Неожиданно Гарет с удивлением почувствовал, как ему всегда не хватало отца. И как он нуждается в нем теперь. Будь отец жив, Гарет мог бы спросить у него, как это бывает, когда уравновешенный и серьезный человек в таком возрасте теряет голову от любви. Пройдет ли это? Станет ли хуже? Или чувство будет расти и превратится в нечто прекрасное и всепоглощающее, как было у его родителей? Ни время, ни расстояние не ослабили их любовь. Ни религиозная, ни классовая принадлежность не были помехой их чувству.

И тут вдруг Гарет понял, что посоветовал бы ему отец. Решиться, рискнуть испытать все – горе, надежду, счастье – с Антонией. Но положение ее было сложным. Ей никогда не позволяли самостоятельно принимать решения, никогда не предоставляли право выбора. И до тех пор пока над ней дамокловым мечом висит подозрение в убийстве мужа, у нее нет выбора.

Но отец и Уорнем – его прошлое, а Антония может стать его будущим. Правда, каким оно будет, Гарет пока плохо себе представлял. Однако слова, произнесенные ею этой ночью, вселили в него надежду. Горя желанием увидеть Антонию и обнять ее, Гарет отбросил полотенце и пошел в гардеробную за чистой одеждой.

Подойдя к гостиной, Гарет тихо постучал, Антония ответила сразу же и, когда он вошел, бросилась в его объятия в одной ночной рубашке.

– Гейбриел! – воскликнула она. – Я так рада тебя видеть. Ты не пострадал? Все в порядке? Никто не пострадал?

– Все хорошо, любовь моя, – успокоил ее Гарет и коснулся губами теплого изгиба ее шеи. – Нам повезло.

– Нет, дело не в везении, а в вашей с мистером Кемблом смелости. Все говорят об этом. Знаешь, если бы вы оба не рисковали… своими жизнями, то… О Господи!

– Что, любовь моя?

– Гейбриел, ты же мог погибнуть! – задохнувшись, прошептала Антония. – И теперь я не знаю, что делать – расцеловать тебя или отшлепать за безрассудство.

– Я выбираю поцелуй, – промурлыкал он, погружая пальцы на ее затылке в густые распущенные волосы. – Перспектива получить шлепок за безрассудство меня не так возбуждает.

Прильнув к нему, Антония подняла лицо, и Гарет сразу почувствовал ее губы. Сначала поцелуй был нежным, но потом между ними, казалось, вспыхнуло пламя. Как и в ту ночь на стене у башни, это было внезапное, безумное желание, которое невозможно было преодолеть. Они оба чувствовали себя счастливыми, потому что живы и вместе, несмотря на все испытания, которые уготовила им судьба. Страстно целуя Антонию, Гарет забыл обо всем на свете.

Почувствовав, как теплые сильные руки Гейбриела скользят по ее телу, она полностью вверилась им, отдалась его нежным ласкам, требованиям его тела и ощутила, как знакомая сладостная боль пронизывает все ее тело, добираясь до самой души. Гейбриел покрывал поцелуями ее щеки, брови, виски, но это было совсем не то, чего хотелось Антонии. Догадавшись об этом, Гейбриел снова вернулся к ее губам с горячим поцелуем, от которого у нее задрожали колени.

Его ласки были настойчивыми и требовательными. Он делал то, что ей хотелось. Чувствуя, как его прикосновения обжигают кожу, Антония рванулась к Гейбриелу всем телом, предлагая себя в порыве любви и желания, а он, взяв ее одной рукой под округлые ягодицы, крепко прижал ее к затвердевшей выпуклости своего мужского естества. Антония понимала, что следует увести его в спальню, но было так греховно соблазнительно заняться сексом прямо здесь, посреди гостиной.

– Возьми меня, – шепнула она, чуть отстраняясь от его губ. – Прямо сейчас, Гейбриел. Прошу тебя.

– О Боже, Антония!

Гейбриел оттеснил ее назад, и Антония ощутила, как край письменного стола уперся сзади в ее бедра. Со стола на ковер попадали перья для письма, но ни она, ни Гейбриел не обратили на это внимания. Добравшись руками до ее грудей, Гейбриел удерживал их в ладонях и поглаживал до тех пор, пока у Антонии не заболели соски и она почти не опрокинулась на стол, жаждая большего.

Антония распустила завязки ворота ночной рубашки, и Гейбриел осторожно спустил с ее плеч мягкую фланель, обнажив кожу. Задрожав, Антония нашла его губы, и Гейбриел ответил ей с удвоенной страстью, жадно исследуя укромные глубины ее рта, а когда он поднял подол ее ночной рубашки, Антония почувствовала, что реальный мир кружится и исчезает.

Раскинув ноги, она полностью отдалась его ласкам, и когда Гейбриел снова нырнул языком в ее рот, обняла его рукой за талию, а потом просунула руку под рубашку и ощутила под ладонью теплые упругие мускулы спины.

– Гейбриел, ты так хорош, – промурлыкала Антония. Она чувствовала, как его тело дрожит от удовольствия, чувствовала, как ее окутывают теплые манящие ароматы – цитруса, мыла, древесного дыма и слабого мускусного мужского запаха.

Дыхание Гейбриела уже становилось прерывистым, а прикосновения – более грубыми и требовательными.

Антония сильнее прижалась к краю стола, чтобы добраться пальцами до застежки его брюк, а когда она торопливо расстегнула их, бархатистый кончик его пениса поднялся над напряженными мускулами живота.

