— Конечно, — ответила она, помогая Пруденс вылезти из ванны и вытирая ее теплым пушистым полотенцем. — Скорее надевай пижаму. Я сделаю нам попкорн.

Гризельда приготовила в микроволновке две пачки попкорна, и ее взгляд задержался на прикреплённой к холодильнику брошюре Университета округа Колумбия. Она улыбнулась, испытывая невольную гордость от того, что пойдет туда в сентябре. С помощью Сабрины она заполнила заявление, и только вчера её приняли в Колледж гуманитарных и естественных наук. Чтобы это отпраздновать, вчера вечером Майя вывезла ее в город выпить шампанского и сделать на запястье татуировку «Х+Г».

Решив отвлечь ее от неприятных ощущений и татуировочной иглы, Майя не преминула кольнуть её по-своему.

— Подруга, хочу заметить, что по мне, этот ваш кодекс молчания — полный бред.

— Майя, я так по нему скучаю, — сказала она, поморщившись, когда маленькие иголки прокололи ей кожу. — Но я не хочу, так или иначе, влиять на него. Если он захочет быть со мной, то через несколько недель я получу это письмо. Если нет, мне просто придется жить дальше.

— И ты не будешь против?

— Если он захочет, чтобы его ребенок жил в полноценной семье с мамой и папой? — она глубоко вздохнула, почувствовав, как заныло сердце. — Не скажу, что мне не будет больно. Будет. Нестерпимо. Но если это то, чего он хочет, то я желаю ему именно этого.

— Я бы за него боролась.

— Брось, Майя. Что бы ты отдала за то, чтобы твои мама и папа счастливо жили вместе? Я не могу кого-то этого лишить.

— Ты имеешь в виду ребенка.

— Да, — сказала она, не в состоянии скрыть печаль, сквозившую у нее в голосе. — Если Холден и Джемма захотят, чтобы у их ребенка была семья? Я не стану им мешать.

— А ещё именно ты настояла на своём отъезде, чтобы Джемма от него не избавилась, — Майя покачала головой. — Ты слишком хорошая, Гризельда Шредер.

— Нет, — возразила она. — Я вовсе не такая хорошая. Но я знаю, каково это — не иметь семьи. И не пожелала бы такого ни одному ребенку.

— Значит, в глубине души ты все же надеешься, что он останется с Джеммой?

— Нет! — сказала она. — Нет. Не буду врать. Я надеюсь, что он мне напишет. Надеюсь, что он выберет меня. Видишь? Я не такой уж хороший человек, Майя.

— Нет, хороший. Большинству девушек было бы плевать на ребенка от какой-то другой женщины. И они не дали бы ему возможности разобраться, чего он хочет.

Наконечник иглы нещадно жалил ей запястье, кожа горела, словно от ожога. А это была все лишь небольшая татуировка, размером с 25-ти центовик. Гризельда поморщилась, вспомнив огромные татуировки на груди у Холдена, крылья ангела, закрывающие весь его торс. Как он вынес эту боль? Ответ пришел сам собой: потому что эта боль ничего не значила по сравнению с болью от его потери.

— Просто я хочу быть уверена, что он никогда не пожалеет о том, что остался со мной, — вздохнула она. — Когда мы встретились, нас накрыл настоящий ураган эмоций, и мы вроде как сразу кинулись в…

Она покраснела.

— В серьёзные отношения. Думаю, нам нужно немного времени, чтобы убедиться, что это именно то, чего мы хотим.

— Тебе нужно время? — спросила Майя, выразительно подняв брови.

— Может немного, — призналась Гризельда. — Мне невыносимо быть вдали от него, но думаю, это даже хорошо. Это говорит мне о том, что наше чувство настоящее. Это говорит мне о том, что дело не только в сексе и влечении. Оно…

Она пожала плечами.

— Оно настоящее. Это то, чего я хочу.

Казалось, на Майю это произвело разительное впечатление.

— Да ты только посмотри на себя, такая распремудрая и всё такое. Моя маленькая девочка растет.

— Разлука причиняет много боли, — сказала Гризельда, тихо посмеиваясь над подругой. — Но это не так уж и плохо.

— Да неужели? А мне кажется, что, в основном, это просто отстой.

— Ты меня недооцениваешь! Я избавилась от Джоны. Я поступила в колледж. Я принимаю от людей помощь, — сказала она, бросив на Майю укоризненный взгляд. — Ты права. Полагаю, я действительно расту. Но все это произошло благодаря Холдену. Он стал… искрой.

— От которой вспыхнул пожар, — поддразнила Майя, вызывающе двинув бедрами. Татуировщик оторвался от своей работы и уставился на нее.

— Я занята, — сказала ему Майя и повернулась к Гризельде. — Хорошо, ты здесь вовсю растешь, а как насчет Холдена?

— Он тоже растет. Он идет в морскую пехоту. Он больше не собирается драться в поле с другими мужчинами и работать на ненавистной работе. У него есть план, цель. Стремление. Ты бы видела его лицо, когда он мне об этом рассказывал. И знаешь что? Все это произошло благодаря мне. Видишь, да? Мы хорошо друг на друга влияем.

— Вижу, — произнесла Майя.

Тату-мастер обильно смазал татуировку вазелином и попросил Гризельду посидеть еще несколько минут, пока он выпишет счет и найдет листок с инструкциями по уходу за татуировкой.

— Когда ты теперь с ним увидишься? — спросила Майя.

