Как все-таки может быть одиноко в доме, полном людей!

Она была совершенно измучена бессонницей и всякими мрачными мыслями, как вдруг ей почудилось… что раздался знакомый цокот копыт и звон колокольчиков приближающегося кэба.

Она напрягла слух. Неужели это просто показалось? Неужели и сейчас ей кажется, что она слышит шаги на дорожке, ведущей к дому? Не может быть!

Но все же это были шаги. А спустя несколько секунд – тихий стук в окно – и появился он… Она увидела его высокую, стройную фигуру, освещенную тусклым светом луны, увидела его лицо, прижавшееся к оконному стеклу.

Кэтрин распахнула дверь и бросилась в его объятия.

– О любовь моя, больше ты никогда не покинешь меня?

– Никогда! Мне было так одиноко в этом проклятом доме возле Риджентс-Парка… И все казалось, я сойду с ума!

– Никогда не покинешь меня… Неужели это чудо когда-нибудь случится?!

Из танцкласса пришла Кармен. Ее личико было залито слезами. Кэтрин с трудом удалось вытянуть из нее, что случилось. Дочь была убита горем. Оказывается, несколько девочек, занимающихся вместе с ней, поют скверную песенку о некоей женщине по имени Китти О'Ши. Они знают, что это – ее мама.

Джералд, который поверил в ее обещание, что мистера Парнелла больше не будет в их доме, слышал его голос, доносившийся из гостиной. Он ничего не сказал Кэтрин, но тут же подтвердил свою поколебленную преданность отцу, написав ему письмо:


Дорогой папа.

Несмотря на то что мое письмо вряд ли обрадует тебя, все-таки пишу его. Когда вечером я приехал из Лондона, то по дороге домой, проходя мимо окна новой комнаты, пристроенной в прошлом году, я услышал голос этого проклятого мерзавца Парнелла, который разговаривал с собакой… кажется, ее зовут Гроуз. Я, естественно, спросил у мамы, так ли это, и она ответила, что Парнелл заехал поужинать и скоро уйдет. Наверное, мне надо было войти и как следует избить его, но я постарался избежать неприятной сцены с мамой. Еще я подумал, что лучше тебе знать об этом, прежде чем задать трепку этому негодяю, поскольку ты, разумеется, лучше меня придумаешь, как поступить. Тем не менее, если ты считаешь, что я могу поколотить его, то только скажи, и я с огромным удовольствием сделаю это при первой же удачной возможности.

Твой любящий и преданный сын

Д.Х. О'Ши


Вилли телеграфировал домой, сообщив, что получил письмо от Джералда и на следующий день собирается приехать.

Кэтрин чувствовала, что грозит неизбежный скандал. Она мельком взглянула на себя в зеркало и была потрясена своим отражением. На ее лице застыли небывалые доселе твердость и решительность. Куда пропала милая, грациозная женщина в платье с кружевами, улыбающаяся своему возлюбленному? А может, она являла собою двух совершенно разных людей? Неужели это так?

Вилли был абсолютно спокоен, что было для нее полной неожиданностью. Его сдержанность и хладнокровие нервировали ее намного сильнее, нежели привычные крики ярости и приступы гнева. Он сильно напугал ее, сказав, что оставляет свой пост и уходит из политики.

– И это после всех неприятностей и сложностей, с которыми тебе достался Голуэй?! – недоверчиво спросила она.

– Я устал от этих дел. Меня не уважает никто из них, не говоря уже об их лидере. К тому же, сама посуди, я получаю распоряжения от человека, которого мой сын называет мерзавцем! Я отказываюсь от своего места в парламенте, которым обязан парнелловскому терроризму!

Кэтрин вздрогнула. Тогда Вилли показал ей письмо Джералда, которое нанесло ей страшный удар в самое сердце.

– Неужели случилось так, что члены ирландской партии презирают тебя так же, как ты презираешь их?

– С чего это тебя так волнует ирландская партия, Кэт? Ты ведь даже не ирландка. Ты – англичанка. И тебя не должно беспокоить, утонет или выплывет Ирландия, черт возьми! Ведь не волнуют же тебя умирающие от голода крестьяне и их урожаи, которые затопил дождь! Ты лицемерка!

– Неправда! Все это меня очень даже волнует.

– Да, тебя волнует, но этот человек, а не его страна.

– Я переживаю за этот народ!

– В таком случае почему тебя совершенно не беспокоит то, что происходит со мной?! – воскликнул Вилли. – Почему я всегда оказываюсь в положении человека, которого изгоняют пинком под зад?

– Я никогда тебя не выгоняла. Ты сам уезжал, подолгу не бывал дома. Ты уходил к другим женщинам и вспоминал обо мне только тогда, когда это тебе было нужно. И я не любила Чарлза до тех пор, пока между нами оставалась хоть капля привязанности. Но когда и она исчезла… Это ты лицемер, если не согласишься с этим.

Он небрежно махнул рукой.

– Не будем обсуждать былое! Это старая история. Я приехал, чтобы поговорить о более насущных делах. Я забираю Джералда с собой в Лондон, а Анна согласилась взять к себе девочек.

– Анна! И это моя сестра!

– Которая оказалась более подходящей персоной для детей, нежели их собственная мать.

