Она дипломатично предъявляла все эти письма Вилли, а ему весьма успешно удавалось скрывать свою неприязнь к Парнеллу во время их частых встреч и совместных обсуждений различных политических маневров. Вилли стал высоко держать голову и ходил с напыщенным видом, засунув пальцы в карманы жилета. Казалось, ему доставляло огромное удовольствие вынашивать свои грандиозные мечты о том, что в один прекрасный день он станет главным секретарем Ирландии. Он преуспевал в своей дружбе с мистером Джозефом Чемберленом и другими влиятельными членами кабинета. Проницательно и дальновидно он заводил себе друзей по обе стороны баррикад. Это не могло отрицательно повлиять на будущую карьеру капитана О'Ши. Неужели Кэтрин не радует то, что он наконец остепенился, приобрел в обществе вес и так серьезно занялся своей карьерой? Возможно, однажды его тоже с триумфом пронесут по улицам Дублина…

Читая о победоносном шествии Чарлза по Ирландии, Кэтрин не преисполнялась веселья – напротив, была глубоко встревожена. Ведь он продолжал заниматься именно тем, против чего его предостерегал мистер Гладстон, – подстрекать народ, произносить мятежные речи. Одну такую речь он произнес в октябре в Вексфорде, и это выступление стало кульминационным. Он стоял на импровизированной трибуне, наспех сколоченной посреди городского рынка, и, глядя сверху вниз на свою напряженную аудиторию, говорил:

– Благодаря своим усилиям, в течение последнего года вы кое-чего добились, но сегодня я пришел к вам, чтобы сказать: вы добились лишь самой малой доли того, что заслужили по справедливости. И ирландец, считающий, будто теперь он может спокойно сложить руки, к своему горю и разочарованию, обнаружит, что он отдал сам себя в лапы вероломного, жестокого и безжалостного английского врага.

Это добрый знак лишь для маскарадного дон-кихота, который по своей наивности полагает, что завоевал свободы всех остальных народов… кроме свобод для ирландского народа, и посему он обязан сбросить свою маску сегодня же и твердо заявить, кто он есть на самом деле. Он обязан быть готовым поднять огонь и меч, иначе он будет постоянно униженным в своих собственных глазах и в глазах лендлордов своей страны. По мнению некоего английского государственного деятеля, в Ирландии ни один человек не хорош, пока он не похоронен, и, надеюсь, настанет тот день, когда я добьюсь положительной оценки от этого английского политического деятеля, но, видимо, это произойдет только тогда, когда я сам умру и буду похоронен.

Если кое-кто говорит о нынешних грабежах, то пусть сперва заглянет в себя и вспомнит о тех, кто был первыми грабителями в Ирландии. Ирландская земля больше трех раз конфисковывалась людьми, чьих потомков мистер Гладстон поддерживал, когда они разворовывали вашу многострадальную страну при помощи штыков и ружей.

Мистер Гладстон признает, что английское правительство потерпело неудачу в Ирландии; он признает борьбу Граттана[29] и добровольцев восемьдесят второго года, он признает борьбу, в которой отдали жизни люди в сорок восьмом, признает борьбу, в которой погибали люди в девяносто восьмом, признает борьбу людей в шестьдесят пятом, когда после длительного периода упадка и гибели всей ирландской нации ирландцы достойно встречались лицом к лицу с темницами и ужасом каторжных работ, и признает борьбу, когда переполнилась чаша терпения многих тысяч ваших людей, борьбу, которую вы возобновили и, благодаря Господу, успешно донесете до победного конца, – иначе говоря, английская миссия в Ирландии провалилась, и ирландцы отстояли свое право управлять Ирландией по законам своей ирландской земли…

После этой речи мистер Фостер написал мистеру Гладстону письмо, в котором утверждал, что мистера Парнелла необходимо арестовать согласно закону о приостановке конституционных гарантий. И еще он был бы весьма рад, если бы арестовали каждого ирландца, подозреваемого в революционной деятельности.

Мистер Гладстон, пребывая в состоянии мучительного выбора, созвал свой кабинет, и мистер Парнелл, совершенно спокойный, уравновешенный и, казалось, абсолютно равнодушный к угрозам презренных англичан, заявил, что если его арестуют, то его место тут же займет капитан Мунлайт. То есть они имеют дело с жутким призраком, который по ночам наводил на всех ужас одновременно в нескольких графствах. А значит, начнутся поджоги, грабежи и убийства от Корка до Дублин Сити.

Несмотря на эту угрозу, мистер Фостер продолжал настаивать на своем намерении. Он проинструктировал сэра Томаса Стила, главного шефа полиции Ирландии, что, как только кабинет согласится на арест мистера Парнелла, Стил получит телеграмму, состоящую всего из одного слова: «Приступайте».

Кэтрин, в тревоге ожидая дальнейшего развития событий, получила еще одно письмо, которое тайно было запрятано в официальном:


Моя милая, любимая Кэти.

Завтра я уезжаю в Килдар и постараюсь выехать в Лондон в пятницу утром, но не могу быть полностью уверен в том, что в самый последний момент «что-нибудь» не произойдет. Если я прибуду в Лондон в пятницу ночью, то остановлюсь в том же самом отеле и буду ждать тебя там.

