Алексей сделал шаг к санитарам, сказал: «Ну» и протянул руку. Рыжий санитар достал цепочку, темноволосый отдал крест. Иван тут же проверил наличие денег.

Отведя доктора под локоток в сторону, Иван передал ему несколько купюр. Митрич заволновался.

– А мне деньги?

Иван положил купюру и в карман Митрича. Сторож, интересуясь, вытянул краешек купюры и тут же, невероятно счастливый, засунул ее обратно.

Врач все еще размышлял, как он будет оправдываться.

– Такси вызови, доктор. И цену не жми, нам домой надо, родственники с ума сходят.

– Я зараз, – засуетился врач. – Я вас лично до Кашникова свезу. От греха подальше. Только давайте быстренько сдадим кровь на анализ. Надо ж знать, с чего вы чуть коней не двинули.

– Это правильно, – согласился Иван. – Это можно.

Анна молча сидела на стуле и раскачивалась, прижавшись подбородком к голове Сашеньки, который устроился у нее на коленях. Отревевшись ночью, она уже не плакала. Не могла.

Вера Трофимовна, опухшая от слез, стояла посередине комнаты и причитала:

– Из морга, говорит, звоню. Везем ваших обратно домой, а то они буянют. Великий Боже, я думала, до утра не доживу.

В пухлой руке Вера Трофимовна держала мятый носовой платок. Нина и Оля сначала тихо плакали, но при ее словах начали истерически хихикать.

На диване лежал бледный Иван. Алексей, уже принявший душ, вытирал голову.

– Вода очищает. – Оглядев жену и Нину, Алексей перевел взгляд на тещу-домоправительницу. – Вера Трофимовна, а нет ли чего покушать?

Ольга при упоминании о еде прикрыла рот рукой и побежала в туалет.

Трофимовна споренько накрыла на стол.

– Милку утром арестовали. Ваши анализы показали – синильная кислота. Наливка ейная не пять, как она вам врала, а все пятнадцать лет простояла. Вишневая, да с косточками. Верный путь или в больничку, или на погост. Милка на всю улицу орала, насколько ненавидит всех вас, включая зажиревших гостей из Москвы. Короче, призналась… – Трофимовна на пару секунд задумалась. – … в преступном умысле.

Пристально глядя на куриную ногу, Алексей раздумывал, хочется ему есть или нет. Нет, лучше выпить. Водочки. Для дезинфекции. И он налил себе стопочку.

Очнулась от своих мыслей Анна.

– Это я «Скорую» вызвала. А ты, Лешка, пока медики ехали, еще на ногах был.

– Я помню. Ребята, а сейчас мы восстановим картину. – Он ткнул куриной ногой в сторону Нины. – Ты за столом заснула, Ольга у стола в обморок упала, я до дивана дополз. Хрипеть начал, как раз тетя Аня проснулась. А Ивана в доме не было, его в беспамятстве прямо с Милки сняли. Она ж его до своего дома дотащила. А как он совсем вырубился, так она и испугалась.

– Что? – Нина обернулась к глупо улыбающемуся Ивану. – В моей же деревне? В соседнем доме?.. Низкий тебе поклон, Ваня.

Нина хотела изобразить низкий поклон и упала на диван рядом с дантистом.

– Да я ничего не соображал, Нина, думал, это ты… – Иван стал гладить Нину по плечу. – Перепутал Милку и тебя…

– Перепутал? Меня? – Все внутри Нины дрожало от ненависти. Хотелось с размаху, от всей души, залепить наглецу пощечину. Да так, чтобы голова на сторону свернулась и кровь из носа потекла. Чтобы он понял, как ей сейчас больно. И она зашипела ему в лицо: – Меня, пусть не самую идеальную, сравнить с последней шлюхой?

То ли еще бродили остатки яда в мозгу, то ли сыграло нежелание оправдываться перед практически чужой для него женщиной, но, посмотрев на Нину, Иван вдруг пошутил:

– Действительно, Милка, она похудее будет и повыше. То есть постройнее.

И Нине стало неприятно… Чего она, собственно, гоношится? Из-за кого? Ну переспал мужчина с женщиной по собственному желанию. Ну она, Нина, не нравится ему. Чего беситься? Она себя, между прочим, не на помойке нашла. Хочется ему с дояркой попробовать, имеет право…

Глядя в лицо Нины, Иван стал бледнеть, понимая, что переборщил с шуточкой. Он, конечно, не обязан отчитываться перед медсестрой своей поликлиники, но, зная, насколько болезненно женщины относятся к вопросам излишнего веса, понял, что чисто по-человечески поступил жестоко… Сейчас она выдаст… Вроде бы настроилась на драку… А у него отвечать не было ни сил, ни желания.

– Извините, Иван, я не имела права повышать на вас голос, – неожиданно неприятно сдержанным голосом сказала Нина. – Извините.

Отвернувшись, она вышла из комнаты. Ее голова, обычно высоко вскинутая, и прямые плечи обидчиво опустились.

Теперь Иван понял, что его ошибка оказалась гораздо серьезнее. Все-таки он не настолько равнодушен к Нине, насколько старался себе врать.

– Нина!

Не оборачиваясь, Нина покачала головой.

– Встретимся в понедельник на работе.

Подхватив Сашку, вслед за дочерью вышла Анна.

– Выздоравливайте. И не ругайтесь. С того света вернулись, а по мелочам лаетесь. Пьяные, наверное, еще.

Они шли по полю втроем. Анна ахала и охала, заново переживая случившееся. Она даже испугаться не успела, о смерти близких им, к счастью, не сообщили. Нина, все еще плохо себя чувствующая и обиженная на Ивана, шла, шатаясь. Сашка, бегая кругами, ловил ладонями не успевших заснуть бабочек.

