Однако эти уведомления так и не были доставлены по адресам, поскольку судебному исполнителю, доставляющему извещения, пригрозили как следует, убедив этого не делать. И однажды утром капитан Бойкотт, проснувшись, обнаружил, что его дом, сыроварня и конюшни пусты: слуги, все до единого, покинули его. Более того, его не обслуживали в лавке, ему не доставляли почту, он не мог никого упросить прийти подоить его коров и присмотреть за лошадьми. От него отвернулись все. Наверное, тогда его начала преследовать неустанная мысль, что все графство злобно смеется над постигшим его роком и радуется, и хотя спустя некоторое время пятьдесят человек под присмотром вооруженных солдат и полицейских были силой принуждены убирать его урожай, он не смог вынести этого ужасного позора и полнейшей изоляции. Он уехал из Коннахта и больше никогда не возвращался, совершенно не желая, чтобы его имя трепали в каждом публичном доме или таверне графства.

И эта новая политика обрела свое название. Бойкот.

* * *

Вначале Кэтрин, с нетерпением ожидая писем от Чарлза, была немного разочарована ими. Они были полны тепла и очень дружелюбны, но он никогда не касался в них своей ужасной работы и того, что с ним происходило. Эти письма говорили ей очень мало и одновременно очень много.


Отель «Морисон», Дублин.

Дорогая миссис О'Ши. Могу Вам сказать только, что я прибыл и вечером должен отправиться в Эйвондейл, где надеюсь получить какую-либо весточку от Вас. С полной доверительностью могу сообщить Вам, что никогда не чувствую радости, если мне приходится покидать Лондон хотя бы на десять дней и оставаться среди холмов и долин Уиклоу. А на этот раз мне придется сделать кое-что, и на это может понадобиться месяца три. Существует некоторое довольно секретное дело, но, по всей вероятности, Вы сможете помочь мне в нем по моем возвращении.

Всегда Ваш

Чарлз Парнелл


Однако Чарлз не писал о том, чем занимается, что планирует на будущее и, самое главное, когда вернется.

Если он любит ее, то почему же покинул на столь долгое время? Ведь он говорил, что будет отсутствовать неделю или около того, а вместо этого его нет уже около месяца. Неужели его настолько поглощают дела его страны?

Кэтрин внимательно рассматривала свое лицо в зеркале.

Она никак не могла понять, почему на нем не видно следов внутреннего беспокойства, так поглотившего все ее существо. Она по-прежнему выглядела спокойной, жизнерадостной, даже великодушной. А ведь она совсем не была великодушной. Она начинала думать, что сейчас с ней поступают более сурово, чем с тремя миллионами борющихся людей, находящихся за Ирландским морем.

Находясь теперь далеко от нее, задумывается ли Чарлз об опасной чреватости их дружбы? Неужели его навязчивая до одержимости мысль сделать свою страну свободной овладела им полностью и он совершенно не думает о том, что станется в дальнейшем с ними? Да и вообще, хорошо ли она знает его? Должна ли она благодарить его за то, что он так легко оставил ее вдали от себя, в умиротворении и покое ее семейной жизни вместе с детьми, садом, тетушкой Бен и приемами в Лондоне, которые она время от времени устраивает для своего мужа?

Иногда она часами возилась с девочками или в задумчивости прогуливалась по парку с тетушкой Бен, при этом мысленно убеждая себя, что подобное разрешение ситуации и является самым лучшим для нее. Внезапно перед ней возникало, словно наяву, лицо Чарлза, и все ее мысли вновь обращались к нему. Она слышала звук его голоса, который раздавался у нее в ушах, по руке пробегала легкая дрожь, словно она чувствовала его прикосновение. И тогда она осознавала, что он зовет ее к себе, и она полетела бы к нему, словно на крыльях, обуреваемая страстным, нетерпеливым желанием.

Вилли находился в Лондоне и жил в своих апартаментах в Альберт Холл Мэнсонз. Он послал Кэтрин записку, в которой приглашал ее приехать. Он устраивал званый вечер в честь мистера Джозефа Чемберлена, кого считал одним из самых влиятельных людей в правительстве мистера Гладстона. Поэтому Кэтрин обязательно должна была присутствовать на этом званом вечере. Какие бы между ними ни были разногласия, она обещала ему помогать в его карьере. И он не сомневался, что она согласится с тем, что его примирительная тактика гораздо более действенна, нежели враждебность и вызов, демонстрируемые Парнеллом.

Благоразумная Кэтрин не отрицала, что сейчас больше, чем когда бы то ни было, надо поддерживать видимость крепости их брака. Во всяком случае, ей было очень любопытно познакомиться с мистером Чемберленом и, может быть, узнать какие-либо новости, могущие заинтересовать Чарлза. И она послала Вилли ответную записку с обещанием быть.

В основном на званом ужине обсуждалось недавно введенное новое понятие «бойкот». Мистер Чемберлен считал его дешевой уловкой, неким трюком ради популярности среди народа. Но Вилли, превосходно понимавший, какой популярности удалось добиться Парнеллу, буквально разрывался между своими могущественными английскими друзьями и своею вынужденной лояльностью по отношению к лидеру своей партии. Кого следует возвысить больше? А может, удачным ходом будет золотая середина?

