Софи старалась не смотреть Криспину в лицо, особенно на ямочки на его щеках.

— Я уже ответил на все ваши вопросы, — высокомерно отозвалась она. — Во всяком случае, вам я больше ничего не скажу.

— Как мило! Ваши желания полностью совпадают с моими. Я всегда был неравнодушен к молчаливым женщинам. — Он едва не расхохотался, наблюдая за тем, как она старается выразить недоумение мимикой и жестами. — Кроме того, то, что мне нужно от вас, это не ответ на вопрос, а вполне конкретный предмет. То, что вы забрали у мертвеца. Подозреваю, что этот предмет у вас с собой, поэтому требую, чтобы вы разделись.

Софи недоуменно взглянула на него.

— Вы не ослышались. Я прошу вас раздеться, — повторил Криспин спокойно.

Ворон, который все это время занимался тем, что чистил перья, вдруг встрепенулся и хрипло закричал: «Раздеться, раздеться, раздеться!» — а потом уставился черными глазами в пространство, как будто ничего не произошло.

Софи наградила его испепеляющим взглядом, который, без сомнения, уничтожил бы менее крупную птицу.

— С какой стати я буду подчиняться вашим приказаниям?

— Потому что в противном случае я передам вас и вот это в руки констебля, — с этими словами Криспин поднес к ее лицу пистолет.

— Где вы взяли мой пистолет?

— Там, где вы его оставили.

— Вы выкрали его из моего дома? — ужаснулась Софи и только тогда вспомнила о серебряной пластинке на рукоятке пистолета, которую сделал оружейник в благодарность за то, что она дала приданое его невесте.

— Софи Чампьон, с вечной благодарностью, — вслух прочел Криспин. — На будущее хочу посоветовать, мисс Чампьон, не оставляйте опознавательных знаков на орудии убийства. Так ничего не стоит узнать ваше имя.

— Орудие убийства? Ричарда Тоттла застрелили из моего пистолета? — в ужасе вымолвила Софи.

— Именно. Я нашел его возле тела, и он был еще горячим после недавнего выстрела, — кивнул Криспин, заметив, что ее изумление было вовсе не притворным. — Впрочем, вы все сами знаете. А теперь, мисс Чампьон, если вы соблаговолите…

— Послушайте, если бы я была убийцей, разве я оставила бы пистолет у тела? — перебила его Софи.

— И что же?

— А то, что это доказывает, что я не убийца. — Софи подалась вперед, не вставая с кресла. — Даже вы признаете, что это очевидно.

Криспин тоже перегнулся через стол, демонстрируя таким образом доверительность их беседы.

— Я не знаком с таким значением слов «доказывает», «признаете» и «очевидно». Мне кажется, что очевидность свидетельствует об обратном. Очевидность такова, что владелец орудия убийства и есть убийца. Из вашего пистолета убит человек. Получается, что вы и есть убийца. А констебли предпочитают руководствоваться именно очевидными фактами. И если я готов выслушать ваше представление о сложившейся ситуации, то они примут за доказательство вашей вины пистолет — и все.

— Если вы согласны со мной, значит, понимаете, что я не совершала убийства, — не обращая внимания на его сарказм, ухватилась она за смысл его слов.

— У меня есть внутренняя потребность выслушать вас, — отозвался он, и в комнате на какое-то время воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только клекотом ворона. Минуту спустя Криспин продолжил, еще ближе придвинувшись к ней: — У вас есть возможность доказать мне вашу невиновность. Или по крайней мере внушить мне относительную уверенность в этом. Если бы у вас не было того, что я ищу, я готов был бы признать, что это не вы убили Тоттла, во всяком случае, сделали это не в одиночку. Я не стану обвинять в убийстве женщину, даже такую докучливую, как вы.

— Говорю вам, я ничего не брала у Ричарда Тоттла, ни у мертвого, ни у живого.

— Докажите, — пристально взглянул на нее Криспин.

— Полагаю, что знаменитому графу Сандалу не пристало пользоваться таким дешевым предлогом, чтобы вынудить женщину раздеться, — прищурившись, ответила Софи.

— Мне показалось, что вы ничего не знаете о графе Сандале.

Софи была слишком взвинчена, чтобы досадовать на свой промах. Все это время он провоцировал ее, и теперь ей хотелось взять реванш, поэтому она постаралась говорить как можно более хладнокровно:

— Ваши методы соблазнения на меня не действуют.

— Уверяю вас, я был далек от этого. Я скорее готов соблазнить дикобраза, чем вас, мисс Чампьон. Итак, вы будете раздеваться или вам помочь?

— Я уж скорее позволю прикоснуться к себе дюжине самых грязных и похотливых матросов флота ее величества, нежели вам.

— Я в этом не сомневаюсь, — равнодушно обронил Криспин. — Животные всегда тяготеют к себе подобным. Но ваше откровенное заявление пробуждает во мне интерес — почему вы так боитесь меня?

— Боюсь вас? — изумилась Софи.

— Естественно. Если вы утверждаете, что невиновны и у вас нет того, что я ищу, тогда почему бы вам не раздеться и не доказать свою правоту?

— Я не совсем понимаю, какой смысл вы вкладываете в слова «естественно», «утверждаете» и «доказать», — передразнила его Софи.

