Мишель Яффе - Нимфа

Но когда Криспин взглянул на нее, Софи ничего этого не увидела, потому что ему это не было нужно. Напротив, она прочла нескрываемый триумф в его глазах.

— Я рад, что вам это понравилось, — заявил он снисходительно.

У Софи было такое чувство, словно она получила жесточайший удар под ложечку. Она вспыхнула от стыда и сжала кулаки, чтобы сдержать дрожь в теле, в котором каждый мускул напрягся от нестерпимой, почти физической боли. Криспин приблизил ее к себе, чтобы унизить и посмеяться над ее чувствами. Он притворился, что ему это нравится, что он испытывает то же, что и она, только для того, чтобы оскорбить и уничтожить ее.

Софи вдруг захотелось окунуться в воду, чтобы смыть с губ его вкус, с пальцев — запах его волос, с тела — само воспоминание о постыдной близости. Криспин заставил ее почувствовать себя глупой, навязчивой, нежеланной и к тому же возродил в ее сознании внутренний голос, от которого она так долго пыталась избавиться. «Ты грязная, похотливая и испорченная. Ты должна понести наказание», — донеслось откуда-то из темноты. Софи вздрогнула и невольно вернулась к привычному состоянию злобной раздражительности, как бывало всегда, когда ненавистный голос одолевал ее. Она порвала с прежней жизнью, отвернулась от всего, что когда-то было ей дорого, с единственной целью — скрыться от этого голоса. Но ей никогда не удавалось совсем забыть о нем.

Софи Чампьон следовало наградить подлого графа Сандала пощечиной. Ей следовало заявить ему, что она уж скорее поцелует китайскую ядовитую змею — даже двадцать штук, — чем его; ей следовало рассмеяться ему в лицо, развернуться и уйти, чтобы никогда больше его не видеть, не слышать и не думать о нем. Однако она — та женщина, которая теперь мало напоминала прежнюю Софи Чампьон, потому что действительно стала развратной и похотливой, — не могла так поступить.

Вместо этого она растерянно смотрела на свои руки и недоумевала, откуда взялась мучительная боль где-то внутри. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла тихо вымолвить:

— Не пора ли нам ехать?

При этих ее словах от его снисходительности и надменности не осталось и следа. Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. Злость на себя самого мгновенно улетучилась, и это ощущение оказалось едва ли не еще более восхитительным, чем поцелуй. Их взгляды встретились, Криспин испытывал глубочайшее раскаяние и нежность.

— Мне тоже очень понравилось, — сказал он, откашлявшись. — Сказать по чести, мисс Чампьон, я не припомню, чтобы мне это так нравилось.

Софи похолодела. Она нерешительно бросила на него пытливый взгляд, осмотрительность и недоверие боролись в ее душе с тайной радостью. Она боялась расплакаться. Отвернувшись на мгновение, она коснулась рукавом лица, чтобы незаметно смахнуть одинокую слезинку, скатившуюся по щеке.

— Я в жизни не встречала мужчину более странного, нежели вы, лорд Сандал. Если вы еще раз позволите себе подобную выходку, клянусь, что отвечу вам таким жестоким и непримиримым образом, что вы об этом пожалеете.

— Не могу дождаться, — широко улыбнулся Криспин и взял Софи за еле заметно дрожащую руку, чтобы помочь сесть в седло. Устроившись позади нее, Криспин почувствовал, как Софи приникла к нему всем телом, и ее дрожь передалась ему.

Позднее Софи долго ломала голову над тем, что послужило причиной такой развязки. Не успела лошадь тронуться с места, как из темноты раздался выстрел, а за ним резкий окрик:

— Приказываю остановиться именем ее величества королевы Елизаветы! У нас есть приказ арестовать мисс Софи Чампьон.

Без тени удивления или колебания Криспин направил коня к кучке вооруженных стражников, перекрывших выезд с заднего двора.

— Наконец-то, — обратился он к ним, негодуя на опоздание. Долго же вы добирались. Представить трудно, чего я только не делал, чтобы задержать ее.

— Мерзавец! — процедила сквозь зубы Софи.

— Видите, какой у нее характер, — доверительно обратился Криспин к капитану гвардейцев. — Я сегодня уже говорил с ней о том, как принято разговаривать в приличном обществе, да все без толку.

— Понятно, — кивнул капитан, внимательно разглядывая Софи, словно желал найти в ней подтверждение народной мудрости, гласящей, что острый язык у женщины является свидетельством ее распущенности. — Она, похоже, не из покладистых.

— Еще бы. — Криспин крепче обнял ее за талию. Впрочем, в этом не было необходимости, поскольку Софи охватило такое бессилие и безразличие к своей судьбе, что она вряд ли была способна на сопротивление. — Если вы с вашими людьми очистите улицу, я готов сам отвезти ее в Ньюгейт.

— Да, но у меня приказ надеть на пленницу наручники и сопроводить ее в тюрьму под охраной восьмерых солдат, — покачал головой капитан.

— Как угодно, — пожал плечами Криспин. — Но я ничего не могу гарантировать, если позволю ей слезть с лошади. Она на редкость коварна. — С этими словами он так сильно сжал талию Софи, что вывел ее из оцепенения и вынудил заерзать в седле и продемонстрировать несговорчивый нрав.