Навеки твой, Чарлз.


Она сразу же ответила на это письмо, умоляя Чарлза быть как можно более осторожным и во что бы то ни стало попытаться избежать ареста. Как же она вынесет, если он на несколько месяцев, а то и лет будет заперт в тюрьме? А если предположить, что он будет находиться там, когда родится ребенок… Слезы капали на бумагу, она разорвала письмо и начала писать новое. Хотя, наверное, письмо, залитое слезами, могло бы лучше убедить его быть более осторожным, нежели продуманное, спокойное послание. Его ответ был очень нежным и полным любви, но разве она не понимает, что беспорядки и мятеж, которые он вынашивает у себя в голове, лучше устраивать в Килмейнхэмской тюрьме, нежели на свободе? И как она вообще может сомневаться в его чувствах?


На всю жизнь я твой муж, твой возлюбленный, твое дитя, твой навеки. Я отдам жизнь за Ирландию, но тебе я отдаю свою любовь, где бы она ни была – на Небесах или в аду.


Внезапно после «бабьего лета» погода стала грозовой и холодной. Деревья в парке гнулись и трещали под порывами штормового ветра. Кэтрин буквально перелетела через сад и поднялась по лестнице к двери тетушки Бен, а когда дверь открылась, ее просто внесло в просторный вестибюль. Тетушка Бен, закутанная в теплые платки, сидела в гобеленовой гостиной.

– Ну зачем ты вышла на улицу в такую непогоду? – сердито спросила она Кэтрин. – Да еще напустила в дом сквозняков! Теперь нам придется заново отапливать его. Ну, полно, полно… Что случилось? Ты так осунулась. Я уверена, что это отнюдь не от холода.

– Тетушка Бен, а как это – в тюрьме? Вы ведь посещали тюрьмы, когда помогали в работе дяде Бенджамену. Я вот мало помогала папе, хотя очень этого хотела.

Тетушка Бен посильнее закуталась в платки.

– Во всяком случае, в тюрьме не так дует, как сейчас у нас. Но, правда, там не так комфортабельно, как здесь. Я бы тебе не рекомендовала попасть туда. Сырость, холод, скверная пища. Ну и кто же из твоих друзей там сидит, дорогая? Ты мне ничего об этом не рассказывала. Наверное, я бы нашла этого молодого человека весьма интересным.

– Пожалуйста, не дразните меня, тетушка Бен. Вы же прекрасно все знаете, если мистер Мередит ежедневно читает вам газеты так тщательно, как он обычно это делает. И вам должно быть хорошо известно, что мистеру Парнеллу грозит арест.

– О, тогда это будет ирландская тюрьма. Для ирландского патриота. Мое дорогое дитя, чего ты-то беспокоишься? Ему там будет роскошно.

– А как же сырость и холод?

– Я буду крайне удивлена, если ему не пришлют самые теплые одеяла со всей Ирландии.

– А если его посадят в Англии?

– Погоди, погоди, детка, успокойся! Откуда в твоей прелестной головке возникла мысль, что благородного и могущественного англичанина невозможно подкупить? Ну, подкупить один разок, а если не поможет, то второй. А теперь немедленно прекрати волноваться, и давай-ка, милочка, сделай личико повеселее. Не люблю я унылых физиономий!

– А если его посадят на несколько лет…

– Мистер Парнелл в тюрьме несколько лет! Как тебе не стыдно? А я-то считала, что могу восхищаться твоим умом!

– Вы хотите сказать, что он изыщет способ сократить срок своего приговора. Но как? Мистер Фостер и еще кое-кто с радостью увидели бы его мертвым!

– Ты преувеличиваешь, – безмятежным тоном проговорила тетушка Бен. – Из-за беременности у тебя постоянно разыгрывается воображение. Сядь-ка лучше и намотай мне немного шерсти. Знаешь, как успокаивает это приятное занятие? В любом случае, по-моему, мистер Гладстон – твой друг. Почему бы тебе не пойти к нему и не попросить прекратить эту варварскую историю? Тем более, что перед лицом истории она будет выглядеть весьма некрасиво.

– О тетушка! – в отчаянии воскликнула Кэтрин. – Меня не интересует история. Меня интересует то, что происходит в настоящий момент, сейчас! И, по-моему, нет смысла идти к мистеру Гладстону или к кому-нибудь еще, кому нужен арест мистера Парнелла.

– Тогда чего тебе вообще волноваться, скажи на милость?

– Я не позволю, чтобы из него сделали мученика для его несчастной страны! – вскричала Кэтрин.

– Согласна, это крайний способ победить в политическом вопросе, – кивнула тетушка Бен и посмотрела на Кэтрин поверх очков. – Однако ирландцы имеют склонность из всего делать мелодраму и не задумываются над тем, что мистер Парнелл станет исключением. Вдень-ка мне нитку, деточка, а то я ничего не вижу дальше дюйма от моего носа.

После обеда Кэтрин с трудом добралась до дома, сопротивляясь неистовым порывам ветра. Ее сердце подскочило от неожиданности, когда она увидела возле главного входа одноконную двухместную карету. Но вскоре она узнала лицо Партриджа, их кучера. При виде хозяйки он поднес руку к фуражке и сквозь ветер прокричал, что только что привез капитана из Лондона домой.