Она внимательно рассматривала выражение его лица, которое так хорошо знала. Он и в самом деле был обрадован и приятно взволнован. Но, может быть, за этим возбуждением скрывалась подозрительность, скрытность, осторожность?

– Подожди, я только возьму пальто и саквояж. Мы поедем домой, а по пути поговорим.

Проезжая по веселым, праздничным улицам, украшенным в честь Рождества, а потом ожидая поезда на вокзале Виктории, Кэтрин испытывала страшную головную боль. Ей по-прежнему казалось, что все наблюдают за ними. Она словно воочию видела листок бумаги, лежащий в ее сумочке, – исковое заявление в суд о разводе, О'Ши против О'Ши и Парнелла. Когда они с Чарлзом вместе появлялись на людях, она непременно высоко держала голову. Теперь же ее шея болела от страшного усилия.

Наконец они устроились в удобном купе, и, как только дверь купе закрылась, Кэтрин взволнованно заговорила:

– Чарлз, а что будет с тобой? Ведь этот скандал уничтожит всю твою работу! И как ирландцы воспримут тот факт, что их лидер является ответчиком на суде в деле о разводе?

Он нежно посмотрел на нее, и этот взгляд чуть не разбил ее сердце.

– Бог с тобой, Кэт, ты думаешь только обо мне! Подумай лучше о нас, о Клер, о Кэти. – Он даже не собирался отвечать на ее вопрос о том, что ожидает его.

– Неужели ты не понимаешь, что почти все ирландцы – католики? – возбужденно продолжала она. – Священники и епископы станут твоими злейшими врагами, а ведь не думаешь же ты, что люди не прислушаются к словам своих пастырей?! Этого нельзя допустить, когда ты так близок к успеху! На следующий год это не имело бы никакого значения, но теперь… – Ее голос стал срываться от волнения. – Я не сомневаюсь, что Вилли на этот раз превосходно справится со своей задачей. Он недаром выбрал именно этот момент.

– Ты считаешь, что именно поэтому Вилли поборол угрызения совести насчет своей религии?

– Угрызения совести? Да он никогда не знал, что это означает. Угрызения совести! Он ненавидит тебя и сделает все, чтобы тебя уничтожить. Полагаю, он уже давно это сделал бы, если бы его не устраивала беспечная жизнь на деньги тетушки Бен. Он пришел в неописуемую ярость, узнав, что она ничего не отказала ему в завещании. И он никогда не думал, что я освобожусь от его притязаний и гнусных требований. Даже теперь… – грустно проговорила Кэтрин. Она задумалась о чем-то и спустя несколько минут продолжила: – Я ничуть не сомневаюсь, что от него можно откупиться при помощи соответствующей суммы. Но таких денег нет, и я не уверена, что когда-нибудь удастся их достать. Достать денег, достаточных для того, чтобы он наконец успокоился.

– Кэт, мне нравится то, что ты говоришь. Сейчас у тебя появилась возможность навсегда избавиться от этого человека, и ты это сделаешь. Имей ты хоть миллион фунтов, я никогда не позволил бы тебе дать ему хоть пенни. Кстати, а на какие средства он теперь живет?

– Понятия не имею. Возможно, его содержит Анна. Она всегда сочувствовала ему, к тому же сейчас у нее живут Нора с Кармен. Думаю, что и Джералд там часто бывает.

– Но Анна отнюдь не богата. Я хочу сказать, не настолько, чтобы оплачивать сумасшедшие расходы Вилли. Тебе не хуже меня известны его пристрастия.

Кэтрин быстро взглянула на него.

– О чем ты думаешь?

– Не знаю… Видишь ли, по-моему, тут не обходится без неких подводных течений. Сейчас объясню. Меня всегда озадачивало, зачем Чемберлен поддерживал такого человека, как О'Ши, если только он не рассматривал его в качестве орудия против меня.

От этих слов Кэтрин пришла в ужас.

– Ты хочешь сказать, что, возможно, Чемберлен платит Вилли за то, чтобы тот возбудил дело о разводе?

– Ну, положим, мы никогда не узнаем всю подноготную этой истории. Но если это так, – Чарлз взял ее холодную руку в свою, – то я утверждаю, что этим он оказывает нам неплохую услугу.

– Мы сможем оспорить это дело, – пылко сказала Кэтрин. – Мы сумеем защитить себя. Мы сможем доказать молчаливое согласие, тайный сговор между Вилли и нами. Называй это как хочешь. Перед тем как мы познакомились, Вилли умолял меня быть с тобой как можно более ласковой. Используй свое очарование – вот как он тогда выразился. Да что, собственно, я так разволновалась? Если мне как следует постараться, то я смогу найти дюжину женщин, которые были его любовницами.

– Нет, Кэт.

– Что «нет»?

– Не надо этого делать. Пусть будет так, как есть.

– Пусть будет так?! – не веря своим ушам, воскликнула Кэтрин.

На одной из станций поезд остановился, дверь купе открылась, и вошли две женщины с множеством тяжеленных тюков и свертков. Они сели напротив Кэт и Чарлза и уставились на них.

Наконец Кэтрин поняла, что происходит. Проницательные взоры женщин пристально и безжалостно изучали двух людей средних лет, держащих друг друга за руки, словно молодые влюбленные. Вскоре одна из женщин узнала их, и Кэтрин почувствовала, что вот-вот начнутся развязные подмигивания и кивочки.

