— Что у тебя там за спиной, Холден Крофт? — спросила она, поддразнивая его глазами.

Немного смутившись, он протянул ей блокнот и три ручки.

Она бросила вопросительный взгляд на зажатые у него в руке вещи, затем снова на его лицо.

— Это подарок. Может, и-идиотский подарок, но я подумал… ну, подумал, что, пока мы здесь, ты могла бы записать некоторые из своих сказок.

К горлу немедленно подступил огромный ком. Пытаясь его проглотить, она отвела взгляд от лица Холдена, но тут же почувствовала, как в глазах защипало от слез. Он купил ей подарок.

Не отводя глаз от записной книжки и ручек, она дрожащими руками потянулась к ним, и в этот миг увесистая слеза скатилась к кончику ее носа и упала на обложку блокнота.

— Гри? — произнес он и, протянув руку, приподнял ее подбородок. — Ты в порядке?

— Они мне очень нравятся, — прошептала она, прижимая их к груди и пытаясь взять себя в руки. — Никто не… Я имею в виду, мне никогда не дарили подарков в…

Он дернулся, наклонился вперед и ласково ее поцеловал, затем притянул девушку в свои объятья, зажав записную книжку с ручками меж их колотящихся сердец.

Из-за своих слез она почувствовала себя полной дурой. Это был такой трогательный, заботливый жест, а она со своей жалостью к себе все испортила. Просто, кроме самодельной поздравительной открытки, что сделала для нее в этом году Пруденс, и прибавки к зарплате в пятьдесят долларов к Рождеству и ко Дню рождения, Гризельда никогда не получала подарков. Ни теперь. Ни когда-либо прежде. Ни от мамы, ни от бабушки, ни от кого из ее приемных родителей, ни от Майи, и уж, тем более, не от Джоны. Не считая дополнительных денег от Маклелланов, она не получала никаких подарков с тех пор как… ну, с тех пор как почти десять лет назад, на ее тринадцатый День рожденья Холден преподнёс ей букетик лютиков.

— Привыкай к этому, Гриз, — сказал он ей в волосы, все еще крепко обнимая. — Я буду делать тебе подарки всегда, когда захочу. К-когда мне заблагорассудится. Я подарю их тебе столько, что ты и не вспомнишь, каково это — остаться без подарков.

Она почувствовала, как он стиснул челюсти у ее виска, явный признак того, что он тоже разволновался из-за ее слез.

— Мой папа постоянно дарил маме подарки, — продолжил он. — Он всегда приходил домой с работы с цветком или шоколадкой. Иногда он собирал в магазине бесплатные образцы духов. У них было не так много денег, но они заботились друг о друге. Именно это я и собираюсь делать. Заботиться о тебе.

Каждой частичкой своего сердца Гризельда хотела ему верить, хотела верить в то, что после целой жизни, полной страха, одиночества и заброшенности, вполне возможно наконец-то стать счастливой. Но совсем как тогда, когда он сказал ей: «Теперь у нас все будет хорошо», что-то у нее внутри отказывалось в это верить. Какая-то часть Гризельды сомневалась, что она заслуживает счастья. Другая — настаивала на том, что, как бы ей ни хотелось верить в лучшее, все равно произойдет что-нибудь плохое, потому что именно так всегда и получается. В отличие от Холдена, в жизни Гризельды никогда не было хорошего примера любовных отношений. Она видела в них только потрясения, и как бы сильно ей ни хотелось обрести с Холденом что-то надежное и серьезное, она не совсем понимала, как это сделать.

— Так что ты об этом думаешь? — спросил он, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть ей в глаза, и вытирая у нее со щек оставшиеся слезы. — Не хочешь записать несколько своих сказок?

— Ты напоминаешь мне миссис Маклеллан, — сказала она, громко шмыгнув носом, а затем улыбнулась ему.

— С чего бы? Она такая же красивая, как я?

— Много о себе думаешь.

— Сегодня самая красивая девушка в мире целый день провела в моей постели. Я имею право быть наглым.

Она демонстративно закатила глаза и потянулась к его руке, указав подбородком на террасу.

— Не хочешь немного посидеть на воздухе?

Она повела его за собой на улицу. Холден сдвинул вместе их кресла-качалки, и они уселись в них, откинувшись назад и закинув свои босые ноги на грубо обтесанные перила, подставляя свои лица под теплые лучи вечернего солнца.

Гризельда закрыла глаза, вдыхая аромат полевых цветов и свежего воздуха.

— Миссис Маклеллан хочет, чтобы я поступила в колледж.

— В колледж? — с удивлением спросил он. — В колледж. Вау. Гри, это было бы нечто.

— Я не могу себе этого позволить.

— Мы что-нибудь придумаем, — тихо сказал он, и она поразилась его словам, не в силах сдержать пугающий огонь надежды, охвативший ее душу, которая возликовала и запела: «Я не одна. Я больше не одна».

— Я скопила немного денег, — сказала она, сообразив, что теперь может потратить деньги, отложенные на поиски Холдена. — На колледж, конечно, не хватит… но почти тринадцать тысяч.

Не дождавшись ответа, она открыла глаза и повернулась к нему. Он в восхищении смотрел на нее.

— Да ты богачка, — сказал он.

— Это все было для тебя. Чтобы тебя найти. Я копила, чтобы нанять того частного детектива из Нью-Йорка. Он считается самым лучшим.

