— И что теперь? — прошептал он у самого ее уха, стараясь не закрывать глаза. Таблетки подействовали, и боль наконец-то начала стихать, но теперь ему приходилось бороться с убаюкивающим изнеможением, грозящим затянуть его в сон. Им нужно поговорить. Ему нужно выяснить, где она была, как выжила, кем стала. Ему нужно знать, что когда он проснется, она все еще будет здесь.

Откуда-то издалека до него донесся ее нежный голос.

— Теперь мы немного отдохнем, а потом поговорим.

— Гри…

— Не волнуйся, Холден. Я никуда не уйду. Я обещаю, что останусь.

— Хорошо, — вздохнул он, сильнее сжав ее руку, прежде чем закрыть свои утомленные глаза и провалиться в сон.

***

— Мне лучше вернуться к себе, — сказала Гри, уткнувшись лбом ему в шею, и ее дыхание нежно коснулось его кожи.

— Н-нет, — прошептал он, сильнее прижимаясь к ее телу. — Останься.

В последнее время, с тех пор как им обоим исполнилось тринадцать, он все чаще стал обращать внимание на ее груди. Они были не такими большими, как у взрослых, но и не маленькими, как у детей. Они были заметны под ее поношенным желтым платьем, а когда становилось холодно, казались заостренными. Он старался не смотреть на них, особенно днем, когда Хозяин мог избить его за один только взгляд на Гри, но ему нравилось, как они — такие теплые и мягкие — прижимались к его груди по ночам или раним утром, как сейчас.

— Ладно, — вздохнула она. — Я останусь еще на несколько минут.

— Г-гри, — прошептал он. — Как это все будет?

— Когда мы станем взрослыми?

— Да.

Она немного откинулась назад, посмотрев ему в глаза. От пробивавшихся сквозь дверную щель рассветных лучей ее рыжеватые волосы казались белокурыми.

— Ну, — произнесла она, скользнув взглядом по его лицу, а затем снова остановилась на его глазах. — Однажды кто-нибудь нас здесь найдет. Они нас спасут и отвезут обратно в Вашингтон, и потому как мы пережили столько потрясений, нас обоих опять отправят в одну приемную семью. И я по-прежнему буду приходить к тебе каждую ночь, так же как сейчас.

— Ага, — поддержал он ее.

— И мы пойдем в школу, будем усердно учиться. Довольно скоро нам стукнет восемнадцать. После чего ты купишь мне кольцо в торговом центре и попросишь меня выйти за тебя.

— Да.

— Конечно, это будет не шикарная свадьба, потому что у нас нет семьи, но, может, Марисоль придет.

— Н-н-но не Билли.

— Не. Его не пригласим, — согласилась она. — И когда-нибудь у нас появятся дети.

— И мы никогда, ни за что их не бросим. М-м-мы будем самыми лучшими p-родителями на свете, Гри.

— Да. Самыми лучшими. Мы купим маленький домик, правда за городом, и будем изо всех сил стараться сделать его красивым. Мы могли бы разбить сад, так как знаем, как это делать.

— Я больше никогда не хочу заниматься садом.

— Почему? Овощи не виноваты, что Хозяин заставляет нас их выращивать.

— Я ненавижу все, что связано с этим местом. Кроме тебя.

Она прислонилась лбом к его лбу.

— Холден, Я…

Вдруг наверху у лестницы щелкнул замок, и ее глаза распахнулись. Она бесшумно скатилась на пол, и Холден с ужасом наблюдал, как она изо всех своих сил ползла к панели, пока тяжелые ботинки Хозяина спускались вниз по лестнице.

Прежде они с ней это уже обсуждали, и Холден знал, что сейчас Гри придется принять страшное решение. Если ей не хватит времени вернуться в свою камеру, она должна будет жаться к двери и вести себя так, словно он забыл запереть ее на ночь. Она поклялась никогда не рисковать их панелью, позволив ему о ней узнать, иначе они потеряют друг друга навсегда.

У Холдена остановилось сердце, когда она приняла решение и, миновав панель, решила прижаться к двери в свою камеру и притвориться, что она там спала.

Наконец, Хозяин шагнул на грязный пол, и Холден изо всех сил зажмурил глаза, отчаянно надеясь, что Хозяин поверит в то, что он спит, а Гри ночевала у двери, в нескольких шагах от него.

— Нечестивость! — взревел Хозяин. Две жестяные миски с овсяной кашей с грохотом упали на пол и покатились в разные стороны.

Глаза Холдена пылали от страха, но он открыл их и увидел, как Хозяин протянул руку и, схватив Гризельду за косу, рванул вверх ее голову.

— Порочная распутница спит здесь с Сетом!

— Нет, сэр, — всхлипнула она. — Нет. Вы забыли запереть меня п-прошлой ночью. Я спала у двери, сэр. И даже не смотрела в его сторону. Ни разу.

Держа ее за волосы, Хозяин размахнулся, и треснул ладонью по ее лицу, от чего ее голова метнулась в сторону. Она поперхнулась, издав гортанный звук, закончившийся пронзительным всхлипом. Когда он снова размахнулся, Холден откинул одеяло и вскочил с кровати.

— Н-н-не бей её!

Рука Хозяина замерла, и Холден бросил взгляд на Гризельду. Всем своим лицом, уже ярко красным с той стороны, куда только что пришелся удар, она умоляла его не вмешиваться.

