– Я не смеялся над Петечкой.

– Заметила. Ты спал.

– Я думал. – Иван придвинулся к столу главврача. – У моей пьющей соседки в пол-лица фиолетовое родимое пятно.

– Ты что-то такое рассказывал, – начала вспоминать Эльза Евсеевна. – С Димой года два назад консультировался.

– Да. Он сказал, что терапевтическими средствами пятно не излечить, только операция. И не сто процентов, что поможет.

– Ну если Дима сказал…

– Подожди. – Иван протянул руку и накрыл ладонь главврача. – Пятно бледнеет. Ее лечит подруга. Прикосновением.

– Шарлатанство…

– Подожди… – Он сжал руку Эльзы. – Вчера Нина, та самая подруга, сняла три бородавки у моей бабушки…

Главврач вздрогнула, невольно дотронувшись левой рукой до крохотной бородавки у глаза.

– Этого нельзя делать!..

– Подожди… А сегодня семь, которые росли рядом, тоже исчезли. Сам видел.

– Она кто по профессии? Цыганка?

– Медсестра. В «Склифе» работает. У соседки, у той самой Юли, живет бесплатно.

– Это уже серьезнее.

Иван длинно выдохнул, сдерживая головокружение.

– Не высыпаюсь совершенно.

– О! – Эльза подняла указательные пальцы обеих рук. – Хотела с тобой серьезно поговорить. Иван Иванович, я год думаю о твоем компаньонстве в нашей клинике. Ты лучший сотрудник, ты прекрасный организатор… Но твои отношения с женщинами. Я не очень привечаю Ларису. Она совсем не в моем вкусе…

– И не совсем в моем, – признался Иван.

– Сейчас не об этом. – Эльза повела плечиком в несолидном легком костюме. – Ваш роман был удобен для клиники. Служебные романы свободных, это я отмечаю особо, свободных людей идут только на пользу общему делу. Вместе отработали, вместе поехали домой. Никого на стороне искать не надо, в два раза меньше форс-мажорных обстоятельств с транспортом и… мало ли с чем.

– Эльза, не грузи. – Иван покачнулся на шатком офисном стуле. – Я мертвый от усталости, а мне еще целый день работать.

– Вот об этом я и говорю. Ты впервые за год не вышел в субботу на работу, попросил выходной. У тебя новая женщина?

Согласно кивнув головой, Иван снова качнулся на стуле, чуть не слетев с него.

– У меня девочка. Зовут Олей.

Напудренное лицо главврача побледнело, сама она невольно выпрямилась в кресле, убрав руки от своего сотрудника, голос отвердел.

– Сколько ей лет?

Выпрямившись, Иван первый раз за утро улыбнулся.

– Эльза! Да совсем в другом дело! – Ему захотелось поделиться своей проблемой, и он начал говорить, все быстрее и быстрее, не обращая внимание на меняющееся настроение главврача: – Оленьке предположительно шесть месяцев. Я в пятницу нашел ее в мусорном баке, что за нашей клиникой, позвонил в МЧС. Там мне объяснили, какая это долгая процедура – оформление найденышей в дом ребенка. И я, волнуясь за малышку, привез ее домой. – У Эльзы Евсеевны, как говорится, отвисла челюсть. – Вот-вот, у моих была такая же реакция – офигение. Теперь представь, что в нашем отделении милиции оба инспектора по делам несовершеннолетних прийти на обследование не могут, а в доме ребенка карантин. – Эльза Евсеевна снова расслабилась и облокотилась о стол. – Ты понимаешь? А у нас в квартире из детского питания только йогурты, предоставленные фирмами маме для вдохновения. И я постоянно ношусь то за памперсами и за детским питанием, то за какой-то укропной водичкой и детским кремом.

– Медики были? – профессионально поинтересовалась главврач.

– Медики были, детская неотложка. Девочка оказалась здоровенькой, но недокормленной.

– Какой ужас! – У Эльзы увлажнились глаза.

– Действительно ужас, – согласился Иван. – В следующий раз перед тем, как совершить добрый поступок, десять раз подумаю.

– Ну-у, Ваня. Так нельзя.

– У нее зубки режутся, – втолковывал Иван. – И она постоянно орет. Круглосуточно.

– Тогда да, тогда понимаю, – серьезно посочувствовала Эльза.

Вскочив, Иван стал ходить по кабинету, вытирая вспотевший лоб бумажной салфеткой.

– Так что в субботу я не в постели с новой любовницей кувыркался, а работал папой на побегушках. Из детской поликлиники приезжали еще раз, на всякий случай составили план действий. В воскресенье я ездил сюда, показывал участковому место происшествия. И еще постоянные звонки из МЧС, милиции, поликлиники и Фонда защиты детей.

– А когда ее заберут?

– Обещают в течение недели, но думаю, что ни-ко-гда! – Иван выкинул в урну одну салфетку и взял со стола Эльзы другую. – Никто не отвечает за результат, все только по телефону волнуются. Комиссии из поликлиники и милиции установили, что девочка находится в хороших условиях: две няни – это мама моя и бабушка, нянь-медик – это я, плюс прекрасный уход и приличные жилищные условия. Все гуманные чиновники, как они говорят, ясно понимают разницу между уходом в приличной семье и в доме ребенка.

– Бедный Ваня, – поцокала языком Эльза.

– Вот именно. Я теперь приложение к постоянно орущему существу, которое кормят шесть раз в день с особым разнообразием, столько же раз оно писает и еще два раза какает. Мать с бабушкой падают с ног от изнеможения, и обе счастливые.