Кэтрин похолодела.

– Девочки останутся здесь! И надеюсь, ты разрешишь Джералду приезжать домой во время каникул. – Она немного помолчала, прежде чем спросить: – А что ты сказал Анне?

Он тихо рассмеялся.

– Многого ей рассказывать не пришлось. Ей известно все. Причем давно. Да что там говорить, об этом известно целому свету! Я говорю: положение недопустимое.

– Чарлза здесь нет, – почти прошептала она. – Он живет в Лондоне. Там у него дом. Он только время от времени приезжает сюда на обед. Джералд знает об этом. Я давно пообещала ему насчет Чарлза. И, безусловно, никто не посмеет отнять у меня дочерей лишь потому, что я приглашаю к себе на обед своего знакомого.

– Мне бы хотелось, чтобы ты повидалась со своим адвокатом.

Она вскинула голову.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне бы хотелось, чтобы ты встретилась с Пимом. Я уже беседовал с ним. Положение дел ему известно.

– Но почему?! Если ты…

– Если я наконец не дам тебе развода? – спросил он, прищурившись. Выражение его лица стало жестоким и злобным. – Нет, пока еще я не собираюсь этого делать. Однако я обязательно поговорю с кардиналом Маннингом.

Кэтрин в отчаянии посмотрела на мужа.

– Почему же ты не сделал этого много лет назад? Теперь слишком поздно. Все это может обернуться такой грязью…

– И это ты говоришь о грязи? Но ты сама напросилась на все это, согласись. Например, что скажешь насчет той женщины в Брайтоне, где ты снимала дом?

– Какой еще женщины? – спокойно удивилась Кэтрин.

– Домоправительницы, миссис Пичерз… миссис Петерс, как бишь ее?.. Она поведала, что часто видела, как ты возвращалась домой с распущенными волосами. Вообрази, что может сказать служанка, если моя жена разгуливает в таком виде?

– А теперь ты представь себя, слушающего сплетницу служанку!

От ее презрительного тона на щеках Вилли выступил предательский румянец.

– Так вот, значит, к чему ты меня вынуждаешь… Прекрасно. Больше я этого не потерплю! Если ты не пойдешь к Пиму, то я сам знаю, как поступить.

Она поняла, что следует бороться с ним при помощи того же оружия, и проговорила:

– Тебе будет очень жаль расстаться с комфортабельными апартаментами на Альберт Месонз. Вряд ли тебе понравится жить в ирландском заложенном имении среди людей, относящихся к тебе с глубоким презрением, не так ли? А что скажет твоя мать, узнав о полном крахе своего сына? И вот еще что: если ты отнимешь у меня детей, то ответь, каким образом ты собираешься обеспечивать их? Как Джералд сможет приступить к своей будущей работе? А разве Норе с Кармен не понадобится рано или поздно выезжать в свет? Я понимаю, тебе больше не нужна помощь Парнелла, раз ты решил уйти с политической арены. Конечно, жаль, но, рассчитывая на поддержку Чемберлена, ты глубоко ошибаешься. Ведь тебе по-прежнему хотелось бы вести светский образ жизни, подобающий истинному денди, не так ли? Ты надеешься по-прежнему вкусно есть и пить превосходные вина. Не сомневаюсь, что иногда тебе захочется наслаждаться обществом красивых женщин. Но я не думаю, что ты получишь от моей тети хотя бы пенс.

Его лицо помрачнело.

– Кэт, ты ведешь себя несносно! Ты превращаешься в какую-то сварливую старуху!

От этих слов весь ее гнев сменился слабостью, разлившейся внутри горячей волной. Но ей нельзя плакать, и именно теперь, когда их разговор принял такой оборот. Однако Вилли сказал правду: она превратилась в сварливую старуху.

– Если ты начнешь борьбу, – она вновь обрела дар речи, – то я последую твоему примеру. И от этого тебе не станет лучше, уверяю тебя. Единственное, чего ты не сможешь сделать, – это уничтожить мистера Парнелла. Тебе не удастся сделать это!

– Поживем – увидим! Увидим… – Видно, Кэтрин удалось задеть самую больную его струну, отчего ярость Вилли вспыхнула еще сильней. – Он не бог. Он обыкновенный хитрый и мерзкий малый, который коварно пробрался в дом к другому мужчине в его отсутствие и переспал с его женой. О, я уничтожу его, в этом можешь не сомневаться!

– Но, Вилли, ты же сам был согласен на все. Ты сам побудил его прийти в наш дом. Ты знал, что Клер и Кэти – его дочери. Мы же обо всем договорились.

– Без свидетелей.

Она поняла, что это ловушка, и в бешенстве закричала:

– Значит, тебе больше нельзя верить?! Ты просто притворялся?

– Да. Ибо я – проигравшая сторона и еще потому, что ты стала женщиной, опозорившей свой пол. – Он взял шляпу. Он снова был бодр и весел, к нему вернулась самоуверенность. – Последуй моему совету, Кэт. Сходи и поговори с Пимом.

К несчастью для себя, после ухода Вилли приехала Анна.

Кэтрин, оскорбленная и раздраженная визитом сестры, который сочла даже более отвратительным, чем встреча с мужем, гневно набросилась на нее: