Он пульсировал у нее внутри, изо всех сил стараясь не двигаться, пока она не привыкнет к его длине и толщине, пока стенки ее внутренней плоти не приспособятся к тому, чтобы беспрепятственно его принять. Он потянулся руками к ее лицу, бережно прикоснувшись к нему, взяв в ладони и глядя в него, как на сокровище, после столь долгой и мучительной разлуки.

— Это очень много для меня значит, — проговорил он.

Уголки ее губ дёрнулись вверх, она откинула голову на подушку и выгнулась ему навстречу — в негласном призыве к тому, чтобы он начал двигаться у нее внутри. И он ответил на ее просьбу, входя в ритм, такой новый, но в то же время хорошо знакомый, сиюминутный, но в то же время извечный, он был и благом и правом, и даром, и воздаянием, и чем быстрее он вколачивался в нее, тем мощнее становилась волна неуклонно растущего в нем чувства совершенства и завершённости.

— Я люблю тебя. Я буду любить тебя… всегда, — произнёс он хриплым гортанным голосом.

Она распахнула мутные, потемневшие и такие голубые глаза, словно окна одной единственной души, которую он когда-либо любил и в которой когда-либо нуждался, и тут же оказался в их беспощадном плену.

— Я прыгаю, ты прыгаешь, — прошептала она.

— Сейчас! — прорычал он и, обхватив руками Гризельду, крепко прижал ее к груди.

Их тела взорвались вместе, разлетевшись на миллион кусочков вечности, и два человека, которые всегда — с самого начала — были одним целым, стали, наконец, свободными.

Несколько часов спустя, когда солнце уже клонилось к закату и с улицы в квартиру начали просачиваться звуки американской жизни, Холден сидел, прислонившись к изголовью кровати, и смеялся, качая головой и глядя на Гризельду. Она лежала рядом с ним голая, облокотившись на матрас и подперев ладонью голову.

— Клянусь тебе, — настойчиво сказала.

— Я тебе не верю, — сказал он, поражаясь тому, что они оба здесь, и они оба наконец-то свободны: свободны от Филманов, Калеба Фостера, Джеммы, страха, тоски, одиночества. Свободны от недоверия и сомнений. Свободны для любви. Для того чтобы быть вместе. Чтобы идти навстречу своему будущему.

Он оставил свою куртку — и кольцо — в машине, и уже, по меньшей мере, раз пять задумывался о том, чтобы одеться и сбегать за ним вниз. Но разве так он хотел сделать ей предложение? Лежа на кровати в его дерьмовой квартире?

Она была так прекрасна, когда падающие на нее сзади лучи заходящего солнца освещали ее светлые волосы, словно божественное сияние, и он снова усмехнулся, увидев, как она подняла вверх три пальца, давая слово скаута.

— Клянусь. Я этим не занималась — ни разу — почти до восемнадцати лет.

Он скользнул вниз и тоже подпер голову рукой, оказавшись с ней лицом к лицу.

— Это невозможно. Ты такая потрясающая. Как тебе удавалось держать в стороне всех этих мальчиков?

Она опустила глаза на простыни и, залившись лёгким румянцем, снова посмотрела на него.

— Я не хотела ни одного из них.

— И кого же ты хотела?

Она нахально взглянула на него из-под опущенных ресниц.

— Билли. Я ждала Билли, потому что он… а!

Пальцы Холдена скользнули ей подмышки и принялись щекотать. Она перекатилась на спину, хохоча, как сумасшедшая, пытаясь сбежать от него, но он удержал ее, практически придавив ее своей грудью. Он взял ее за запястья и, заведя их ей за голову, с дразнящей ухмылкой уставился на нее.

— Сейчас же отвечай. Кого Вы хотели, мисс Гризельда?

Она сделала глубокий вдох и нарочно прижалась своими грудями к его груди. Он понял это по озорному блеску ее глаз.

— Хм. Хорошо. Я скажу, — тяжело вздохнула она, будто ее разоблачили. — Мистера Филлмана. Те черные носки, тогда на пляже…

Он сжал вместе ее запястья и взял их в одну руку, другой рукой снова потянулся к ее подмышкам.

— Нет! — взвизгнула она. — Хватит меня щекотать! Тебя! Тебя! Я хотела тебя. Я всегда хотела тебя.

Он внимательно посмотрел на нее, скользя взглядом по румянцу на ее коже, по губам, раскрасневшиеся от такого количества поцелуев.

— И я хотел тебя.

Не смотря на то, что он буквально пленил и обездвижил ее, она улыбалась ему так ласково, так безмятежно, с таким доверием и любовью, что у него разрывалось сердце.

— Ты не злая, — прошептала она. — И ты очень красивая.

Он заглянул ей в глаза, вспоминая их опасную прогулку в магазин много лет назад, и эти слова, которыми он решил сказать ей, как ему она нравится.

— И это чистая правда, как тогда, так и сейчас.

Он выпустил ее руки и, наклонив голову, поцеловал ее, сплетаясь с ней языками. Ей в бедро толкнулась мощная эрекция, ясно показав, что он снова ее хочет.

— А что дальше? — спросила она.

— Надеюсь, ты кончишь.

Она удивленно вскинула брови, потом улыбнулась.

— Надеюсь, ты тоже.

— Да, черт возьми, — произнес он, потираясь об нее своей плотью.