Высказавшись, Иван замолчал и стоял, приводя в норму дыхание.

Эльза думала об усталости своего сотрудника, которая обязательно скажется на результате работы или количестве принятых им пациентов. И то, и другое снизит доходность клиники.

– Ваня, я, если честно, не могу ощутить до конца масштаба всей произошедшей катастрофы, поэтому поговорим о другом. Когда ты сможешь привести мне феномен по имени Нина?

– Завтра приволоку, – решительно ответил Иван. – Если она не сбежала от Юли-алкоголички.

– Никто по собственной воле из московской квартиры, в которой проживает бесплатно, еще не сбегал. – Поправив пиджачок, Эльза указала на дверь. – Иди работай.

В коридоре, прислонившись к стене и рассматривая свои ногти, Ивана подкарауливал Петечка.

– Спросить хотел, Иван Иванович…

– О чем, Петя?

– Вчера сменщик мой видел твою машину за клиникой, где мусорные баки. Вышел полюбопытствовать, а там ты и милиционер. Ходили, записывали, разговаривали… – Взгляд Пети горел от любопытства.

Понимая, что говорит с самой говорливой сплетницей клиники, Иван, зевая и изо всех сил тараща закрывающиеся глаза, заново повторил все то, что уже рассказал Эльзе Евсеевне. Петечка слушал, забыв о ногтях и о том, что иногда нужно втягивать живот.

– Хорошо, что у стенки стою, Ваня. Даже не знаю, как удержу в себе эту потрясающую новость.

– Удержи, – зевнул Иван. – Пойду работать.

– А я бы тоже взял ребенка! – крикнул вдогонку Петя. – У меня тоже мама есть, чтобы ухаживать!

В стоматологическом кресле Ивана ждала двадцатилетняя пациентка, которой Иван выправлял прикус. Рядом с девушкой, держа ее за руку и что-то шепча, стояла Лариса, стараясь успокоить начинающую сердиться денежную клиентку.

– Из двух одинаково умных людей умней выглядит тот, кто лысый, – назидательно объяснял почти лысый Сан Саныч абсолютно лысому пациенту, сидевшему в его кресле с пластиковым распором во рту. – И я решил – чем суетиться с прической, лучше голову побрить.

– Ага, ага, – не шевеля головой, соглашался пациент.

Медленно переодевшись, Иван легким движением согнал со своего места Ларису и сел возле девушки.

– Добрый день, Женечка. Сейчас посмотрим…

В непривычно неспешном темпе Иван отработал до конца смены и даже переработал два часа. Лариса смотрела на его заторможенные движения со злостью, Сан Саныч с веселым сочувствием.

У Ивана не было ни сил, ни желания рассказывать о подкидыше, ему хотелось домой, спать.

С ленивым ужасом он думал о своем визите в Юлину квартиру, где придется уговаривать непонятную Нину поехать завтра с ним на работу.

– Бабушку пошлю на агитацию, она справится, – решил он, заезжая на стоянку перед своим домом. Часы показывали восемь вечера.

Выходя из лифта, он боязливо притих, ожидая услышать младенческий плач. Но на лестничной клетке стояла благословенная тишина.

Хотя бы пара часов бесперебойного сна. Хорошо бы три, а лучше четыре.

Открыв дверь. Иван осторожно поставил на пол портфель, бесшумно снял туфли, надел тапки и побрел к себе в комнату.

– Ваня! – шепот Татьяны Ивановны остановил его с поднятой для черепашьего шага ногой. – Иди на кухню, мы там разговариваем.

Развернувшись, Иван покорно пошлепал за бабушкой.

– …А у нас все Иваны, кроме моего папы, – рассказывала мама кому-то, пока невидимому за косяком двери, отпивая белое вино из бокала. – Мамин папа, мой дедушка, – Иван. Мама вышла замуж за Юлия, и я стала Екатериной Юльевной, но мне по традиции понравился Иван, и Ванька стал Иван Иванычем.

– А я Васильевна, – раздался молодой женский голос. – А что сталось с Ивановым батей?

– Сбежал! – Мама сделала большой глоток. – Сначала в Приморскую филармонию, на Дальний Восток, а затем в другую семью.

– Надо же, какое совпадение, – поразилась Нина. – А у меня папа был герой. Пятнадцать лет назад ему в деревне стало скучно, и он поехал в командировку как раз на Дальний Восток… С браконьерами воевать. Не то они тигров спасали, не то еще что-то редкое. В общем, убили его… я его очень любила.

Кашлянув, Иван зашел на кухню, бабушка семенила за ним.

– Будешь котлетки на пару, детские? – Татьяна Ивановна виновато заглядывала Ивану в глаза. – Или супчик капустный, протертый?

– Все буду, раз до кухни дошел. – Иван сел за стол, угрюмо посмотрел на Нину, пьющую чай с лимоном. – Завтра со мной в клинику поедешь, на работу устраиваться.

– Кем? – удивилась Нина.

– По специальности. Феноменом. Будешь кожные заболевания лечить. За очень приличные деньги.

– Иван, ты как с девушкой разговариваешь? – возмутилась бабушка.

– Устало, – прокомментировала Нина. – Я поеду, Ваня. – На ее «Ваня» у него недовольно дернулись усы. – Мне работа по специальности очень нужна, тем более за приличные деньги. В «Склифе» я чувствую себя лошадью, Холстомером.