Марина Туровская - Ниночка

– …Вы ее укропной водичкой поите, вдруг у нее животик пучит, – говорил милиционер, вытирая ноги и заходя вовнутрь.

Нина уже хотела ретироваться, но ее заметила закрывающая дверь Катерина.

– Здравствуйте, вы Нина?

– Я? Да… но, видимо, я сейчас некстати.

– Очень кстати. Юля говорила, что вы медсестра и у вас ребенок маленький. А у нас вот тоже со вчерашнего дня ребенок, и как с ним сладить – не знаем. Вы понимаете, Иван вчера нашел девочку, и ее никак не заберут, а мы с мамой уже и забыли, как с ними… Меня Катериной зовут. Проходите, пожалуйста.

Как же отказаться, когда так любопытно?

– Конечно, конечно.

В коридоре мялся милиционер лет сорока, невысокий и полненький, с папкой под мышкой. В открытой двери большой комнаты стоял Иван и с изумлением смотрел на вошедшую Нину. Рев ребенка сопровождала непонятно откуда идущая классическая музыка.

– …Или помассируйте животик круговыми движениями по часовой стрелке, – продолжал говорить милиционер. – Простите, Иван, э-э-э… – он заглянул в папку, – Иванович, но мне нужно составить протокол происшествия, и для этого рекомендовано проехать на место события.

Уставший от ора ребенка и нервных, невыспавшихся бабушки и матери, Иван немедленно вышел из комнаты.

– Едем.

Оказавшись рядом с Ниной, он смерил ее откровенно оценивающим взглядом.

– Проходите в комнату, вы мешаете мне переобуться.

Не ответив, Нина вошла в гостиную.

На обеденном столе лежала большая подушка, застеленная цветной хозяйственной клеенкой, на ней старенькое детское одеяло, простынка и дрыгающееся полугодовалое существо в новых ползунках. Ребенок надрывался плачем и обидой, что его не понимают.

Нина подошла к девочке. Рядом с подушкой стояли бутылочки со смесями и водой. Плеснув себе на руки воду, Нина провела большим пальцем по деснам грудничка. Сначала по верхней, затем по нижней.

Раскрыв зажмуренные от крика глазки, девочка с удивлением посмотрела на Нину. Чмокнув несколько раз, малышка перестала дрыгать ногами и замолчала.

– У нее зубки режутся. Придется немного потерпеть, – успокоила Нина.

В комнату заглянул Иван, с еще большим интересом посмотрев на нее.

– А еще стоматолог, – прокомментировала бабушка.

– А у нее пока нет зубов! – слабо возмутился Иван.

– Прокофьев, – вступил в разговор милиционер. – У вас в другой комнате исполняют Прокофьева.

– Ничего себе, – весело удивилась Катерина. – В жизни бы не поверила…

– Что милиционер любит классическую музыку? – Милиционер счастливо улыбался Катерине. – Я окончил музыкальную школу. Но бывшая жена заставила пойти в милицию, у нее папа генерал милиции. Я и поддался.

– Подождите! – перебила всех Татьяна Ивановна. – Вы девочку забирать будете?

– Я? – удивился милиционер. – Нет, конечно. Ее заберут медики. Вот выйдет с больничного наша инспектор по делам несовершеннолетних, составит акт, созвонится с домом ребенка, и только тогда малышку заберут.

– Значит, сегодня Оленька – мы ее Олей назвали – остается здесь? – уточнила Катерина с уже меньшей веселостью.

– Помолчи, – опять вышла на первый план Татьяна Ивановна. – Товарищ участковый…

– Коля, – поклонился в сторону Катерины милиционер, потом повернулся к остальным. – То есть капитан Жуков, Николай Юрьевич. Я всегда представляюсь, но меня обычно никто не слышит.

– Очень приятно… – нараспев начала знакомство Катерина.

– Катя! – Татьяна Ивановна разволновалась не на шутку. – Перестань кокетничать с товарищем участковым! Николай Юрьевич, так нам надеяться, что девочку сегодня заберут, или еще покупать детское питание?

– Покупать, – участковый обернулся к Нине. – А вы кто, простите, будете?

– Я? – растерялась Нина. – Медсестра. Я из деревни Кашниково, в «Склифосовском» работаю.

– Следовательно, не с моего участка, – удовлетворенно констатировал участковый. – Тогда документики можете не предъявлять.

– Николай Юрьевич, – голос Татьяны Ивановны вибрировал негодованием. – Не отвлекайтесь. Что дальше будет с девочкой?

– Откуда ж я знаю? – искренне удивился милиционер, и только взгляд Катерины заставил его вспомнить, по какому поводу он здесь. – А-а, вы по поводу подкидыша! Так сейчас ее никто забрать не сможет, нет. Только по заключению инспектора по делам несовершеннолетних. Их у нас две. Одна в отпуске, а вторая заболела. В экстренном случае она, конечно же, выйдет на работу, но ей позвонили из нашей детской поликлиники…. К вам приезжали из поликлиники?

– Приезжали.

– И что сказали?

– Сказали, что девочка для своего возраста чрезвычайно худенькая.

– Во-от, а нам в милицию они сообщили, что ребенок находится в идеальных условиях. Две неработающие женщины и мужчина-врач. Питание и уход на высоте. То есть ребенок запросто сможет побыть у вас несколько дней. А инспектор у нас болеет ветрянкой, то есть заразной болезнью, да и в доме ребенка желтуха, все равно детей не принимают.

– Ну ни фига себе, – напомнил о своем существовании Иван. – И что же делать?

