– Она мне уже жаловалась. К Ольге сегодня пойдем?

– Похмеляться, что ли? – Мать взяла три последних маленьких кабачка и стала быстро тереть их на терке. – Так я уже самогоночкой подлечилась, а ты, как всегда, и не пила вовсе.

– Мне нужно… с Иваном поговорить.

– А-а-а, значит, мне не показалось. – Мать довольно вытерла полотенцем руки. – Оба друг на дружку глаза обглядели.

Отвернувшись к окну, Нина пожала плечами.

– Да что ты, мама, такое говоришь? Просто мы друзья. Живем рядом и работаем вместе.

– Он мне нравится. – Анна поцеловала Сашку. – Иди, сына, побегай во дворе. Так что не стесняйся, охмуряй мужика.

– Я с мамой посижу, – прошептал Сашка и уткнулся в руку Нины.

Нина обняла сына.

Первыми не выдержали Ольга с Алексеем. Их «Лексус» приехал в два часа дня.

– Телефон у вас не берет! – громко заявила Трофимовна, вылезая из «Лексуса». На «милой теще» были широкие зеленые кримпленовые брюки и футболка с надписью «Босс», трещавшая на груди восьмого номера.

Ольга, в открытом легком платье, с дочкой на руках, вышла из машины.

Алексей, с утра уже хмельной, покосился на соседний дом, в палисаднике которого стояла злая Милка в праздничной кофте, и достал из багажника два пакета.

– С вчера закуска осталася. Не пропадать же! – похвалялась на всю деревню Трофимовна. Кричала она так, что было слышно до самого дома Геннадия и Люськи. – Икры красной банка открытая, жареного гуся не доели! Мы ж ваших москвичей на Ванькином «жопеле» домой отправили. Все утро гостинцев набирали. А Петьке я для мамы отдельную корзину поставила.

– Правильно. – Нина поцеловала Веру Трофимовну. – Они небогато живут, мама у него очень хорошая.

– Да мне он тоже понравился! – не унималась Трофимовна. – Ласковый, уважительный. Характер – чистая баба.

Прибывший Иван в открытую на Нину не смотрел, почему-то прятал глаза.

«Зря я вчера о нем мечтала. Не нужна я ему, да и он мне тоже. Был бы красавец, а то смотреть не на что… кроме центра композиции. И усы у него противные, и сам худой, как рыбий скелет. Жуть и кошмар. И ничего между нами не было… И быть не могло. Это все обман. Самообман. Мне приснилось…»

Нина проговаривала про себя свои мысли и одновременно приветливо улыбалась приехавшим гостям. На Ивана она тоже старалась не смотреть. Желание, обыкновенное бабское желание мужчины возникло, как только Иван вышел из машины. Просто вышел, тоже в шортах и майке-тельняшке. И ни о чем, кроме Ивана, пока не сели за стол, Нина думать не могла.

Мама решила выпендриться перед Верой Трофимовной и выставила на стол все, что запасла на зиму и праздничные дни. То есть бутылку дорогого коньяка, коробку конфет «Трюфеля», маринованные, собственноручно собранные рыжики, шмат розового, в бордовую мясную прожилочку, сала. Тут же поставила тушиться кролика, купленного у Милы. Такие мелочи, как овощи с огорода, оставшиеся оладушки и засоленные огурцы, в расчет не принимались.

Трофимовна тоже в долгу не осталась. Привезла помимо гуся и икры двух копченых щук, паштет из говяжьей печени, прикупили хлеба и самогона.

Оксана самогоном в магазине торговать не имела права, поэтому поступала исключительно честно. Самогон гнала в теплом сарае, где занималась заготовками на зиму. Там же его и продавала. Взяли три литра. Спиртометр в самогоне показывал шестьдесят градусов.

Коньяк на фоне шестидесятиградусной выглядел бледно, и пили его Иван и Ольга, остальные налегали на самогон. Нина в сторону спиртного даже не смотрела. Боялась за свою нравственность. А Иван после коньяка разговорился, стал делиться впечатлениями от прошедшей ночи…

– Лежу, состояние хреновое. Слышу – шур, шур, шур – мышки скребутся. Лень, но все-таки открываю глаза. И вижу – выскакивает из-под стола мышка, глазками темными мигает. И не такая мышка, каких в кино показывают, не лабораторная, а местная, полевая. А за нею два мышонка. Сели и одну корку со всех сторон грызут. Я им: «Кыш, заразы», а они ноль внимания, килограмм презрения.

– А это потому, Иван Иванович, – не выдержала Нина, – что ты сюда в гости приехавши, а они тут живут, хозявки.

– Оля, – Анна резала гуся на тонкие розовые сочные ломти, – да положи ты ребенка, хоть в Сашкину кровать, хоть в мою. Оленьке от твоих рук жарко, пожалей девочку. Давай унесу ее.

– Я сама, – встала из-за стола Оля. – Нин, помоги.

Помогать было особо не в чем, но Нина пошла вслед за теткой.

– Видала? – Ольга, как только они вышли из большой комнаты, кивнула на соседний дом. – Милка в палисаднике стоит, Лешку моего выглядывает.

– Ага, и кофта праздничная, – поддержала Нина. – А девочку свою, Женьку, в интернат сплавила, курва.

– Пятый год одна и та же кофтенка, – сказала, как выругалась, Ольга. – Вот что интересно, Нин. Я стараюсь лишнего пива не пить, чтобы не растолстеть, а твой зубодер три литра за утро выдул и все равно тощий и живот плоский. Вот куда оно у него девается?