– О Боже, Антония, – прохрипел Гейбриел, – я должен тебя взять!

– Так возьми. Прямо здесь и прямо сейчас. Не думай. Не разговаривай.

– И почему я всегда считал эти слова такими убедительными? – проворчал Гейбриел, собирая наверх, к талии, ее ночную рубашку. Придвинувшись ближе к Антонии, он поцеловал ее в шею и не слишком нежно прикусил зубами кожу, а потом, стремительно просунув руку ей между ног, коснулся ее плоти, уже влажной от желания, и со стоном скользнул внутрь одним пальцем.

– Не так. – Она провела рукой по его разгоряченному пенису, прислушиваясь к своему тяжелому дыханию. – Пожалуйста. Прошу тебя.

В ответ Гейбриел подвинул ее к самому краю стола, прижался к ней и одним мощным толчком вошел в нее.

– Ох! – вырвалось у Антонии. – Да!

Последовал еще один толчок, от которого стол с глухим стуком ударился о стену, но Антония не обратила на это внимания. Откинув голову назад, она торопила события, подгоняемая страхом, что их застанут, и отчаянной потребностью, которую испытывали они оба. Гейбриел снова и снова погружался в нее, удерживая ее на самом краю стола, на самом краю падения. Не в силах сдержать себя, Антония непроизвольно прижималась к нему, чувствуя, как внутри ее все нарастает и нарастает непреодолимая физическая потребность.

– Антония, – задыхаясь, произнес Гейбриел, накрыв рукой ее грудь. – Антония, я не могу устоять…

Она не могла думать ни о чем другом, кроме мощного движения внутри ее, кроме безумной потребности облегчить свои мучения, и направляла его глубже в себя. Руки и губы Гейбриела тоже пылали от нетерпения, его желание разгоралось все сильнее. Чувствуя, как он снова и снова входит в нее, Антония испустила крик, а у Гейбриела спина напряглась и выгнулась как лук. Ритм движения, захвативший их обоих, вел Антонию к тому манящему, обещающему наслаждение обрыву, пока она не достигла края и ее тело не задрожало от эмоций. Гейбриел почти полностью покинул ее, а затем одним мощным последним толчком вошел в самую глубину. Его голова откинулась назад, лоб покрылся потом, сухожилия на шее натянулись, и он тихо вскрикнул от удовольствия, когда его тепло выплеснулось внутрь ее.

Гейбриел положил голову на плечо Антонии, и они долго просто сжимали друг друга в объятиях, но потом Гейбриел, очевидно, почувствовал угрызения совести.

– Боже правый, Антония, – прошептал он, – не могу поверить, что я сделал это с тобой – прямо здесь, на столе. Боже мой!

Но Антония нежно поцеловала его в ухо – ее это не волновало. Она даже не представляла себе, какому риску они только что себя подвергли. Ее стремление к Гейбриелу, ее желание, которое казалось бесконечным и раскаленным до белого каления, уничтожили все здравые мысли.

– Гейбриел, – тихо заговорила Антония, – я люблю тебя. Я знаю… ты не хочешь, чтобы я это говорила и так думала. Но что есть, то есть.

– Антония, быть может, тебе просто нравится то, что я заставляю тебя чувствовать? – Гейбриел поднял голову, их взгляды встретились, и он с грустью в глазах накрыл ладонью щеку Антонии.

– Прекрати, Гейбриел. – Она положила свою руку поверх его руки. – Я не похожа… на тех, с кем ты занимался сексом. Это не связано с физическим удовольствием.

– Нет? – Гейбриел поднял бровь.

– Ну хорошо, связано, – покраснев, призналась Антония. – Но здесь есть и нечто большее.

Слегка улыбнувшись, Гейбриел отодвинулся от нее, поднял со стола, поправил ночную рубашку и быстро привел себя в порядок.

– Антония, ты мне небезразлична, – не глядя на нее, сказал он после недолгого молчания. – Совсем не безразлична. Ты должна это знать.

– Правда? – Ее голос был на удивление спокойным.

Повернувшись к ней спиной, Гейбриел подошел к окну – к тому самому, возле которого стояла Антония в то ужасное утро, когда не захотела признаться, что занималась с ним сексом.

– Да, ты мне небезразлична, – повторил Гейбриел, глядя в окно на дождь. – Люблю ли я тебя? Да, Антония. Люблю безумно. Думаю, ты это уже знаешь и чувствуешь.

Он ее любит? Да, несомненно. Гейбриел не из тех людей, которые говорят то, чего нет на самом деле. В сердце Антонии затеплилась надежда.

– Я не могу этого знать, Гейбриел, если ты мне этого не скажешь. – Подойдя к нему, Антония положила обе руки ему на локоть. – Я не могу догадаться. Я боюсь даже надеяться.

– Антония, не нужно спешить, – предостерег он ее, устремив взор куда-то вдаль, и покачал головой. – Ты столько пережила, и у тебя было совсем мало возможностей выбирать то, что тебе хочется.

– Я хочу тебя, Гейбриел, – тихо отозвалась она. – Я выбрала тебя.

Антония почувствовала, что он колеблется и его решимость слабеет. Она ждала молча, потому что не могла не понимать его тревог. Заботиться о ней, зная все о ее прошлой жизни, – большая ответственность. Гейбриел не сомневался, и, вероятно, был прав, что ее отец не пожелал бы знаться с его предками. Но Антонию больше не заботило то, что думает ее отец, и она должна каким-то образом убедить в этом Гейбриела.