— А потом? — спросила, обхватив его за шею.

Он посмотрел на дверь своей спальни.

— Мне не помешала бы кое-какая помощь, чтобы собрать здесь вещи. Мебель останется, но я заберу свою одежду и полотенца. Игровую приставку. В общем, всё мое. Я оставлю на кухонном столе чек за два месяца и ключ.

— Буду рада помочь. А что будем делать после этого?

— Спать?

— Это вряд ли, — она облизнула губы и, поддразнивая его, слегка приподняла бедра. — А потом?

Он покачал головой на ее явную провокацию.

— Может, завтра утром перед отъездом навестим Ханну?

— Я бы с удовольствием с ней познакомилась, — она пристально посмотрела на него, поглаживая пальцами волосы у него на затылке. — Перед отъездом куда?

— Домой.

— Ко мне домой?

Он пожал плечами.

— На этой неделе, это наш дом, ангел.

— А когда мы приедем туда? — спросила она, выжидающе глядя на него.

У него промелькнула мысль о кольце, ожидавшем ее в машине. Не об этом ли она его спрашивает? Она спрашивает его об этой неделе или вообще? Он хорошо ее знал, но временами взрослая Гри совершенно сбивала его с толку, и он уже не был в этом уверен. Больше всего на свете он хотел, чтобы, когда он сделает ей предложение, всё было идеально. Это было для него очень важно. Она это заслужила.

«Ты скажешь мне «да», милый ангел?»

— Полагаю, тебе стоит подождать, и сама увидишь, — сказал он, настойчиво скрепляя их губы и тела.

Глава 40

После завтрака Холден и Гризельда заехали в больницу навестить Ханну, и у Холдена дрогнуло сердце, когда Джемма предложила Гризельде подержать его дочь.

Когда он увидел Гри, такую молодую и красивую, с его ребенком на руках, у него в голове сразу завертелись самые разные мысли, и все они заканчивались тем, как сильно он хочет на ней жениться, завести детей и удостоиться чести называть ее своей женой. Он поцеловал в лоб свою крошечную дочь и, прошептав, что любит ее, бережно передал сияющему от радости Клинтону, который так глядел на ее личико, словно это был самый драгоценный ребенок на свете. И Холден снова уверился в том, что поступил правильно, решив отказаться от своих родительских прав. Он и так найдет свое место в жизни Ханны, но ее настоящим папой с самого начала был Клинтон.

Погрузив в багажник машины Маклелланов скудные вещи Холдена, они заехали попрощаться с Квинтом и Моди, и Моди взяла с них слово, что они вернутся в четверг на День благодарения. Гризельда с благодарностью и со слезами на глазах приняла приглашение Моди и изрядно его удивила, когда внезапно обняла пожилую женщину. Тогда Холден понял, как сильно Гризельде хотелось и было необходимо стать частью его жизни вместе с Девисами. И он был очень ей за это благодарен, поскольку это означало, что она нашла в своем сердце место для его дочери, бывшей девушки, лучшего друга и людей, по сути, заменивших ему родителей. Это означало, что Гризельда хочет, чтобы и они тоже стали частью ее жизни.

На выезде из города, Холден повернулся к ней. Кольцо все еще жгло ему карман, и он спросил:

— Т-ты не против, если мы заедем в одно место?

Она с интересом взглянула на него и пожала плечами.

— Конечно, не против. А куда?

— Ты мне доверяешь?

— Всем сердцем.

— Мне просто нужно кое-что увидеть.

Точно определить место, где много лет назад они пытались перебраться через Шенандоа, преследуемые Калебом Фостером и Каттером, было очень сложно, так что, в конце концов, ему пришлось ограничиться приблизительным местоположением. Он подъехал как можно ближе, припарковался на обочине дороги и повернулся к Гризельде.

— Я хочу это увидеть.

Она застыла на своем сиденье, уставившись в окно на лес.

— Нет, — прошептала, наконец, она, обернувшись и взглянув на него печальным и тяжелым взглядом. — Я не хочу видеть место, где я тебя бросила.

— Место, где мы расстались.

— Место, откуда я сбежала.

— Место, где мы спаслись, — он замолчал и пристально посмотрел ей в глаза. — Пойдём со мной. Гриз, мы должны вместе через это пройти. Если мы этого не сделаем, оно будет преследовать нас всю жизнь.

— Не могу, — прорыдала она.

— Можешь, ангел. Я буду рядом.

Она закусила нижнюю губу, посмотрела в окно, потом глубоко вздохнула.

— Хорошо.

Он вышел из машины и открыл перед ней дверь. Дрожащими пальцами она взяла его за протянутую руку. Выпрямившись, она окинула лес опасливым взглядом, затем повернулась к нему.

— Это было так давно, — сказал он, сплетая их пальцы. — Мы были всего лишь детьми, которые пытались выжить в ужасном кошмаре. Мы были храбрыми, Гриз. Мы были сильными. Мы не теряли надежды.

— Мы давали друг другу надежду, — произнесла она, на слове «надежда» ее голос дрогнул.

Он протянул ее за руку и повел за собой по гравию вдоль обочины шоссе и в лес, где сквозь деревья до них доносился слабый, далекий звук стремительной Шенандоа. Гризельда тихо шла за ним, не говоря ни слова и опустив голову.