— Давайте начистоту, мисс Чампьон, — предложил Криспин, пропустив мимо ушей ее заявление. — Вы полагаете, что не можете доверять себе самой в моем присутствии? Это понятно, потому что широко известно, что моим чарам женщины противиться не могут.

Он понимал, что выиграл это противостояние, хотя очевидное подтверждение этому последовало лишь через пару минут. Криспин никогда прежде не видел менее эротичного стриптиза, он даже не смог пробудить ото сна задремавшего ворона.

И все же Криспин возбудился.

Софи поднялась с кресла и, глядя на Криспина, сняла красный бархатный камзол. Затем последовали туфли, лосины, и наконец она осталась лишь в шляпе и тонкой льняной рубашке, которая едва прикрывала ее ягодицы. Она подняла руки и, вытащив из шляпы три булавки, на которых та держалась, высвободила волну длинных янтарно-золотистых волос, которые скрыли ее по пояс. Затем Софи ослабила завязки на шее и плечах и стала снимать рубашку. На то мгновение, когда она протягивала ее через голову, выражение лица Криспина скрылось от нее, а ему хватило этой доли секунды, чтобы взять себя в руки, поэтому Софи так и не узнала, какие эмоции отразились в его глазах при виде ее полностью обнаженного тела.

Находясь на службе у королевы Елизаветы, Криспин хорошо усвоил, что импульсы, как и эмоции, делают человека уязвимым, а это отделяет его от могилы всего на полшага. Сдерживать свои эмоции ему всегда легко удавалось, а непроизвольные, импульсивные движения тела — не всегда, поэтому он потратил много сил и времени на то, чтобы научиться безупречно владеть телом. Он мог задержать дыхание под водой на целых десять минут, ослабить сердцебиение, чтобы притвориться мертвым, простоять неподвижно в течение двенадцати часов. По сравнению с этими умениями научиться сдерживать сексуальное возбуждение представлялось детской забавой, и Криспин достиг в этом такого совершенства, что подчас задавался вопросом, не искоренил ли он в себе вообще способность возбуждаться. Он давно уже утратил интерес к соблазнению дам, убедившись, что угроза жизни, которая связана с тайной сексуальной связью, не стоит удовольствия от нее и что он может получить гораздо больше в объятиях искушенной куртизанки.

Так ему казалось до сих пор. И вдруг все его умения владеть собой, подчинять разуму самые незначительные эмоции разлетелись под ударом вихря чувств, который охватил его при виде этой обнаженной красоты.

— Вы удовлетворены? — спросила Софи, ощущая на себе его пристальный взгляд.

— Нет, — ответил Криспин, но отвечал он вовсе не на тот вопрос, который она ему задала. Встряхнувшись и осознав, что сказал, он быстро нашел выход из трудной ситуации: — Я бы хотел осмотреть вашу одежду.

Его спасли усы. Именно усы на ее лице заставили его вспомнить, что здесь происходит и почему эта женщина стоит перед ним обнаженная. Впрочем, те же самые усы создавали дополнительные проблемы. Глядя на них, Криспин невольно обращал внимание на ее чувственные губы. Интересно, каковы они на вкус, на что похоже их прикосновение — на шелк или на бархат? Криспин поймал себя на том, что отвлекается, и немедленно взял себя в руки. У него были заботы поважнее, чем размышлять еще о том, что это у нее над верхней губой — родинка или просто так падает тень? — и о том, как изгиб ее талии будет смотреться сзади, и о том, будет ли ее макушка доходить ему до носа, чтобы он мог, склонив голову, уткнуться лицом ей в плечо и утонуть в ворохе золотистых волос, а также о том, каково сжать в ладонях ее полные груди или почувствовать, как она обхватывает ногами его талию…

Криспин так резко вскочил с кресла, что оно опрокинулось, перепугав Софи и полусонного ворона, который вдруг опомнился и закричал на всю комнату, подскакивая на одной ноге: «Возьми девчонку!» Софи пришла в замешательство, длившееся всего мгновение, которого Криспину хватило на то, чтобы пройти через комнату и скрыться за двойными дверьми.

Вспыхнув от негодования, Софи последовала было за ним, но замерла на пороге. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой униженной и одураченной. Впервые она стояла полностью обнаженной перед мужчиной, а он опрометью бросился вон, найдя это зрелище настолько отвратительным, что не смог заставить себя остаться. Ее самолюбие было уязвлено. Но Софи Чампьон не привыкла придавать значение тому, как ее воспринимают — в одежде или без, тем более ей было не важно мнение такого скучного типа, как граф Сандал. Она утешила себя тем, что ее досада вызвана раздражающим действием клея для усов, и сразу же почувствовала себя лучше.

— Если вы собираетесь таким образом заманить меня к себе в постель, то ничего у вас не выйдет! — воодушевлено крикнула ему вслед Софи.

— Уверяю вас, что мне это и в голову не приходило, — солгал Криспин, появляясь в дверях с красным, расшитым золотом халатом. — Наденьте. — Он протянул ей халат, стараясь не смотреть на нее. Его взгляд был прикован к какой-то неизвестной точке пространства, находящейся где-то за правым ухом Софи.