– Что делать – женщины знают, – посуровел участковый. – А мы с вами едем на место обнаружения объекта. Пройдемте, Иван Иванович, к автомобилю, пройдемте.

За ними щелкнул замок входной двери.

Пока взрослые разбирались с обстановкой, Оленька мирно заснула и довольно сопела крохотным носиком.

– Ниночка, – Татьяна Ивановна заговорила шепотом, – вы уж извините. Такой бедлам. Ваня вчера нашел ребенка в мусорном баке.

– Где?

– Какая-то скотина засунула ребенка в мусорный бак. Мы сразу же предупредили милицию, но ребенок с нашими данными в розыске не числится, то есть она подкидыш.

– Такая миленькая, – растрогалась Нина.

– Да, очень хорошенькая, – умилились бабушка и мама Ивана.

– А с бородавками бороться будем? – на всякий случай спросила Нина.

– Будем! – решительно объявила Татьяна Ивановна. – Прошу на кухню.

Случай у пожилой женщины был несложный. Нина попросила водку для дезинфекции пальцев или йод. Ей дали и то, и другое.

Обработав на пробу три бородавки, Нина отказалась от чая-кофе и поспешила к Юле – рассказать о новостях и выпить кефира.

Осматривая мусорные баки, Николай Юрьевич беспрерывно писал протокол. Лишних вопросов не задавал и справился за полчаса.

Возвращаясь домой, Иван предложил участковому довезти его до отделения милиции, но капитан отказался.

– Зайдем еще раз, оценим обстановку, – тон его изменился, стал нерешительным. – А кем, Иван Иваныч, у вас матушка работает?

– Композитором, – мрачно ответил Иван. – Пишет музыкальные темы для рекламных роликов. Для детского фильма недавно музыку написала. Но фильм еще не вышел, монтируется.

Участковый возрождался на глазах. Расправились плечи, заблестели глаза.

– Я сразу понял – уникальная женщина. И красивая, и талантливая.

– Послушайте, – Иван даже остановил машину, – вы с чего это решили порассуждать о моей маме?

– Извините. – Николай Юрьевич опустил голову и стал перебирать бумаги в папке. – Но заехать все равно необходимо, получить подписи в протоколе. Инструкция.

Никак не прокомментировав слова участкового, Иван прибавил скорость. Ему хотелось есть. На часах три тридцать, а он еще толком не завтракал, обойдясь двумя лично им нарезанными бутербродами, и тем более не обедал.

Дома участковый, прежде чем взять подписи Татьяны Ивановны и Катерины, дал женщинам несколько дельных советов по уходу за младенцем и поговорил с Катериной Ивановной о творчестве Чурлениса. Прощался раза три, все никак не решаясь уйти.

Ивану и Татьяне Ивановне было не до Чурлениса. Внучек отъедался за два полуголодных дня, доедая борщ со сделанными на скорую руку блинчиками, а бабушка одним глазом наблюдала за пекущимися блинами, а вторым глазом читала Спока «Ребенок и уход за ним».

Объевшись как никогда, Иван встал, держась за живот.

– Неправильно мы сегодня едим, – проворчал он, вытирая салфеткой усы.

– Ты и сам можешь себе еду сварганить, взрослый уже мальчик, а Оленька полгода недоедала, – с любовью, но настойчиво сказала Татьяна Ивановна.

– Нашел себе на голову игрушку, – Иван погладил чуть округлившийся живот. – Я к себе, ба, диссертацию писать.

– Иди, иди, умница наш, – внимание Татьяны Ивановны переключилось на инструкцию по детскому питанию, мелко напечатанную на стограммовой баночке с фруктовым пюре.

Сесть за диссертацию в семь часов вечера, набивши живот до состояния сытого удава, да еще не высыпаясь две ночи подряд и постоянно нервничая, – это подвиг.

Подвиг закончился в десять вечера – Иван проснулся от телефонного звонка. Спал он за письменным столом, а компьютер, отдыхая, показывал любимые заставки – фотографии улыбающихся людей с идеальными зубами.

К трезвонившему телефону подошла мать и громко, перекрикивая плач Оленьки, начала рассказывать о самочувствии ребенка. Излияния адресовались Николаю Юрьевичу.

«Чем дальше в лес, тем больше дров», – решил Иван и лег в кровать.

Ночью он просыпался раз десять. Иногда из-за детского плача, иногда из-за разговоров матери и бабушки.

В четыре часа утра он проклял дорожных строителей, снявших асфальт на автостоянке перед клиникой, в пять пожалел, что купил машину, к шести он решил, что зря родился. Но в пятнадцать минут восьмого, когда он, выйдя из душа, посмотрел на спящую на подушке Оленьку, со сжатыми кулачками, с потными завитушками русых волос и спокойной умиротворенной мордашкой, его отпустило.

Завтрак ему сегодня подавала мать.

– Только без сока, Ваня. Боюсь, Оленьку разбудим. Ты потерпи немного, пара-тройка дней осталась.

– Угу. – Иван ел овсяную кашу на воде, но со сливочным маслом и тертой морковью. – Отдадите вы ее, как же.

– Но мы ведь не можем ее оставить, – в усталом голосе слышалось сожаление. – Нам не разрешат… Мама, ты чего?

Татьяна Ивановна вошла на кухню в распахнутом халате, из-под которого виднелась длинная классическая ночная рубашка. В опущенной руке Татьяны Ивановны была зубная щетка, с которой капала зубная паста. Иван аж привстал, удивленный непривычным видом бабушки.