Капитан понаблюдал за проявлением строптивости и решил пересмотреть приказ.

— Хорошо, ваша светлость, я думаю, если вы возьмете на себя труд доставить ее в тюрьму лично, никто не поставит мне это в вину. К тому же мои люди будут охранять вас, так что сопровождение восьми солдат ей будет обеспечено.

— Это лишь та малость, которую я с радостью сделаю для своей страны, — поощрительно улыбнулся Криспин и исподтишка причинил Софи такую боль, что она взъярилась не на шутку. — Я очень благодарен вам за эскорт, поскольку от нее можно каждую минуту ожидать какой-нибудь подлости.

— Да уж, — согласился капитан и приказал своим людям выстроиться в боевой порядок вокруг лошади Криспина. Только двое из них были на конях, они заняли место в авангарде. Остальные шестеро взяли пленницу в кольцо, чтобы помешать ей ускользнуть в темноте, если бы ей вдруг удалось соскочить с лошади.

От вялости Софи не осталось и следа, тем более что Криспин не давал ей расслабиться, крепко обхватив за талию. Когда они выехали с заднего двора, его хватка еще более усилилась, и она обернулась к нему, чтобы возмутиться.

— Нет необходимости причинять мне еще большую боль, чем вы уже сделали! — сердито прошипела она. — Вы…

— Тихо, — перебил ее Криспин, даже не глядя в ее сторону. Все его внимание было сосредоточено на троих стражниках, прикрывающих правый бок лошади.

— И у вас хватает наглости затыкать мне рот после всего, что вы сделали… — захлебнулась от негодования Софи.

Криспину достаточно было еще сильнее стиснуть ее, чтобы заставить замолчать, однако последовавшие события усмирили ее сами собой. Еще секунду назад они размеренным шагом ехали в окружении стражников и вдруг стремительно выскочили из их кольца. Редкие прохожие остолбенели на тротуаре, наблюдая, как летящая лошадь очутилась на грязной обочине, даже не сбившись с шага. Грязная жижа фонтаном разлетелась в стороны, и зеваки невольно расступились, давая дорогу сказочному Пегасу и его двум всадникам.

Когда они не только оставили далеко позади пеших стражников, но могли не опасаться и преследования всадников, Криспин нагнулся и ласково потрепал лошадь по гриве:

— Молодец, Фортуна, хорошая работа.

— Это невероятно, — задыхаясь от восторга, промолвила Софи, но ее слова заглушил звон подкованных копыт по мостовой.

— Рано торжествовать, — мрачно покачал головой Криспин. Словно в подтверждение его слов, за спиной у них раздался отчетливый топот копыт.

Софи приникла к гриве лошади и обернулась. Только у одного из стражников был хороший скакун, чтобы продолжать погоню. Криспин с облегчением вздохнул, когда понял, что шансы равны, однако облегчение тут же сменилось досадой. Они были уже в конце аллеи, и Криспин собирался резко свернуть в боковую улочку, как вдруг увидел прямо перед собой второго всадника. Криспин одной рукой прижал к себе Софи, а другой так сильно натянул поводья, что лошадь встала на дыбы и снова продемонстрировала чудеса воздушной эквилибристики. Но на этот раз прыжок Фортуны был не так безупречен — задним копытом она угодила в шлем стражника, преграждавшего аллею, в результате чего он оказался выбитым из седла, а Фортуна сбилась с шага.

Криспин испугался, что им придется спешиться, но Фортуна обрела равновесие прежде, чем второй всадник их нагнал. Они оказались в другой аллее, длинной и кривой, так что Софи, как ни старалась, не могла увидеть ее конца. Вернее, она видела, что аллея заканчивается глухой стеной, наступающей на них с огромной скоростью. Однако ее не оставляла надежда, что если бы это было так, то Криспин не стал бы пришпоривать коня изо всех сил.

Софи ошиблась. Грохот копыт позади, эхом отражающийся от стен домов, стал оглушительным, когда они достигли препятствия, представлявшегося ей смертоносным.

Она уже готова была обернуться, чтобы спросить Криспина, не придумал ли он новый трюк, чтобы выдать ее властям, как вдруг почувствовала, что тело ее становится невесомым, взмывает куда-то вверх, а потом падает на землю.

Однако она оказалась не в грязи, а упала на что-то мягкое и живое, после чего почувствовала, как ее волокут куда-то в сторону, в какой-то узкий проход. Едва она успела встать на ноги, как что-то проскользнуло перед ней, и она провалилась в темноту. Словно в чернильницу.

Софи задрожала от холода и попятилась назад, туда, откуда они пришли и где виднелась тонкая полоска света.

— Что, черт побери, вы делаете? — угрожающе прошипел Криспин. — Нам в другую сторону.

— Нет, я должна выбраться отсюда. Я не хочу здесь оставаться.

— Но и выйти вы не можете. Дюжина лучших королевских стрелков, а не те мальчишки, которых мы обвели вокруг пальца, скоро будут здесь, чтобы устроить облаву. Обнаружить эту заднюю дверь для них — дело считанных минут, и тогда они бросятся за нами в погоню. Пошли. — Он схватил ее за руку и потянул за собой вперед.