Кэтрин без труда читала мысли, отражавшиеся на красивом лице мужа. Она прожила с ним достаточно, чтобы изучить все его мысли и привычки. Он люто ненавидел своих земляков, поэтому чрезвычайно злился, оттого что один из них демонстрировал такую неподражаемую деятельность. К тому же Вилли, несмотря на врожденную завистливость, не мог не восхищаться Парнеллом гораздо сильнее, чем Чемберленом. И ему хотелось бы стать другом их обоих.

– Моя супруга в восторге от мистера Парнелла, – заявил он.

Оценивающий взгляд мистера Чемберлена остановился на Кэтрин.

– Не предполагал, что он дамский угодник.

Вилли рассмеялся, его голубые глаза загорелись веселым огоньком.

– О, но Кэти восхищается им вовсе не поэтому. Ведь так, Кэти? Ей импонируют его мужество, упорство и ораторский дар.

– Только давайте не будем делать из этого человека легенду, миссис О'Ши, – немного раздраженно произнес мистер Чемберлен. – Иначе мы никогда не перейдем к настоящему делу.

– Значит, вы собираетесь иметь с ним дело? – бесстрастно поинтересовалась Кэтрин.

– Похоже, у нас нет выбора. Не так ли, капитан О'Ши? Меня бы весьма обрадовало, если бы вы заблаговременно разузнали, как мистер Парнелл прореагирует на предложения по новому Земельному акту. Я-то считаю их совершенно правильными, однако мистер Парнелл не доверяет нам ни на дюйм. Он обладает непоколебимой верой в то, что каждый принимаемый нами закон несет в себе предубеждение против него лично.

– Или, возможно, он считает, что вы просто не сдержите своего слова, – заметила Кэтрин.

Вилли бросил на нее гневный взор, но мистер Чемберлен лишь сухо рассмеялся.

– О, я знаю, мистер Парнелл не питает к нам любви. Он абсолютно убежден, что Англия никогда не сможет породить что-либо хорошее, так что, боюсь, с ним мы зашли в тупик. Разумеется, до тех пор, пока вы, миссис О'Ши, не уговорите его относиться к нам чуть великодушнее.

Вернувшись домой, Кэтрин обнаружила, что повсюду горит свет, а мисс Гленнистер ожидает ее в состоянии близком к истерике.

– О миссис О'Ши, произошло нечто ужасное! Люси… – И глупая женщина разразилась безудержным плачем.

Кэтрин пришлось обнять ее и буквально вытряхивать из нее объяснения.

– Что такое? Что случилось? Она умерла? Где она?

– Она не умерла. Но она лишилась дара речи. Она пытается говорить, но никак не может. Это ужасно!

Достигнув середины лестницы, Кэтрин обернулась:

– Приходил доктор?

– Да. Сказал, что у нее удар. Он считает, что конец близок. – И мисс Гленнистер снова разрыдалась. – Детям я сказала, что ей нездоровится. Бедные ягнятки, они бы так перепутались, если бы узнали правду.

– Им надо учиться ничего не бояться, – возразила Кэтрин и, не дожидаясь новой вспышки слез мисс Гленнистер, направилась своей дорогой, поскольку уже находилась совсем рядом с комнатой Люси.

Она с трудом узнала это несчастное, искаженное лицо. Врач оставил с Люси сиделку, шепнувшую Кэтрин:

– Поговорите с ней, миссис О'Ши. Не думаю, что она сейчас видит, зато слышит. Она так вас ждала.

Кэтрин взяла Люси за руку и тут же почувствовала, как корявые пальцы начали ощупывать ее кольца, пытаясь признать ее.

– Это я, Люси. Ни о чем не беспокойся. Я буду рядом с тобой.

Люси, верная Люси, которая была рядом с Кэтрин всегда. Всю ее жизнь. Люси никогда ни на что не жаловалась, никогда не сетовала на усталость или недомогание – ни когда Кэт была еще совсем ребенком, ни когда стала старше. Кэтрин сидела рядом с любимой служанкой, еле сдерживая слезы. Люси с детства ухаживала за ней, утешала ее, когда умер отец, и радовалась, когда она вышла замуж, – Люси была частью ее жизни.

– Я здесь, Люси, я с тобой, – время от времени повторяла Кэтрин в течение всей этой долгой ночи, наблюдая за распластанной на кровати женщиной, которая с каждой минутой дышала все тяжелее.

А утром пришло письмо из Дублина:


Моя дорогая миссис О'Ши.

Не могу больше находиться вдали от Вас и поэтому сегодня ночью выезжаю в Лондон. Пожалуйста, телеграфируйте мне на Кеппел-стрит, 16 по Рассел-сквайр, могу ли я надеяться на встречу с Вами, и если могу, то где.

Остаюсь преданный Вам

Ч.С.П.


Кэтрин быстро скомкала письмо. Лицо ее стало рассеянным. Ведь она обещала не отходить от Люси, она не может покинуть свою старую служанку, лежащую без чувств, не в силах шевельнуть даже рукой, не говоря уже о том, чтобы подняться с постели.

Но она не виделась с ним так долго и все время думала о том, как он ждет от нее ответа, который она никак не могла послать. Наверное, он будет мерить шагами просторный вестибюль отеля в надежде, что вместо послания к нему придет она сама.