— Если все пойдет по плану, то в ноябре.

— На День благодарения, — ухмыляясь подруге, сказала Майя.

Благодарения.

Ожидая, пока татуировщик принесет счет, она почувствовала, как сердце затрепетало в тоске и томительном предвкушении будущего — их будущего. Она была бы так благодарна за этот год. Если он выберет её. Если он выберет их.

Гризельда как раз высыпала попкорн в две большие миски, когда, прыгая по ступенькам, с лестницы спустилась Пруденс. Затем она наполнила лимонадом две кружки-непроливайки, поскольку Сабрина не разрешала Пруденс пить в медиа-зале из открытых чашек.

Когда начался мультфильм, Пруденс прильнула к Гризельде, уютно устроившись на диване, и она бросила взгляд на свою татуировку, подумав:

«Держи руку на буквах, Холден.

Я тоже буду держать».

***

Это была девочка. У него дочь.

Было просто потрясающе увидеть на экране монитора очертание ее тела и пузырьки, появляющиеся у нее изо рта, когда она шевелилась внутри у Джеммы. Он разглядел ее череп, позвоночник, ноги и ступни, услышал, как бьется, колотится, словно заведённое, ее маленькое сердечко. Она была живым чудом, его чудом.

По дороге в клинику и сидя в приемной, они с Джеммой почти не разговаривали, но когда врач включил на мониторе звук, Джемма схватила Холдена за руку, и он сжал ее ладонь, улыбнувшись ей в ответ. Несмотря на все разногласия, эта малышка была частичкой их обоих, и он уже ее любил.

В грузовике по дороге домой Джемма рассматривала фотографии, которые им дали в клинике, и с улыбкой повернулась к Холдену.

— Я тут подумала на счет имён, — произнесла она. — Как тебе Карисма?

«Да, как-то не очень», — подумал Холден, ничего не ответив.

— Или Дестини? Или Жасмин?

Холден нервно сглотнул, борясь с желанием сказать ей, что ему не нравится ни одно из этих имен.

Джемма громко вздохнула, очевидно, раздосадованная его реакцией.

— Клинтону нравится Ханна.

— Ханна — хорошее имя, — проговорил Холден.

— Да? — спросила Джемма, положив руки себе на живот. — Что скажешь, малышка? Тебе нравится имя Ханна? Хочешь, чтобы тебя назвал дядя Клинтон?

— Дядя Клинтон?

— Так он себя называет. У меня нет ни братьев, ни сестер, у тебя тоже, так что мы можем считать своей семьей всех, кого захотим.

— Ханна что?

— Ханна Вест? — спросила Джемма.

— Моя настоящая фамилия К-крофт.

Джемма пожала плечами.

— Хорошо. Ханна Крофт.

Ханна Крофт. Ханна Крофт. Это имя было таким волшебным, таким удивительным, что он чуть не засмеялся от счастья.

«Гриз, у меня будет дочка, и ее зовут Ханна. Ханна Крофт»

— Так, ээ, может, нам стоит еще раз попытаться? Ради Ханны? — спросила Джемма, потянувшись к нему и положив руку Холдену на бедро. — Сет… хм, Холден, мы могли бы стать настоящей семьей. Поселиться где-нибудь, растить ее вместе… может, даже поже…

— Постой, — сказал Холден, резко свернув на парковку городского парка, и осторожно убрал ее руку со своего бедра. Он посмотрел ей в лицо и, стараясь говорить ласковым голосом, произнес. — Нет, Джем.

— Почему нет? — допытывалась она. — Когда-то мне удавалось делать тебя счастливым. По крайней мере, немного. Ты позволил мне быть рядом!

— Ты заслуживаешь кое-кого получше, чем тот, кто просто позволит тебе быть рядом. Ты заслуживаешь настоящей любви.

— Ну, так люби меня! — со слезами на глазах проговорила она. — Прости меня за те ужасные слова об аборте. Я бы никогда этого не сделала. Я так на тебя разозлилась. Мне было больно, и я хотела причинить боль тебе. Всякий раз, когда ты напивался, то говорил о том, чтобы однажды завести детей, и я просто подумала… Я подумала…

«Стоп. Что?»

В один ослепительный миг всё встало на свои места. Не в силах вздохнуть, Холден в полном шоке уставился на нее.

— Ты сделала это н-намеренно, — сказал он. Свой собственный голос показался ему глухим и растерянным. — Мы не забывали про презервативы…

Щеки Джеммы вспыхнули, и она медленно пожала плечами, признавая своё поражение.

— Я хотела, чтобы ты меня любил. Я думала…, — она замолкла, и ее лицо приняло несчастное выражение. — Перед тем как его на тебя надеть, я пару раз его проткнула, чтобы он порвался.

Холден кивнул, удивлённый тем, что совсем на нее не сердится. Ему просто было жаль — ужасно, безумно ее жаль, за то, что ей так отчаянно хотелось кого-то любить и быть любимой, что она пыталась поймать его в ловушку.

— Джемма, я ухожу, — осторожно сказал он.

Стоявшие у нее в глазах слезы хлынули по щекам.

— Прости меня! Ну, прости меня! Ты не должен уходить! Я уйду. Я вернусь в дом своей матери и…

— Джем, — потянувшись к ней, произнес он. — Всё нормально.

Он держал ее за руку, глядя на черно-белое фото своей дочери.

— Я ухожу не из-за того, что ты только что мне рассказала. Я поступаю на военную службу. Всё было решено уже в июне.