Мишель Яффе - Нимфа

Криспин шагнул к ней, обнял и заставил замолчать, крепко прижав губы к ее губам.

Он целовал ее со страстностью, испугавшей их обоих, жадно впиваясь в ее губы и обволакивая ее жаром своих объятий. От его здравомыслия и попыток самоконтроля не осталось и следа.

Позже Криспин старался убедить себя, что сделал это лишь из стремления завоевать ее доверие, расположить к себе и вызвать на откровенность, чтобы получить ответы на свои вопросы. Позже он говорил себе, что действовал так, повинуясь профессиональному инстинкту, чтобы ускорить свое расследование. Но в тот момент он думал только о своем желании, которое всецело завладело им; о необходимости остановить поток ее горьких слов, стереть их следы с ее губ, избавить ее от боли, страха и стыда, которые слышались в ее голосе, защитить ее. Для него существовало лишь желание целовать, трогать, ласкать, любить эту женщину, познать ее близость.

Софи забыла себя в этом поцелуе. Казалось, будто искра обожгла ей губы, превратив в пепел ее страсть к самобичеванию, ненависть к себе, остатки прошлого и воспламенив кровь в жилах. Голос, звучавший в ее мозгу, смолк, вытесненный странными ощущениями, жаром, который распространился по всему телу.

Софи прижалась к Криспину, сосками сквозь покрывало ощущая его тепло. Ее губы раскрылись навстречу ему, она чувствовала, как его язык нежно щекочет ей небо, разжигая пламень желания. Ей хотелось, чтобы он прикоснулся к ней, и, словно прочитав ее мысли, он медленно провел ладонями по гладкому шелку покрывала и остановился на груди, нащупав большими пальцами соски. Он ласково трогал их, отчего по ее груди волнами растекалось блаженное томление. Софи тихо застонала от наслаждения, поразившись тому, как его прикосновение отозвалось во всем ее теле.

Не отрываясь от губ Криспина, она сбросила с себя покрывало и оказалась перед ним полностью нагой.

Криспин не в силах был остановиться. Желание обладать Софи стало почти мучительным, когда она приникла к нему обнаженной грудью. Он проводил кончиком языка по контуру ее губ, одновременно лаская безупречные полусферы ее груди, изысканный изгиб талии, упиваясь атласной шелковистостью ее кожи. Ему казалось, что еще никогда он не касался такой мягкой и в то же время упругой женской плоти. Его мужскому естеству стало тесно в бриджах, оно напряглось и рвалось на свободу, с каждой секундой все больше твердея, особенно после того, как Софи провела ладонью по его груди и положила руку ему на живот.

Она была взволнована ранее не изведанным ощущением, тем, как выпуклость в его бриджах отвечала на ее прикосновения. Значит, ему нравится, когда она его трогает. Его возбуждение передавалось ей, удесятеряя сладостное томление в чреве. Криспин, угадав ее желание, стал ласкать ей ягодицы, постепенно охватывая бедра и устремляясь к их внутренней поверхности.

Криспин провел пальцами по контуру треугольника рыжеватых мягких волос, а затем его пальцы скользнули между ее ног, в горячую и влажную ложбинку, где притаилась маленькая жемчужина плоти, разбухшая от его прикосновения.

В этот момент Софи вздрогнула и тихо вскрикнула. Криспин внимательно посмотрел на нее.

— Что-нибудь не так? — спросил он с искренней озабоченностью, но не отнимая руки.

Софи не могла ответить. То, что он трогал ее там, то, как смотрел при этом на нее, лишило ее дара речи.

— Нет, — с трудом прошептала она. — Просто никто… — Ее шепот оборвался.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — Криспин пытался встретиться с ней взглядом.

— Нет, пожалуйста, — с чувством ответила Софи. — Нет, милорд, прошу вас. — Она не отдавала себе отчета в том, что говорит, и только хотела, чтобы он не останавливался, а, напротив, ласкал ее еще более страстно, чтобы избавить от мучительного напряжения, от которого ее тело готово было разорваться на части. Она не переставала удивляться, насколько умелы и неспешны его пальцы: большой прочно утвердился на клиторе, а средний плавно скользил между ног.

В тот миг, когда Софи подумала, что ничего прекраснее, чем такие ласки, быть не может, Криспин стал настойчивее. Теперь все пять пальцев его левой руки принимали участие в игре: он то потирал клитор подушечкой большого пальца, то слегка сдавливал его указательным и средним пальцами. Он прижимался к ней членом, тем самым усиливая напряжение в ее чреве и приближая развязку. Видя, что она близка к оргазму, он стал покрывать жаркими поцелуями ее шею, грудь, живот, постепенно опускаясь ниже, и, наконец, его голова оказалась у нее между ног. Он потерся щекой о мягкие, ароматные кудряшки и обхватил горячими губами заветную жемчужину.

Софи показалось, что настал ее смертный час. Ничто на свете не могло заставить ее испытать такие чувства, только нереальностью происходящего можно было объяснить такое смешение жары и холода, истомы и напряжения, которые наполняли каждую клеточку ее тела. Его язык, нежный и вместе с тем настойчивый, пришел на смену губам. Он раздвигал пальцами влажные лепестки ее цветка, чтобы беспрепятственно добраться до самой сердцевины. И вдруг она почувствовала, как его палец проникает все глубже и глубже внутрь ее.

