Марина Туровская - Ниночка

– Я теперь в клинике работаю, в кабинете дерматолога. По контракту не имею права оказывать помощь в частном порядке. Пусть ваша знакомая обращается напрямую туда, – она достала из кармана портмоне, в котором держала несколько визиток клиники. Нине еще ни разу не приходилось раздавать визитки, и она положила одну из них на стол с особым удовольствием.

– Да? – Елена взглянула на карточку. – Слышала об этой клинике. Значит, это к тебе запись на два месяца вперед?

– Значит, ко мне. Юра, доел?

– Доел.

– Поехали. До свидания. Елена Борисовна, спасибо за обед. И тебе, Таня, спасибо.

Первым вскочил Юрий, поклонился милостиво ему улыбнувшейся Елене, затем засмущавшейся Татьяне.

– Спасибо большое. У меня даже мама так не готовит.

Кухарка заулыбалась, с удовольствием принимая похвалу.

– А деньги? – Елена все еще не вставала, желая удержать Нину. – Мы тебе денег должны.

– С подругой передайте, – встав, быстро проговорила Нина. – Нам действительно пора.

Она решительно пошла к выходу. И, как всегда бывает в жизни, на пороге столкнулась с тем, кого и хотела и не хотела видеть, с Василием. Он ее узнал сразу. Чуть покраснел, немного замешкался, но не растерялся.

– Привет, Нина.

– Здравствуй, Василий. – Нина прошла, не замедляя шага, Юра топал сзади.

Сев в машину, Нина чуть повернула голову, оглядывая особняк. Вот ведь у нее характер. Ей хотелось, очень хотелось появиться здесь не в качестве прислуги, и теперь она это сделала. Сегодняшнее посещение доставило удовольствие.

Дрогнуло у нее сердце при виде Василия? Дрогнуло… Но не очень.

– Юра, газуй.

На работу Нина приехала в шесть вечера. Она заскочила в лабораторию, сдала агар-агар и мышей. Лаборантка Зина сделала большие глаза.

– Тебя здесь обыскались. Немедленно иди к Эльзе, там сейчас скандал.

Нина подошла к кабинету главврача и услышала шум за дверью. В принципе, она не должна была туда заходить, неэтично присутствовать при разносе своего начальника, но отказать себе в этом удовольствии она не могла и тихо проскользнула в кабинет.

Разъяренная Эльза Евсеевна дурным голосом выговаривала стоящему перед ним Дмитрию Савельевичу:

– …Сейчас ты работаешь для нее, а не наоборот. У нее пока, только пока нет диплома. Ты, Дима, хороший специалист, а у нее дар божий. Если ты еще раз без согласования со мной снимешь ее с приема, считай, что твоя карьера в этой клинике закончилась. Пойдешь в районную поликлинику, старушек пользовать.

Нина сиротливо стояла в сторонке, слушала. Эльза Евсеевна заметила ее и предложила сесть. Дмитрий зыркнул на свою медсестру с искренней ненавистью и вышел. Эльза Евсеевна еще раз попросил Нину сесть.

– Я боялась, что ты обиделась и решила уйти. Мне девушки на ресепшене сказали, что ты, выходя из клиники, злилась и нервничала.

– Да, радости было мало. Мне можно идти? Думаю, сегодня придется задержаться.

– Конечно! – Эльза сцепила красивые руки. – Ты с полуслова понимаешь меня. Иди, детка, работай.

Не желая добивать страдающего болезненным самомнением врача, Нина подошла к кабинету с чуть опущенной головой. Пациентки, не менее десяти человек, всполошились при ее появлении.

– Ниночка, Ниночка, благодетельница, талант, феномен, – негромкие голоса женщин ласкали слух и зудом отзывались в пальцах.

– Я всех приму, – тихо пообещала Нина и вошла в кабинет.

Дмитрий Савельевич за весь вечерний прием не сделал ни одного злобного замечания, говорил только по существу.

Проводив взглядом Нину, спешащую по коридору, Петечка помял в руках конверт и направился в стоматологическое отделение. Потоптавшись перед дверью, он открыл ее и заглянул в просторный кабинет.

Лариса суетилась у холодильника, переставляя банки с лекарствами. Занято было только одно кресло. В нем сидел с открытым ртом пенсионер, дрожал.

– Сан Саныч, – охранник поманил врача. – Я туточки вас жду, – и он тут же закрыл за собой дверь.

– А вы заметили? – Сан Саныч отложил зеркальце. – Число геев постоянно растет, хотя сами они не размножаются.

– Это вы к чему? – опешил пациент. – Вы же только зубы дерете… или еще что?

– Расслабьтесь. – Сан Саныч улыбнулся голливудской улыбкой. – В вашем возрасте можно менять зубные протезы, но не сексуальную ориентацию… Это я к тому, что женщины худеют и теряют женственность, что сказывается на их мужьях и сыновьях.

– Да выйди ты к Петечке. – Лариса достала из кармана халатика пятисотенную. – Он впечатлился подвигом Ивана и теперь собирает на детское приданое.

– Н-да. – Сан Саныч встал. – Героические начинания необходимо поддерживать. Минуточку, – предупредил он пациента.

Портмоне Сан Саныча всегда было при нем, во внутреннем кармане. Достав тысячу, доктор протянул ее Ларисе.

– Сходи сама, мне нужно доделать старичка.

Пациент мигал глазами.

– А что сделал ваш Иван? – спросил он шепотом.