– Ой, мам. – Нина с размаху легла на подсыхающую к осени траву. – А все равно хорошо. Ну их к лешему, мужиков.

Анна легла рядом с дочерью, уставившись в небо.

– Бабьим летом всегда хорошо. А без мужика плохо. Прости его. Милка затащила.

Не отвечая, Нина встала, подала матери руку.

– Всего один день свободы остался. Завтра пора ехать в Москву.

– С Иваном на Лешкиной машине не поедешь?

– Нет. Да он уже уехал давно, я машину на дороге видела.

– А заявление-то на Милку так никто и не написал.

– Никто, мама, и не будет писать. Она сама себя наказала. Все бабы и так на нее за своих мужиков обиженные, теперь ей в деревне житья не дадут, – подхватив на руки сына, Нина прижала его к себе сильно-сильно, и Сашка засмеялся, отпихивая маму. – Сашка, не брыкайся, милый. Мам, ты меня вымоешь, а то сил совсем нет?

– Конечно. – Анна погладила дочку по голове. – Я и платье твое домашнее приготовила.

Проходя мимо Милкиного дома, Нина неожиданно для себя плюнула на землю пред забором и прошептала:

– Сгинь, нечистая, б… шерстистая.

– Ты чего? – неприятно удивилась мать. – Второй день злая ходишь.

– Правда? – Нина удобнее устроила Сашку на руках и нахмурилась. – Нет, у меня настроение хорошее. Просто в Москву не хочу возвращаться. Лучше нищей, но здесь.

Но на самом-то деле она понимала, что меняется и в деревне сможет только отдыхать – собирая грибы или работая на прополке. Но скоро ей станет скучно. Теперь ее тянет в Москву. Она нашла для себя уникальную работу, она получает такие деньги, о которых неудобно говорить в деревне. И еще… нет, она найдет кого-нибудь поинтереснее.

Вечером неожиданно появился Алексей. Вошел в дом, стуча военными ботинками.

– Ни хрена ваш телефон не берет, а пьяным я за руль не сажусь. Пришлось пешком топать. Теть Ань, Нина. Теще моей плохо стало, Ольга ее в город на обследование повезла. А я с ребенком не умею обращаться.

Анна сидела на диване, смотрела телевизор.

– Наломалась я, Леша, за три дня, устала. Пусть Нинка идет. Ты как, доча, себя чувствуешь?

– Хреново, – честно ответила Нина. – Но, если надо, пойду.

В огромной усадьбе Ольги было тихо. От хозяйственных построек и гаража доносились голоса работников. А в доме – тишина.

Быстро приготовив молочную смесь и сок, Нина поставила бутылочки на стол.

– Следующее кормление через три часа. Я прилягу, Леша, в гостиной. Ладно?

– Ложись.

Нина устроилась на кожаном диване, включила плазму в полстены. Алексей принес ей плед, накрыл ноги и сел рядом. Высокий, в черной футболке, в черных джинсах. Плейбой на ферме. Перебивая субботнюю развлекательную программу, он неожиданно стал жаловаться:

– Ольга не обращает на меня внимания, вся ушла в ребенка. И сексом не занимается уже десять дней.

– Ты дни считаешь? – лениво включилась в разговор Нина.

– Конечно. Восемьдесят процентов того, из-за чего добровольно сохраняется брак, – это секс.

– А остальные двадцать? – без интереса спросила она.

– Дети и общий бизнес. Но это добровольно. Бывают браки по расчету.

– Это я помню. Французская поговорка: «Вопрос: бывают ли счастливыми браки по расчету? Ответ: бывают, если расчет оказывается верен». – Нина начала засыпать.

– И, поверь, хотя бы с одной стороны в условии договора стоит великолепное исполнение супружеских обязанностей. То есть секс. – Алексей встал рядом с диваном, но Нину волновало его присутствие только как помеха ее оздоровительному сну.

– Леха, боже ты мой. Откуда такие мысли? Тебе-то зачем об этом задумываться? Не только Ольга, все бабы соседних деревень готовы улечься перед тобой хоть на кровати, хоть в чистом поле.

– Я знаю… Ну что, будем? – И он сел рядом.

– Чего будем? – зевнула Нина.

– Как чего? – возмутился Алексей. – Трахаться!

– Леша, иди ты в… кресло, не мешай спать. Скоро Оленьку кормить.

Столько лет мечтать о человеке, а сейчас лежать бетонной тумбой, и лень руку поднять, чтобы обнять вожделенный объект. А Алексей напирал, вдавливал ее в диван и старался достать грудь из бюстгальтера.

– Леш, – Нина вяло отбивалась, – ну не хочу я. Ну лень мне.

– Мне самому лень, – Леша сел прямее. – Но обстановка располагает. Мы одни в большом доме. Никто не мешает, ты скоро уедешь. Идеальная обстановка для трахания.

– Понимаю, – зевнув, Нина показала на бутылку шампанского. – Налей, пожалуйста, шампусика, пить хочется.

– Ага. А мне водочки.

Выпив каждый свою порцию, они посмотрели друг на друга.

– Пойду я домой, а?

На настенных резных часах часовая стрелка подходила к трем.

– Обалдела? Ночью, нетрезвая, считай, тайком. Сплетни пойдут…

И тут Нина поняла, что еще ее не устраивает в Алексее, помимо острого чувства вины пред Ольгой. От Алексея не так пахло. То есть не так, чтобы кружилась голова. Что там говорят о феромонах? Этого личного, именно ее возбуждающего запаха в красавце Леше не было. А когда Иван находится рядом с нею, она невольно начинает думать о сексе.