Сделав глубокий вдох, Холден повернул в короткий коридорчик, ведущий в сторону гостиной, и попытался успокоиться. Несмотря на страстное желание незамедлительно воссоединиться с ней всеми возможными способами, эмоционально и физически, ему нужно притормозить и попытаться расслабиться. Он ведь не хочет ее напугать, черт возьми! И Холден напомнил себе, что это была не просто какая-то девушка для развлечения или перепиха.

Это была Гризельда, воскресшая из мертвых.

Сделав несколько медленных, неуверенных шагов, он вошел в гостиную и обнаружил, что девушка сидит на краю дивана, наклонив голову вперед, и разговаривает по мобильному телефону. И хотя его первым желанием было сесть рядом, он намеренно встал напротив нее, оставив ей личное пространство, пытаясь читать по ее лицу.

— …Мне очень жаль, миссис Маклеллан, но у меня не так много родных, поэтому я должна остаться здесь на некоторое время и позаботиться о нем. Да, мэм. Ммм. Мой приемный брат, — она помолчала, глядя на Холдена снизу вверх. — Да. Мы давно не виделись.

Холден приподнял брови, как бы спрашивая ее, все ли в порядке. Она пожала плечами, затем снова опустила глаза на колени, но все еще была напряжена.

— Я это понимаю. Я бы никогда не оставила Вас в трудном положении и должна была предупредить заранее, но его травмы — это была ужасная, э-э, авария.

Холден опустился в кресло напротив нее и поморщился, почувствовав, как от этого движения взвыли ребра.

Она выдохнула и, наконец, расслабила плечи.

— О. Хорошо. Спасибо. Это, правда, так… мило с Вашей стороны, — она провела тыльной стороной руки по глазам, хотя интонация ее голоса осталась спокойной и ровной. — Я очень ценю это. Ммм. С ним все будет в порядке. Да. Пожалуйста, поцелуйте ее за меня. Передайте ей, что я обещаю рассказать еще больше сказок, когда вернусь. Да. Хорошо. Пока.

Она взглянула на Холдена и положила трубку. Сначала он решил, что она сбита с толку, но он не был в этом уверен и бесился от того, что не может понять ее лучше.

— Я воспользовалась твоим телефоном, — сказала она. — Надеюсь, ты не против.

— Всё мое — твое, Гри, — снова сказал он.

Она неуверенно улыбнулась, но быстро нахмурилась и снова посмотрела на телефон.

— Мой, э-э… Джона несколько раз звонил, пока он был выключен. И, похоже, оставил пару сообщений. Мне они не нужны. Просто удали их, ладно? Я бы сама их удалила, но не знаю пароль твоей голосовой почты.

— Конечно, — ответил он, забирая мобильный из ее вытянутой руки. Он был теплым после того, как она прижимала его к уху, и Холден сжал телефон пальцами. — Это была твоя начальница?

— Да. И она меня не уволила, — сказала Гри, засмеявшись от удивления. — Она сказала, что найдет замену на месяц и оставит меня на этой работе.

— Месяц, — ему было больно улыбаться, но Холден не мог сдержаться, потому что тридцать дней с ней казались ему настоящим чудом. И, тем не менее, он не хотел на нее давить. — Гризельда, ты останешься здесь на месяц?

— Я… Я не… Я имею в виду, я могу, но я не… — она посмотрела вниз, ее щеки порозовели.

— Останься, — просто сказал он. Слова слетели с его губ, как сотни раз до этого, в подвале Калеба Фостера. Он поймал ее взгляд, и она неуверенно моргнула.

«Останься, — подумал он, размышляя, как было бы здорово, сядь он рядом с ней, тогда он мог бы заправить выбившуюся прядь рыжевато-русых волос ей за ухо. — Останься навсегда. И больше никогда меня не бросай».

— Я останусь ненадолго, — сказала она, вставая и снимая с подлокотника дивана два сложенных полотенца. Разложив их на подушках, она начала разглаживать полотенца руками, таким образом, демонстрируя ему свой потрясающий зад, который на какое-то время отвлек его от происходящего.

— Что это за полотенца? — наконец, спросил он.

Она слегка повернулась, чтобы посмотреть на него.

— Готовлю себе постель.

— Нет, Гри, — сказал он, подавшись вперед и тихо застонав от боли, исходящей от трех ран на боку. — Я буду спать здесь. А ты спи на моей кровати.

От него не укрылась ирония этих слов, поскольку она была в его кровати много, много раз, но ни разу там не спала. Взглянув на него снизу вверх, Гризельда покачала головой, затем взяла тонкое покрывало, которым он недавно укрывался, и положила его поверх полотенец.

— Ты ранен, — ответила она. — И должен спать в своей кровати.

— Она большая, — тихо произнес он. Слова сорвались с губ, прежде чем он понял, что сказал. — П-поделишься со мной.

Она вскинула голову и закусила губу — твою мать — ее голубые глаза смотрели пристально и настороженно.

— Я так не думаю.

— Почему нет? Не в первый раз.

Она склонила голову набок и, поджав губы и скрестив руки на груди, застыла в оборонительной позиции.

— У тебя на руке чересчур много чисел.

— Сегодня ночью я не собираюсь добавлять к ним еще одно.