– Спас брошенного ребенка. Открывайте рот. – Вставив раструб в рот пациента, он не мог не привести афоризм: – В романах, дорогой мой, много пишут о хлопотах с сексом и совсем чуть-чуть – о хлопотах с детьми. В жизни соотношение обратное.

– Угу, угу, – согласился пожилой пациент.

Вечером в квартире Татьяны Ивановны, в большой комнате за столом, собрались: сама хозяйка, Катерина, участковый Николай Юрьевич, теперь считающийся официальным женихом, Юля, Нина, дремлющий Иван, нервная от постоянной борьбы Ольга и скучающий Алексей. Ольга рассказывала о том, как продвигается удочерение Оленьки, спящей сейчас в соседней комнате.

Были перечислены инстанции, в которых к Ольге, после нешуточных подарков, отнеслись с повышенным вниманием, где были показаны характеристики членов семьи, привезенные из Кашникова, справки из администрации Боровичей о наличии собственного фермерского хозяйства и отчет из налоговой инспекции.

– То есть мы получили согласие во всех инстанциях, и осталось только ждать… – произнесла Ольга, и ее торжественный тон поддержал двукратный звонок в дверь.

– Я открою, – вскочила из-за стола Юля и бегом понеслась к входной двери.

В комнату она вернулась со смущенным Петечкой. Смущался он секунд пятнадцать, пока не оценил количество и качество представленных на столе деликатесов.

– Приветствую всех. Иван, Татьяна Ивановна, Катерина Юльевна… от нашего дружного коллектива мы передаем нашу скромную лепту в ваш семейный бюджет, подорванный появлением нового члена семьи, то есть Оленьки.

Более не стесняясь, Петечка подошел к столу и вручил Татьяне Ивановне пакет.

– Все скинулись, никто не отказал. Уважают Иван Иваныча.

– Миленький какой толстячок, – прошептала на ухо мужу Ольга.

– Пидор, – поставил диагноз Алексей.

– Садись, Петя, – сонно пригласил охранника Иван. – Есть повод выпить.

– И закусить! – обрадовался Петечка и, придвинув пустую табуретку, сел. – От такого стола невозможно отказаться. – Подумав, Петечка добавил: – Я имею в виду компанию.

– Это еще что! – Ольгин энтузиазм не ослабевал. – Через два дня мы едем в нашу с Алексеем и Оленькой усадьбу, и вот там-то развернемся.

– Точно, и Петечка будет вторым водителем. Он практически не пьющий. – Иван, проснувшись, сел на диване прямее.

– Ага. Я не пьющий, я едящий и согласен ехать, – обрадовался Петечка. – А куда?

В деревню ехали на двух машинах. Первую вел флегматичный Алексей, косясь на довольного Петечку, развалившегося на соседнем сиденье. Заднее сиденье занимали Ольга в строгом, как подобает молодой матери, брючном костюме за две штуки евро, Оленька в автоколыбели и Юля.

Во вторую машину, которую вел Иван, набились Татьяна Ивановна, Катерина и Нина. Бабушка занимала три четверти заднего сиденья, и уместиться рядом с нею могла только Катерина. Нина сидела рядом с Иваном. Ни он, ни она друг на друга особо не смотрели, общались по необходимости. Сидящие на заднем сиденье добродушно хихикали над ними.

В Кашникове забрали Сашеньку и мать Нины. Анна втиснулась-таки в автомобиль, сдвинув Татьяну Ивановну, и усадила на колени внука.

Дальше машины повернули на хутор, официально тоже относящийся к Кашникову, но более известный в народе под именем Ольгин.

По дороге длиной в три километра Анна одной бесконечно длинной фразой рассказала о погоде, о хозяйстве, о проказах Сашки. Сама она в этом месяце неплохо наторговала творога, плюс Нина деньжат подкинула, вот она и решила снести к чертовой бабушке старую теплицу и поставить новую, стеклянную, со съемным грунтом.

Нина знала, что мать не могла допустить, чтобы значительная, по ее меркам, сумма просто лежала в доме и тянула ей сердце.

В доме Ольги, раза в два просторнее особняка Аркадия Андреевича, был накрыт стол, как показалось сначала, персон на двадцать. На нем красовалось все, что только выращивалось и производилось на ферме.

Паштет из говяжьей печени – три хрустальные салатницы по два литра. Утки жареные, трехкилограммовые – три штуки. Салат из свежих овощей – три миски по полведра каждая. Салат оливье – три красивые металлические кастрюльки с золотыми ручками. Картошка вареная, с чесноком и укропом – два резных деревянных корытца. Соленые и жареные грибочки – три широкие хрустальные вазы. Семга малосольная – две стеклянные рыбные подставки, каждая на три килограмма. Икра красная – шесть хрустальных икорниц по двести граммов. Ветчина свежая – три широкие плоские тарелки. Колбаса трех сортов – по килограмму. И всякие сыры, зелень, оливки-каперсы.

Отдельный столик с хлебом и выпечкой, отдельный стол с соусами и спиртными напитками числом до полусотни.

Короче, на свадьбу люди так не выставляются, как Вера Трофимовна подготовилась отметить приезд незнакомой внучки.

Руководила встречей она же, несравненная теща, покрикивала купеческим тоном на двух женщин из деревни, нанятых готовить и накрывать на столы.

Поздоровавшись с гостями, она сразу подошла к дочери, держащей в руках автомобильную колыбель, и повела ее в свою комнату.