Палец Криспина то погружался, то снова выходил на поверхность, затрагивая самые чувствительные места ее влагалища. Он сильнее раздвинул ей ноги, и когда она посмотрела вниз, то увидела розовый кончик его языка, ласкающего клитор — медленно, быстрее, легко, настойчиво.

Смотреть на то, как он доставлял ей наслаждение, было еще мучительнее, чем чувствовать на себе и в себе его прикосновения, и у Софи закружилась голова, как будто она балансировала на краю пропасти или как будто ее медленно доводили до сумасшествия. Вместо того чтобы погасить пламя в ее чреве, Криспин раздувал его, и оно становилось неуправляемым. Всякий раз, когда она замирала в ожидании вулканического извержения, Криспин прекращал ласкать ее, ко не оставлял совсем, обдавая ее жарким дыханием, но ничего не предпринимая. И только когда Криспин решал, что она перестает кипеть, он возобновлял ласки, начиная с малого и кончая неистовством. Он словно дразнил ее, доводя до беспамятства и вынуждая изнывать от желания.

— Пожалуйста, Криспин. Прошу тебя, сделай что-нибудь, — стонала Софи, сильнее прижимаясь к нему, умоляя и настаивая. Она понимала, что проиграла этот поединок, полностью утратив контроль над собой, а он упрямо продолжал свою игру.

Софи почти в беспамятстве бормотала какие-то слова, тем более что в следующий момент Криспин приник губами к отверстию и стал жадно слизывать пахучую влагу.

Она почувствовала, что колени ее подгибаются, огненный шар, давно пульсирующий в ее чреве, вдруг разорвался на ослепительно белые пламенные полосы, которые окружили ее, завертели в гигантской воронке, обожгли грудь, лодыжки, бедра и губы. Она словно распалась на части, но в следующий миг все ее ощущения сосредоточились где-то в глубине чрева и вдруг разом вылились наружу.

Софи отталкивала Криспина от себя и одновременно притягивала его, пыталась вывернуться из его рук и крепче прижималась к ним. Она тихо застонала, потом ее стон превратился в конвульсивный, истеричный хохот, с которым она упала на землю, не чувствуя своих ног.

Криспин лег рядом и обнял ее. То, как Софи отвечала на его ласки, и более всего ее смех явились для него полной неожиданностью. Его переполняло чувство радости и гордости, неведомое ему прежде. И это не говоря о возбуждении, которое стало мучительным, когда Софи, немного придя в себя, прильнула к нему и стала ласково гладить его по шее и груди.

— Спасибо, — прошептала она. — Это было великолепно.

— Да, — признал Криспин. — А теперь пора принимать ванну.

— М-м, — отозвалась Софи, подкрадываясь к его животу. Она нащупала завязки бриджей и стала неумело с ними возиться, стараясь развязать. Теперь настала его очередь стонать от изнеможения, потому что Софи то и дело касалась его возбужденного члена. Наконец она проникла внутрь, взяла в руку его член и легонько сдавила.

— Что ты делаешь? — стиснув зубы, спросил он.

— Я тоже хочу доставить тебе удовольствие. — Софи ощупывала его орган, словно изучая его строение. — Я хочу ласкать тебя так, как ты ласкал меня.

Ее руки возносили его ввысь. Без крыльев, без какой-либо поддержки он парил над неизведанной землей, таящей в себе бесчисленные опасности. Криспин знал, что эта женщина обладает над ним магической властью и может его уничтожить. Он не был готов подчиниться тому влиянию, которое она на него оказывала, тем более что оно простиралось далеко за пределы физического влечения. Он собрал остатки своей воли и остановил ее.

— Что случилось? — тревожно спросила она.

— Вы забыли про ванну, — сухо ответил он.

— Но… — хотела возразить она, но Криспин перебил ее.

— Сначала ванна. А потом… — Он неопределенно махнул рукой, словно прощался с непознанной землей, минуту назад манившей его своими тайнами. — Потом посмотрим.

Не дожидаясь протеста с ее стороны, Криспин поднялся и взял ее на руки. Он отнес ее к пруду и осторожно поставил на землю.

— Примите ванну.

— Я сделала что-то не так? — Она печально опустила голову и опять услышала коварный внутренний голос, о существовании которого Криспин заставил ее на время забыть. — Простите, лорд Сандал. Я не смогла остановиться. Мне пора идти.

Криспин, в голове которого был сумбур, не сразу понял смысл ее слов.

— Простить? Идти? — переспросил он. Нет, и речи быть не могло о том, чтобы она куда-нибудь ушла. По крайней мере до тех пор, пока не ответит на интересующие его вопросы.

— Мне не следовало вести себя таким образом. Так… так распутно. — Она не смела поднять на него глаза.

— Вы вовсе не распутны. Вы прекрасны. Понимаете? — сказал Криспин, взяв ее за подбородок и заглядывая в глаза.

— Вы очень добры, говоря так, но я знаю, что вы думаете обо мне на самом деле.