Их важный разговор был прерван в самом разгаре, к тому же у Кэтрин страшно болела голова. Она не поверила своим глазам, когда одна из женщин напротив сначала заклевала носом, потом уснула, а вторая достала вязание и целиком погрузилась в него.

Нельзя допустить, чтобы его уничтожили, нервозно размышляла Кэтрин. Не важно, что он говорит, – она будет бороться в суде при помощи любого подвернувшегося под руку оружия. Она опустится на любую глубину, только бы защитить его!


Стоило им наконец очутиться в своем доме на Уолшингем-Террас – и все потекло так, словно ничего не произошло. Их ожидал готовый ужин, но перед тем, как сесть за стол, они пошли к Клер и Кэти, которые, выкупанные и одетые в ночные рубашечки, ждали, когда папа с мамой поцелуют их и пожелают им спокойной ночи. В столовой горел камин, рядом с ним умиротворенно свернулся Гроуз, занавеси были задернуты. Шторм постепенно утихал, лишь изредка порывы ветра ударяли в оконные ставни. И казалось, что даже стихия успокаивалась, чтобы не мешать уюту, воцарившемуся в этом доме.

Чарлз разлил по бокалам мозельское вино.

– Полно, Кэт, ну что ты все время о чем-то думаешь? Мы хотели этого развода, и не важно, будет развод или нет, я никогда не уйду от тебя.

Ее губы чуть заметно задрожали.

– Как ты можешь быть таким спокойным? Почему все это тебя совершенно не пугает, в отличие от меня?

– О любовь моя, как это не похоже на тебя! Столько лет мы страстно ожидали свободы, и вот когда наконец она пришла, ты испугалась! Я буду отдавать Ирландии то, что вынужден отдавать, но моя личная жизнь не принадлежит этой стране. Она принадлежит только тебе.

– Из-за меня будет загублен весь труд, которому ты посвятил свою жизнь.

– Нет, это не так. Ты постоянно вдыхаешь в меня жизнь, я живу ради тебя, так будет и впредь. И я искренне верю, что умер бы, не будь рядом со мной тебя. В меня швыряли камнями и будут еще швырять, но это не важно. Судьба распорядилась так, что мы любим друг друга. Тому и суждено быть.

Сила его взгляда была столь мощной, лицо его было настолько энергичным, при этом излучая искренность и теплоту, что Кэтрин, глубоко вздохнув, превозмогла себя и окунулась в уют и спокойствие, окружающие ее.

– Представь себе, Кэт, мы могли бы пожениться.

Она согласно кивнула.

– Конечно, ты всегда была моей женой, но теперь ты сможешь носить мое имя. Я так долго мечтал об этом.

«Больше я не буду Китти О'Ши, – подумала она благодарно. – И не будет больше мистера Фокса, мистера Карпентера, мистера Престона, мистера Стюарта. И мы будем похоронены в одной могиле, рядом…»

– Но все-таки сразу после Рождества надо обязательно встретиться с Джорджем Льюисом, – упрямо проговорила Кэтрин. – И ты глубоко ошибаешься, считая, что я позволю Вилли строить из себя в суде невинную овечку и обманутого, оскорбленного мужа. Мы должны выиграть это дело. Мы должны защитить себя! Должны!

Чарлз отстранился от нее. Несмотря на то что он находился на расстоянии вытянутой руки от нее, Кэтрин показалось, что внезапно он оказался где-то бесконечно далеко. Она посмотрела в его гордое, аскетичное лицо.

– Мой народ поддержит меня. А что подумают англичане, меня ничуть не беспокоит.

– Основная часть твоего народа принадлежит к католической церкви, и эти люди неукоснительно сделают то, о чем их попросят их священники.

Он еле заметно кивнул.

– Да, безусловно, церковь будет настроена против меня, но неужели ты и вправду считаешь, что люди будут слепо верить словам своих священников? Ведь именно я олицетворяю собой их надежду в течение долгих лет, и именно я был наиболее ощутимой и реальной опорой в их жизни, а не их Божественный Отец, который, похоже, слишком долго смотрел сквозь пальцы на страдания своей паствы, ничего не предпринимая для того, чтобы прекратить их. Да, ты сочтешь мои слова богохульством, пусть, – значит, я богохульник. – Он устало потянулся. – Пойдем-ка лучше спать, дорогая. Я почитаю тебе какие-нибудь стихи, чтобы ты уснула.

Напряжение этого дня донельзя вымотало Кэтрин, и вскоре она провалилась в сон.

Рано утром она проснулась оттого, что Чарлз беспокойно ворочался и что-то бормотал во сне. Опять ему снились кошмары. А ведь этого не случалось очень давно, и она решила было, что он совсем избавился от них.

Кэтрин потрясла его за плечо, чтобы он проснулся, и. он, открыв глаза, проговорил с волнением:

– Они решили, что я бросил их.

– Кто? Кто решил?

Тут он проснулся окончательно.

– Ах, Кэт, это ты? Что случилось?.. О, мне опять приснился кошмар!

– Да, расскажи, что это было.

– Я сам не понимаю. Не важно, кошмар уже прошел. – Он положил голову ей на плечо. – Давай попробуем заснуть.

Нет, кошмары никуда не делись, и она знала, что ему пригрезилось в этом страшном сне. Значит, весь вечер он лгал ей. Он безумно волновался за судьбу своего народа и тревожился, что новый скандал может причинить ему огромный вред. А все из-за нее, Китти О'Ши – женщины, которую эти люди с удовольствием увидели бы горящей на костре или с осиновым колом, вбитым в сердце.