— Ты, недоумок, будешь указывать мне, что делать? — спросил Хозяин, повернувшись к Холдену, и ослабил хватку на волосах Гризельды.

— Г-г-говорю тебе, н-н-не бей её!

Глаза Хозяина вспыхнули гневом. Он отпустил волосы Гризельды, стукнув ее головой о панельную стену, и прошествовал в сторону Холдена. Его руки опустились на пряжку ремня. Он расстегнул его и одним рывком выдернул из штанов, от свистящего звука взметнувшегося ремня к горлу Холдена подступила желчь.

— Хочешь получить вместо нее, братишка?

— Д-д-да, с-с-сэр, — ответил Холден, глядя на Гризельду, которая, качая головой, беззвучно, одними губами произнесла слово “нет”.

Это он попросил ее остаться. Она пыталась вернуться в свою камеру, но он попросил ее остаться, потому что хотел чувствовать ее рядом с собой. Что бы там ни говорил Хозяин, Холден не мог заставить себя поверить в то, что прикасаться и любить Гри это грех. Но это он виноват, что ее поймали.

Да, он хотел получить вместо нее.

Сняв рубашку и бросив ее на кровать, он отвернулся от Гризельды, когда на него обрушились страшные удары.

Глава 11

Холдену не сразу удалось заснуть. Какое-то время он не находил себе места, бормотал несвязные слова и вздрагивал всем телом, почти до боли сжимая ее руку.

Минут через двадцать, Гризельда, наконец, услышала, как его дыхание стало глубоким и равномерным. Его рука, все еще крепко держащая ее ладонь, наконец, расслабилась. Он мирно спал.

«Тебе до сих пор снятся кошмары, — подумала она. — Так же, как и мне».

Она вздохнула, гадая, какое воспоминание из прошлого так терзало его только что, пока он не успокоился. У нее разрывалось сердце при мысли, что на его долю выпало еще больше страданий, чем те, что им пришлось пережить в подвале. Но, похоже, так все и было. Похоже, его жизнь была сущим адом.

Ей было хорошо вот так стоять на коленях рядом с ним, касаясь его головой. Она прекрасно помнила, как в детстве сидела в этой позе по ночам в подвале Калеба Фостера. С грустью она подумала о том, что вонючий диван Холдена не на много лучше прогнившего матраса, на котором он спал в подвале.

В его квартире было очень тихо. Она слышала доносящиеся снизу приглушенные голоса и сигналы изредка проезжающих мимо машин, но здесь было неожиданно спокойно. Гризельда огляделась в доме Холдена, лучи вечернего солнца смягчили серую комнату золотым светом.

Стены, когда-то, вероятно, белые, сейчас выглядели сильно потертыми и слегка выцветшими. Она почувствовала въевшийся и спёртый запах сигаретного дыма, из чего предположила, что предыдущий квартиросъёмщик курил, а Холден просто не стал заморачиваться тем, чтобы все тут перекрасить. На ковре из того же коричневого букле, что и диван, повсюду виднелись сигаретные подпалины.

Кроме дивана, на котором спал Холден, в комнате стоял грязный поцарапанный журнальный столик, видавшее лучшие дни мягкое велюровое кресло горчично-золотого цвета, а под окнами, которые она мельком увидела из машины Квинта, на деревянном ящике располагался телевизор с подключенной к нему игровой консолью. За входной дверью находилась маленькая, незатейливая кухня, а справа стоял небольшой кухонный стол с двумя стульями. Стол, на котором лежала аккуратная стопка почты и пара книг, украшала ваза с одинокой ромашкой.

«А, — подумала она, и внезапная ревность резанула ее, словно лезвие. — Конечно».

До этого момента ей это даже не приходило в голову. Ну, конечно, у двадцатитрехлетнего мужчины, такого сложения и темперамента, как Холден, должна была быть девушка. Можно подумать, Гризельда имела право рассчитывать или предполагать, что с того дня на Шенандоа он жил как монах. Будто сама она жила как монашка. Гризельда фыркнула, мельком вспомнив о Джоне.

Что действительно ее раздражало, хотя и не имело абсолютно никакого смысла, это то, как сильно ее это ранило. И не только наличие у него девушки, а то, что у него была целая жизнь, частью которой она не являлась. Он жил в Западной Вирджинии, работал на стекольном заводе, у него были друзья, о которых она никогда не слышала, он дрался с другими мужчинами ради развлечения и денег. Она его не знала. Она больше совершенно его не знала. И этой его частью — хоть ей и не хотелось этого признавать — был некто по имени Сет.

И все же.

У него на руке было ее лицо и их инициалы, въевшиеся глубоко в его плоть, так что она будет постоянной и неизменной его частью. Не смотря на то, что он явно справился со своим заиканием, оно по-прежнему проскальзывает у него, когда он подавлен или взволнован. Ему на язык все еще попадались запрещенные имена, такие как Рут и Каттер, и он по-прежнему глубоко дышал, как только она говорила ему об этом. Когда она меняла ему повязки, он искал глазами ее глаза, желая обрести покой и истину, так же, как раньше, когда он был только Холденом.

***

— …Однако надежда еще оставалась! Темный рыцарь примчался на своем иссиня-черном скакуне…