Юлия Резник - Никому не скажем

Ева сбрасывает вызов прежде, чем я успеваю уточнить, какого черта она имеет в виду. Что ж… Ладно. Даю ей сутки на то, чтобы все утрясти с сыном. О том, что я планировал выждать пару дней, чтобы просто ей позвонить — уже и не вспоминаю. Терпеть — просто нет сил. И чем больше я думаю о том, что нам предстоит, тем сильнее меня скручивает.

Так что, когда звонит Лера и предлагает встретиться — я, не раздумывая, соглашаюсь. Мне нужно сбросить напряжение, иначе я просто взорвусь. Я еле высиживаю обязательную программу в ресторане. Сейчас мне совершенно не нужна эта фальшивая насквозь прелюдия, но… Мы же, блядь, цивилизованные люди. И обязательная программа перед сексом — прямо-таки весомая часть нашей культуры. Дерьмо…

Уж лучше сразу и за деньги. Да. По крайней мере, честнее.

— Ты выглядишь напряженным, — улыбается Лера, когда за нами, наконец, закрывается дверь квартиры. Я невнятно что-то бормочу в ответ. Целую ее губы, сбрасываю на пол бесценную норковую шубу. У меня крепко стоит. Но когда черед доходит до дела, куда только этот стояк девается. Я смотрю на распластанное на кровати алебастрово-белое тело, золотистые искусно завитые локоны и понимаю, что впервые в жизни не смогу довести начатое до конца.

Кит. Двенадцать лет назад.

Совершенно неожиданно голос Евы обрывается. Ложка вываливается из её рук и, отскочив от мраморной столешницы, со звоном падает на пол.

— Здравствуйте, — лепечет Ева, глядя куда-то поверх моей головы. Я тоже оборачиваюсь и, конечно… ну, конечно, блядь, наталкиваюсь на равнодушный отцовский взгляд.

— Добрый день. Ты разве не должен быть в университете? — Старик ослабляет удавку галстука. Демонстративно подносит к глазам часы — массивные военные Касио Про-Трек. А я чертыхаюсь про себя, потому что… Ну, какого хрена, правда? Ведь по пальцам одной руки можно пересчитать все те разы, когда он заезжал домой на обед. Так какого черта это случилось сегодня?!

— Я там был, но бабушка Евы попала в больницу, ей понадобилась моя помощь, и… В общем, мы решили, что лучше позанимаемся дома.

Отец никак не комментирует мои слова. Лишь кивает сухо и вновь переводит взгляд на Еву. А та, окончательно стушевавшись от такого внимания, ныряет под стол, якобы для того, чтобы поднять упавшую ложку.

— Кит, подай тряпку. Здесь соус забрызгал пол.

Голос Евы немного звенит. Я послушно протягиваю ей тряпку и бросаю злой взгляд на отца. Клянусь, если он скажет ей что-то обидное, я…

— Смею ли я надеяться, что еды хватит на троих?

Выдыхаю. Похоже, сегодня он решил был милым. Ева тоже, кажется, расслабляется. Подхватывается с пола и быстро-быстро трясет головой:

— Конечно. Здесь на всех хватит. Правда, Кит?

— Угу, — бурчу не то чтобы с радостью. В конце концов, к чему нам компания? Я хотел побыть с Евой наедине. Видит бог, из-за ее работы это случается далеко не так часто, как мне того бы хотелось.

Отец кивает каким-то своим мыслям, снимает китель и подходит к раковине вымыть руки. Еве приходится попятиться, чтобы его пропустить. Она нервно облизывает губы и опять улыбается.

— Я чем-то могу помочь?

Отец вытирает руки коричневым вафельным полотенцем, возвращает его на крючок и снова впивается в лицо Евы взглядом. Что он хочет там рассмотреть? Узоров на ней нет!

— Уже можно накрыть на стол. Но вы, наверное, устали на службе? Присаживайтесь, мы все сами сделаем.

— А ты не устала? — отчего-то возмущаюсь я.

— Я в норме.

— Не в норме! Она работает на двух работах, чтобы содержать себя и бабушку. А вдобавок еще и учится, — оборачиваюсь к отцу. Мне важно, чтобы он понимал, какая Ева на самом деле, ведь я не собираюсь от нее отказываться.

— Кит! Все не так плохо, как кажется на первый взгляд. — Ева смущенно улыбается и взглядом приказывает мне заткнуться. — На самом деле я даже люблю свою работу. По большей части…

— Значит, ты живешь с бабушкой, а родители…

— Отца я никогда не знала. А мать умерла, когда мне было шесть. Меня воспитывала бабуля.

— Которая сейчас попала в больницу?

Отец открывает ящик и достает приборы.

— Да… У нее сахарный диабет.

Удивительно, но наш совместный обед проходит неожиданно приятно. В самом конце отец даже хвалит стряпню Евы, и она лепечет что-то невнятное, смутившись почти до слез. А мне так странно видеть ее смущение. Со мной-то она ведет себя совершенно иначе. К тому же я понимаю, что за какой-то час отец выведал у Евы едва ли не больше информации, чем я — за все проведенное с ней время. Как-то так ненавязчиво и между делом… Умеючи.

— Фух, — выдыхает Ева, когда мы, наконец, снова остаемся одни. — Уехал! Я уж думала, это никогда не кончится!

— Почему? По-моему, все прошло просто отлично.

— Да… Но я совершенно не была к этому готова. Ты же говорил, что никого не будет!

