меня Вадик в адвокатской конторе, успешную, трезвую, и захотелось ему меня прямо за офисным столом. Я кобениться не стала, заперла кабинетик и занялась с ним любовью, и чувств своих не скрывала. Короче, Ваня, бросил он твою мороженую и правильную Надечку. А она целый месяц не желала выезжать из его четырехкомнатной квартиры, качала права. Я, как адвокат, без единого ругательного слова объяснила ей ее права. Так что аэродром свободен, можешь приземляться. – Алла приподнялась, чмокнула Ивана в щеку. – Между прочим, я рада тебя видеть.

– Я, если честно, тоже, – мрачно ответил Иван.

Алла пересела за столик к грузному Вадиму, который тоже узнал Ивана и приветливо помахал ему рукой. Иван помахал в ответ.

В первую секунду хотелось вскочить и побежать к Наде. Объясниться, позвать к себе. Но воспоминание о предательстве и характеристика Аллы «мороженая и правильная» постепенно остудили. Он представил себе встречу, рациональный разговор, равнодушный Надин взгляд… и ему не захотелось жить вместе с женщиной, позволяющей себя любить, но не отдающей ни капли тепла обратно.

Иван вышел из кафе и направился в клинику. Хочешь не хочешь, а до конца рабочего дня осталось полтора часа.

В последние дни Юля расписывала ткани с утра до вечера. Она ходила погруженная в себя, держала в кармане блокнот и каждые три-четыре часа делала наброски небывалых узоров, сказочных растений и тропических птичек. Нина поражалась ее работоспособности. Два батика Юля сделала вне очереди, для Ольги.

Через три дня после знаменательной поездки в Кашниково к утреннему завтраку Нина вышла в расхристанном старом халате, нечесаная, бледная от бессонной ночи. Зато Юля была одета в новый спортивный костюм, причесана и раздражала свежим цветом лица после холодного душа.

– Поеду, отвезу работы в деревню. Вчера созвонилась с Ольгой. Хочешь со мной? – предложила Юля.

Нина покачала головой:

– Не могу.

– Каждый день его видишь?

– Как назло – каждый день. – Она, шумно прихлебывая, отпила чай. – Нас в одну смену поставили.

– «Поставили», – передразнила Юля. – Сам, небось, и поставил. А чего ты в такую рань вскочила? У тебя выходной. Спи и спи.

– Не спится.

– Полудурки оба. – Юля отставила чашку, схватила пирожок и направилась к входной двери. Там она взяла рюкзак и сложенные в большую папку ткани. – Буду послезавтра. Пожалуйста, веди себя неприлично.

– Постараюсь, – без улыбки ответила на шутку Нина.

Дверь за Юлей захлопнулась, и тут же раздался звонок.

Автоматически, даже не ругаясь, Нина пошла открывать подруге, постоянно забывавшей дома то сотовый, то кошелек.

Распахнув дверь, Нина стояла и смотрела на Ивана. В безукоризненном костюме, в новых ботинках. Он молча отодвинул Нину и вошел в квартиру.

– Юльку встретил, она в деревню поехала. Разрешила мне пожить у нее. Я с ночного дежурства, вечером вызвали, серьезная челюстно-лицевая травма. Мне для диссертации нужно. Я посплю немного? Мне куда?

Доведя его до комнаты, Нина показала на диван и села в кресло. Иван снял пиджак, брюки, лег и заснул моментально, захрапел, сиротливо сжавшись от холода. Накрыв его поверх одеяла пледом, Нина нарочно долго поправляла углы покрывала, дотрагиваясь до рук и лица Ивана.

Затем, включив телевизор, она два часа мучилась «Смехопанорамой» и посматривала на спящего Ивана, думая, насколько удобно приставать к уставшему мужчине с сексуальными домогательствами. Через два часа она поняла, что в любви, как и на войне, все средства хороши. И вообще, от Ивана она вряд ли дождется решительных действий. Может быть, ему не понравилось то, что произошло с ними месяц назад, но ей-то тот случай по ночам снится.

И сейчас она не собиралась больше терпеть.

Начала она приставание с классического варианта: просто легла рядом с Иваном и втерлась в него, прижавшись попой к его животу и переложив его руки на свою грудь.

Легкий храп прекратился. Нина ждала результата. Если сейчас Иван уберет руки, то она ни за что никогда к нему не прикоснется, и это будет самым большим ее женским позором.

Но Иван рук не убрал. Его нежные прикосновения заставили соски Нининой груди сжаться от желания. Иван медленно приподнялся, поцеловал Нину в губы и плавными неторопливыми движениями снял с нее халат, затем футболку и стал целовать лицо, шею, плечи.

От ласковых прикосновений у Нины закружилась голова, и она, удобнее устроившись на диване, полностью расслабилась под нависшим над нею Иваном.

Иван, не прекращая целовать Нину, не торопясь, снял с нее всю одежду. Это было необычное, новое ощущение – лежать совершено голой рядом с абсолютно одетым мужчиной.

Сжав груди Нины, Иван принялся целовать их все более страстно. Ноги Нины раздвинулись сами собой, желание захлестывало, и она, не выдержав, стала раздевать Ивана. Руки ее дрожали, не справляясь с пуговицами. Выдернув рубашку из брюк, она почти рвала их, стремясь добраться до так понравившегося ей тела. Иван сам стал расстегивать рубашку, а Нина, не сдерживая поднимающегося откуда-то из глубины стона, рывком стащила брюки вместе с плотными трусами. И опять поразилась, насколько велико мужское достоинство Ивана в его боеготовности. Это было так красиво и сексуально, что Нина прикоснулась к нему губами.

У спокойного Ивана наконец-то сбилось дыхание, и он, оторвав от себя Нину, поцеловал ее в губы.

– Я хочу тебя, – зашептала Нина и сжала плечи Ивана, притягивая его к себе так сильно, как только могла.

Иван, не отвечая, провел рукой между ног Нины и вошел в нее. Сознание Нины помутилось от страстного удовольствия. Она застонала так, что испугалась, что ее будет слышно на два этажа вверх и на пятнадцать вниз.

– Еще, Ваня, еще, – шептала она, прижимая к себе Ивана и помогая ему руками.

Сколько продолжалось это божественное соитие, Нина не знала, ей казалось, что она готова умереть под Иваном.