— Я просто не…

— Г-гри, — произнес он, чувствуя невероятную боль и изнеможение. Он не хотел с ней бороться. Он хотел ощутить рядом мягкость ее тела. Он хотел этой роскоши — заснуть рядом с ней, не опасаясь звука сапог, спускающихся по подвальной лестнице. Он хотел поговорить обо всем, что случилось с ними обоими, но только не этой ночью. Засыпая этой ночью, он просто хотел знать, что она дышит рядом с ним.

— Спи. Просто спи. Возле меня. Рядом со мной. Пожалуйста.

Он ненавидел это неопределенное выражение ее лица, то, как она на него смотрела, будто пыталась его раскусить. Из-за этого он совсем растерялся.

— Я слишком слаб, чтобы сделать что-нибудь еще, — безразлично сказал он, выдавливая легкую ухмылку.

Ее губы дрогнули в ответ.

— Обещаешь?

Он медленно встал, протягивая ей руку. Сердце бешено заколотилось, когда она потянулась к ней, коснулась его своей ладонью, позволив ему обхватить пальцами ее руку.

— Обещаю.

***

Следуя за Холденом в его спальню, Гризельда пыталась не придавать значения своим опасениям относительно того, как быстро все между ними происходит. Прошлым вечером они впервые увидели друг друга спустя десять лет, сегодня днем они встретились, и вот уже этой ночью она собирается спать с ним в одной постели.

И, несмотря на все это, где же еще ей спать? Слишком неодолимым стало желание быть с ним, касаться его, убедить себя в том, что он цел и полон сил. Она пересекла финишную линию утомительного путешествия, и все, чего ей сейчас хотелось, — безопасное и теплое место, чтобы закрыть усталые глаза и успокоить растерянное сердце. Разве может быть место лучше, чем рядом с Холденом, которого она так отчаянно любила, так внезапно потеряла, и о ком безумно тосковала все эти долгие десять лет?

Да, он очень изменился, но остался все тем же Холденом, который любил и боролся за нее. Он все тот же сероглазый, сладко пахнущий мальчик, который делал жизнь сносной, когда она становилась совсем невыносимой. Он все тот же хранитель ее воспоминаний, единственный возможный защитник ее сердца. Для нее потребность делить с ним пространство, чувствовать рядом тепло его тела, была столь же безотчетной, как и у него. Она не хотела выпускать его из виду. Теперь, когда она его нашла, даже сильно изменившегося, она и минуты не могла провести вдали от него. Какая бы неопределенность не ждала их впоследствии, сегодня она хотела ощутить спокойствие от того, что их сердца бьются рядом.

— Ты не откроешь окно? — спросил он, опустившись на кровать и резко выдохнув от боли.

Она выпустила его руку, прошла через маленькую комнату и, открыв окно, распахнула его наполовину. Окно выходило на кирпичную стену другого двухэтажного здания и не дарило ожидаемой прохлады, только звуки маленького американского городка — шум проезжающих мимо машин, прогуливающихся вечером людей, лай собак вдалеке, голоса посетителей расположенного внизу кафе — все это было для того, чтобы не чувствовать себя изолированным в этой комнате. И она поняла всю прелесть этого. Она тоже считала шум толпы самой лучшей колыбельной.

Обернувшись, Гризельда увидела, что Холден лежит поверх одеяла, положив голову на одну из двух подушек и вытянув руки вдоль тела. Глаза его были закрыты, и в тусклом свете прикроватного ночника и всех этих пробивающихся через окно отблесков, он был просто прекрасен.

Он был высоким, более 180 сантиметра ростом. Его вытянутый торс, частично разрисованный татуировками, украшал выразительный рельеф мышц, который сужался книзу зовущей V, скрываясь в расстегнутых джинсах. Он был худым и накаченным, но грудь его была покрыта шрамами, и Гризельда знала, что если он перевернется, их будет еще больше. Звук расстегиваемой пряжки ремня эхом пронесся у нее в голове, и она вздрогнула. Сколько раз он вспарывал Холдену спину?

«Изгони из него нечестие и грех, Господи, и очисти его!»

Чтобы сосчитать, у нее не хватит пальцев на руках. Она поежилась, скрестив руки на груди и стараясь выкинуть из головы голос Калеба Фостера.

Склонив голову набок, она скользнула взглядом по его джинсам вниз к босым ногам, и печально улыбнулась, увидев у него на ступнях такие же серебристо-белые шрамы, что и у нее, прямо там, где в тот страшный день сухие кукурузные листья своими острыми коричневыми концами изрезали им ноги. Одинаковые шрамы, которые всегда будут напоминать им, что она сбежала, а он остался на произвол судьбы.

Как он мог простить ее за то, что она его бросила? Как он вообще может смотреть на нее с нежностью, когда она первой забралась в грузовик, а потом оставила его одного у реки?

«Никогда больше не смей меня ненавидеть. Пообещай».

«Об-бещаю, Гри».

Она стиснула зубы, глаза наполнились слезами.

— Ты будешь всю ночь там стоять и разглядывать меня?

— Может быть, — пробормотала она.

Не существовало никаких инструкций, как себя вести, если вы нашли своего приемного брата, похищенного вместе с вами тринадцать лет назад, с которым жили три года в грязи и ужасе, а потом потеряли, но любили его и каждый день тосковали. Им еще предстояло так много узнать друг о друге. С одной стороны, они так много знали друг о друге, но с другой стороны не знали практически ничего.