— Я так и вправду думал. Ну, ты чего? — ловлю Еву в кольцо своих рук, веду носом по волосам. — М-м-м, ты так вкусно пахнешь…

— Это чем же? — сводит брови Ева, чутко улавливая подвох, скрытый в моих словах.

— Жареным беконом, — смеюсь я.

— Фу!

— А вот и не фу, очень аппетитно. Сейчас я кого-то съем!

Клацаю зубами, как тот волк в мультике, Ева визжит, отталкивает меня с непонятно откуда взявшейся силой и выбегает прочь из кухни. Несусь за ней. Она чуть притормаживает у лестницы, и я почти её нагоняю. В конце концов, на моей стороне преимущество — во-первых, я в курсе расположения комнат, во-вторых, мои ноги длинней, а шаг шире. Ева оборачивается и, все так же отчаянно громко визжа, взмывает вверх по лестнице.

— Ты идешь в верном направлении! — кричу ей вслед. Понимая, что проиграла, Ева поворачивается ко мне лицом и начинает пятиться по коридору.

— Если продолжишь в том же духе, упрешься в дверь моей спальни, — шевелю бровями. С губ Евы слетает испуганный смешок. Она нервно кусает их и, чуть помедлив, неуверенно замечает:

— Я не шутила, когда сказала, что до свадьбы…

— Ни-ни?

— Ну, да, — Ева отводит взгляд и таки касается спиной двери. Дальше ей некуда отступать. Дело за мной.

— Я помню.

— И? Тебя это устраивает?

— Не то, чтобы, — честно сознаюсь я, — но я уверен, что мне удастся заставить тебя передумать.

— Это вряд ли, — хрипло шепчет она.

— Ну, не знаю…

Просовываю ладонь в тесное пространство между ее спиной и дверью. Дергаю Еву на себя, а свободной рукой тяну дверную ручку. Дверь открывается, мы вваливаемся в мою спальню и замираем посреди залитой обеденным светом комнаты.

— Не надо, — тихонько шепчет Ева, видимо, испугавшись голода в моих глазах.

— Я просто поцелую тебя. Хорошо?

— Хоро… — Она не успевает договорить, потому что я закрываю ей рот поцелуем. Веду языком по губам, лижу, прикусываю. Подталкиваю Еву к кровати.

— Нет, Кит, я правда…

— Я просто тебя поцелую! Клянусь…

Происходящее распаляет меня. Ева нерешительно опускается на локти, а я нависаю сверху. У меня адский стояк, но я обещал ей, что не сделаю ничего такого, поэтому все, что я себе позволяю — еще один поцелуй. Склоняюсь ниже к ее воспаленным, искусанным почти до крови губам. Придавливаю их указательным пальцем и стону, когда она впускает его в жаркую влажную глубину и принимается неуверенно, едва ощутимо посасывать. Меня конкретно ведет. И я уже не уверен, что смогу в любой момент остановиться. Из горла вырывается странный протяжный звук. Я опускаю голову и касаюсь своим лбом лба Евы… Замираем так на несколько долгих секунд. Глядя друг другу в глаза. С удивлением понимаю, что у меня дрожат не только руки. А, кажется, каждая клетка, каждый атом дрожит. Я полностью подчинен вибрирующим внутри эмоциям. Они рвутся наружу подобно демонам, и мне все труднее их контролировать.

Медленно, как под гипнозом, отвожу руку от ее рта. Так же медленно откатываюсь в сторону.

— Я сделала что-то не так?

— Нет. Нет! Все нормально. Не шевелись… Мне нужно прийти в себя.

Ева послушно кивает. Переворачивается на бок. И мы еще долго лежим на моей узкой кровати, сплетаясь взглядами, но не касаясь друг друга. А потом Ева засыпает, убаюканная стучащим в окно дождем. Я же на таком адреналине, что не уснуть. Нашариваю рукой телефон, проверяю время. Ева хотела успеть заскочить к бабуле в больницу до отбоя. А значит, у нас есть еще пара часов. Пусть поспит. Тянусь за брошенным на тумбочке рефератом по английскому. И заставляю себя сосредоточиться на учебе.

В тот день мы успеваем, кажется, все. И выспаться, и заскочить к бабушке, и даже прогуляться по мокрым, усыпанным палой листвой улицам, не замечая ни промозглого ветра, ни сеющую с неба морось. А потом долго прощаемся у обшарпанного подъезда. И опять целуемся. Сладко. Так сладко…

А ночью мне снится Ева. Я просыпаюсь взмокший и возбужденный, кажется, донельзя. С этим нужно что-то делать, иначе…. Недолго думая, обхватываю член рукой и, стиснув в зубах уголок подушки, в два счета довожу себя до разрядки.

Утром первым делом звоню Еве. Но она почему-то опять не берет трубку. Тащусь в универ, в коридоре встречаюсь с Бестужевым, Лерой и компашкой Прохорова. Включаюсь в их разговор, а сам то и дело верчу головой по сторонам.

Ева появляется, когда я уже теряю на это всякую надежду. По традиции она немного опаздывает — пара уже началась, и препод, конечно, не упускает случая по ней проехаться. Но сегодня Еве удается его отбрить — выходит, я не зря читал лекции. Мои губы растягиваются в широкую улыбку. Я подмигиваю моей девочке, наплевав на то, что это кто-то может увидеть.

— Чего скалишься? — толкает меня в бок Бестужев.

— Да так. Не бери в голову.

— Ну-ну, — хмыкает Ник.