— Для меня? — спросил он, потом потянулся к ней и сжал ее пальцы. — А ты не сдавалась.

— Никогда.

— Ну, я думаю, ты должна пойти в колледж, Гри.

Она пожала плечами и опустила взгляд на записную книжку.

— Я не знаю. Знаешь, в некоторых колледжах есть писательские курсы. Для тех, кто любит сочинять рассказы. И миссис Маклеллан что-то говорила о стипендии. И все же, я не уверена. Кроме нее, я не знаю никого, кто бы ходил в колледж.

— Ты рассказывала ей о своих сказках? — спросил Холден.

— Я сочиняю их для Пру. Думаю, она подслушала.

Холден усмехнулся, снова сжав ее руку.

— Я их обожаю.

— Пру тоже.

Высвободив из его ладони свою руку, она раскрыла лежащий у нее на коленях новенький блокнот и щелкнула одной из ручек. Она перевернула обложку и в центре первой страницы аккуратно написала:

СКАЗКИ

Гризельды Шредер

Девушка посмотрела на свое имя и подумала, каково это в действительности увидеть напечатанную книгу своих сказок и при этом знать, что их читают на ночь детям, чтобы им приснились сладкие сны. Одна из ее приемных матерей, Кендра, говорила, что она хорошо ладит с малышами, а миссис Маклеллан уверяла, что у нее талант. Конечно, Холден, который всегда любил ее сказки, будет ее поддерживать. Майе, скорее всего тоже понравится эта идея. Но неужели и впрямь можно вот так круто изменить всю свою жизнь? Осуществить все свои мечты?

У нее сжалось сердце, и она закрыла блокнот, уставившись на цветы. Слишком уж много хорошего сразу. Ее это настораживало. Ей очень хотелось в это поверить, но она не могла. Новые начинания и счастливые развязки не для таких девушек, как Гризельда, — ей было на много безопаснее ожидать какой-то катастрофы, чем принять свалившееся на нее счастье. И все же…

Она повернулась и взглянула на Холдена, который сидел, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла. Со вчерашнего дня синяки у него на скуле и вокруг глаз выглядели уже не так пугающе. Синяк над веком уже совсем прошел, и хотя красно-черные пятна под глазами были еще видны, они уже начали желтеть. Скула все еще выглядела немного припухшей, однако с синяком дело обстояло уже лучше. Его губы — губы, которые так нежно ласкали ее весь день — были совершенными, а нос и щеки — усеяны веснушками. Прямо над верхней губой слева, ближе к ней, виднелась небольшая родинка, и вдруг ей жутко захотелось ее поцеловать, чтобы завладеть этой крохотной его частью на случай, если она вдруг потеряет все остальное.

— Холден? — тихо спросила она, по-прежнему глядя ему в лицо. — Почему ты так долго жил с Калебом Фостером?

***

Внутри у Холдена похолодело, он был безмерно счастлив, что у него закрыты глаза, и Гризельда ничего не сможет в них прочесть. Он знал, что рано или поздно она задаст этот вопрос, но боялся того, что ему придется на него ответить. Он и сам не мог до конца разобраться в тех противоречивых чувствах, что испытывал по отношению к Калебу. И он понятия не имел, как объяснить их Гри.

Он сделал глубокий вдох, повернулся к ней и медленно открыл глаза. От одного взгляда в её лицо, такое красивое в лучах вечернего солнца, его легкие сковало от страха и тоски, и, на мгновение задержав дыхание, он с шумом выдохнул.

— Я попытаюсь объяснить, — сказал он. — Ты попытаешься понять?

Она медленно кивнула и развернулась в своем кресле, чтобы быть лицом к нему. Его взгляд ненадолго упал ей на грудь, затем взметнулся вверх к ее губам, и он взмолился, чтобы после этого разговора все это навсегда не оказалось для него под запретом.

— Сначала п-поцелуй меня, — попросил он, почти задыхаясь от нахлынувшего на него чувства паники.

— Сначала расскажи, — ответила она, затем отвернувшись от него, снова откинулась в кресле и уставилась на поляну.

И он рассказал. Рассказал ей о своем пробуждении на крыльце Калеба, свежей могиле во дворе его дома, крови на рубашке Калеба.

— Он сказал мне, что ты умерла. Он изменил наши имена. Я р-расплакался из-за тебя, и он снова меня вырубил, — сказал он, неосознанно касаясь пальцами своего виска. — Когда я проснулся, было уже т-темно, и я сидел в г-грузовике. Не знаю, где мы были. Думаю, где-то в западной части Западной Вирджинии. Возможно, в К-кентукки. Первые несколько н-недель… Я п-плохо их п-помню.

— Мы все время ехали. Иногда с-спали в машине. Иногда он снимал номер в мотеле. Когда мы с-спали в машине, он пристегивал меня наручниками к рулю. Когда в мотеле, он пристегивал меня к кровати. Говорил, что меня необходимо приковывать, пока Р-рут не утратит надо мной своей власти.

— Холден, — тихо сказала она, и, повернувшись к ней, он увидел, что у нее по лицу текут слезы.

— Он много пил. П-почти каждый вечер. Где бы мы ни были. Сначала он приковывал меня наручниками, чтобы я не убежал, — он посмотрел на Гризельду, совершенно потрясенный силой обрушившихся на него воспоминаний, словно от воспоминаний о тех днях, к нему снова вернулось то опустошающее чувство, с которым он так долго жил. — Н-но я бы все равно не убежал.