– Вся сила в корень идет, – устало, но уверенно заметила Нина.

Ольга помолчала, думая, и вдруг громко выдала:

– Вот об этот корень, Нинка, ты и зацепилась! – и тихонько, чтобы не потревожить дочь, засмеялась.

– Да ты что, Оля…

– Думаешь, не видно? Ты бы не отводила глаза, а смелее смотрела, вышло бы не так заметно.

Не желая обсуждать того, чего как бы и не было, Нина сделала вид, что рассердилась.

– Пойдем к столу. Когда еще так посидим?

Но сама Нина к столу не пошла, ее тянула к себе книга. Прихватив ее из спальни, она забралась на задний двор и, сев в высокую траву, принялась изучать подробнее.

Заговоры в основном оказались знакомые, но два новых, которые встретились Нине, ее изумили. Первый – ритуал и текст отворота. Не простого отворота, а того самого, после сильнейшего приворота. Второй удививший заговор рассказывал о ритуале снятия порчи или тяжелой болезни с грешного человека. Поскольку в окружении Нины святых не наблюдалось, она решила, что ритуал подойдет любому человеку.

О попытках отворота Нина знала. И бабушка Полина рассказывала, и она сама читала. Но в подаренной книге говорилось о немного ином порядке действий и новом компоненте ритуала – полыни. Полыни в Кашникове хватило бы для открытия заводика по производству абсента.

Десять вырванных вместе с корнем растений составили охапку пряно пахнущей травы.

Отнеся двухметровый букетик на веранду, Нина зашла в большую комнату. Гости, негромко переговариваясь, чинно похмелялись и закусывали. Сашки не было.

– Мама, где сын?

– Спать отнесла, – пьяненькая мама была смешной и некрикливой. – Умаялся. Выпьешь?

– Я попозже. – Нина, не садясь, отковырнула от гуся крылышко. – Сначала нужно помочь Валентине. Вкусно. Хорошо Трифоновна готовит, спасибо тебе, тетя Вера.

– Я не хуже готовлю! Это первое, а второе – что, опять? – Мать хлопнула себя по коленкам. – Мы ж договаривались, в деревне не колдовать!

От крика Анны все вздрогнули и в упор, как на музейный экспонат, уставились на Нину.

– Я обещала. – Нина сверлила мать взглядом, пытаясь заставить ее сменить тему. – Я ей должна.

Ольга демонстративно стряхнула со своего немыслимо дорогого платья крошки хлеба.

– Когда я просила сделать приворот на Лешу, и ты, и тетка Полина мне отказали, а с Валькой, этой кретинкой, носитесь, как с любимой родственницей.

– Оля, – Нина взяла укроп и по-новому посмотрела на тетушку. Впервые за всю жизнь в ней появилась уверенность, что она может говорить то, что думает, и неважно, приятны ее слова или могут обидеть, – ты и без приворота возьмешь любого мужика, а Валька – нет. Я провожу ритуал в деревне первый и последний раз. Мне сплетни и косые взгляды не нужны. Я пошла, не обижайтесь.

– Не понял. – Иван, поразительно быстро опьяневший на старые дрожжи, растерянно оглядывался. – Вы о чем? У Нины, я знаю, есть дар лечить, а сейчас она куда?

– Ведьмачка она, понимаешь, Ваня? – Трофимовна приобняла худенького гостя. – Наследственная. Через поколение передается, а у Нинки дар с детства проявлялся. Баба Полина ей еще и свои способности передала. После ее смерти Нинка настоящей ведьмачкой стала.

– Интересно. – Иван долго и старательно фокусировал взгляд на Нине, но она слишком быстро вышла из комнаты, и он зажмурился, чтобы привести глаза в порядок. – Я что-то подобное подозревал. Анна Сергеевна, можно мне прилечь на пару минут, а то я от нашего двухдневного застолья совершенно опьянел? Буду благодарен за любую кровать или диван.

Три женщины смотрели на Ивана, открыв рты.

– Во излагает, – восхитилась Трофимовна. – Как в телевизоре. Анька, а представляешь, если он станет твоим зятем. Видала, как он на Нинку заглядывается?

– Я зятем не стану! – повел указательным пальцем Иван. – Я буду жениться только через пять лет на девушке из интеллигентной семьи с хорошим доходом.

– Давайте я ему в глаз дам, – неожиданно бодро предложила Ольга. – Он нашей Нинкой брезгует, зубодер недобитый.

– Охолонись, Оля. – Алексей, рядом со стулом которого кучковались четыре пустые пол-литровые бутылки, разлил самогон. – Это он сегодня так говорит, а поведет Нинка задницей, и пойдет он за нею, как бычок на веревочке. Я-то вижу, как он за нею мужским глазом следит.

– Где я могу прилечь, Анна Сергеевна? – уже мало что соображая, настаивал на своем Иван.

– А прямо здесь и ложися, – Анна махнула в сторону самого большого и красивого в доме дивана, гостевого. – Проспишься, я тебе лекцию прочитаю. О поведении с женщинами.

Штормовой походкой Иван доплелся до дивана и упал на него плашмя, не заботясь о правильном расположении одежды на своем теле и самого тела на диване.

Захватив на веранде охапку полыни, Нина вышла на крыльцо. Валентина уже ждала, курила, сидя на последней ступеньке крыльца.

– Ну что, навсегда влюбленная в милого Пашу, идем ошибки исправлять.

Отбросив в сторону бычок, Валя с самым решительным видом встала и прихватила все тот же пластиковый пакет с полотенцем.