"Ты смотришь слишком много фильмов", - ответила я. - "Не строй из себя ё…. Красотку".

Она пожала плечами и попыталась не выглядеть слишком воинственной. Она знала, что я могу выкинуть ее, и у нее нет других вариантов. Я позволила ей остаться не потому, что чувствовала жалость к ней. И не потому, что на дворе было Рождество, или некое теплое, странное чувство охватило меня. Я хотела потрахаться. Ясно и просто.

"Хорошо", - подвела я итог. Я плавно открыла перегородку позади сидений и двинулась к задней части кабины, включив свет. Прихватив сумку с едой и чашку с кофе, я поднялась в заднюю часть. Поставив чашку в микроволновую печь и установив таймер на 30 секунд, я повернулась и увидела, что она пробирается вслед за мной.

Она сняла сою куртку и бросила ее на пассажирское место, а затем быстро стянула с себя блузку. У нее была маленькая грудь, а левый сосок украшал пирсинг, область вокруг которого покраснела. Правда, на всей ее груди было множество свежих синяков и царапины.

"Грубая неделя? " - спросила я скучающим тоном. Я боялась, что услышу душещипательную историю, но она только пожала плечами, с таким же скучающим выражением на лице, как у меня.

Микроволновая печь звякнула, и я вытащила свой кофе.

"Я собираюсь поесть сначала, так что можешь положить свою рубашку на спинку, если хочешь".

Она сделала, как я сказала, а я повернулась к моей небольшой кухне и начала готовить бутерброд. Если можно услышать чье-то слюнотечение, то я уверена, что слышала ее. Я не потрудилась спросить у нее, хочет ли она есть, а просто сделала еще один бутерброд и отлила половину кофе в кружку. Усевшись с моим нехитрым ужином на кровать, я кивнула головой на второй бутерброд и кружку с кофе.

"Возьми сама", - сказала я, стараясь не рассмеяться, когда она набросилась на еду. Она съела все до последней крошки и выпила все до последней капли прежде, чем я успела сделать три укуса, а затем начала поглядывать на яблоко, которое лежало на полке.

"Возьми, я не хочу его", - предложила я. Она была бы более вынослива, если бы бросила что-то в свой желудок.

"Спасибо", - поблагодарила она, как только съела яблоко, сердцевину и все остальное. Я хмыкнула в ответ и прикончила свой бутерброд, запив его кофе. Я встала, не говоря ни слова, и бросила бумажные тарелки в мусор. После этого я сняла с себя ботинки, расстегнула джинсы и стянула их, следом я избавилась от футболки и трикотажной рубашки. Наконец, я сняла носки, трусы и лифчик. Всю одежду я бросила в кучу. Когда я подняла глаза, она быстро начала снимать свои рваные тапочки, затем рубашку, джинсы и под конец носки. Под ее одеждой не было никакого нижнего белья. Я села на кровать и дернула головой, показывая ей, что бы она села около меня. Она сделала, как я просила, забравшись на кровать с ногами, которые немного развела, так чтобы я могла увидеть товар. Я разглядывала ее, когда заметила, что она дрожит.

"Боишься, ссыкушка. Ты хоть когда-нибудь занималась любовью с женщиной? " – насмехаясь над нею, спросила я.

Я ожидала ложную браваду, протесты и рассказ о богатом опыте. Но вместо этого, она посмотрела на меня и сказала: "Да".

Мне что-то послышалось в том простом ответе, я что-то увидела в ее глазах, чего никогда не ожидала. Это напомнило мне о моей бабушке, когда та рассказывала о своей жизни. Ее тон и выражение глаз говорили о целой жизни полной любви и потерь, о большой радости и большом страдании. Этот опыт мог принадлежать восьмидесятилетней старухе, но не восемнадцатилетней девчонке.

"Тебе действительно холодно? " – спросила я. Это был глупый вопрос, но ничего другого мне на ум не пришло.

Она едва кивнула, не уверенная в правильности своего ответа. Я стянула одеяло и затем легла, устроившись с краю кровати, у стенки кабины. Я вытянулась и раскрыла свои руки.

"Ложись рядом со мной", - потребовала я. - "Я хочу согреть тебя прежде, чем ты поместишь свои холодные конечности в теплое место".

Она колебалась мгновение, слегка не уверенная в том, что же я хотела от нее. Но одеяло и мои руки звали к себе, и она заползла на кровать и легла рядом, прижавшись спиной к моей груди. Ее голова устроилась прямо под моим подбородком. Я завернула нас обеих в одеяло и стала растирать ее тонкие руки.

"Как хорошо", - сказала она тихо.

Я продолжала тереть ее руки, но более нежно, двигаясь вверх к плечам, массажируя напряженные мускулы, которые нашла там. Я услышала, что ее дыхание стало более глубоким. Тепло и полный желудок клонили ее в сон. Я должна признать, что она боролась со сном. Пытаясь проснуться, она дернулась и пробормотала извинения.

"Только скажи мне, чего ты хочешь", - сказала она сонно.

"Ш-ш-ш", - ответила я, запуская свои пальцы в ее красивые рыжеватые волосы. Ее дыхание снова замедлилось и стало более глубоким. - "Просто спи".

Я не сделала этого, потому что почувствовала жалость к ней. Я не сделала этого, потому что было Рождество. Я устала, и мне было холодно. Одного только теплого тела рядом было достаточно.

"Люблю тебя", - пробормотала она во сне.

Я знала, что она спала и говорила с кем-то другим в своих мечтах, но я наклонилась и нежно поцеловала ее в щеку.

"Извини, я нарушила правила", - прошептала я.

На следующий день я отвезу ее в большой город и высажу в каком-нибудь удобном для меня, а не для нее месте и никогда не увижу вновь. Мне будет все равно.

Да, так я и сделаю, думала я, сильнее прижимая ее к себе.

Ким Притекел - Такси

Дождь лил как из ведра, превратив улицы Нью-Йорка в непроглядный и сырой мрак. Ненавижу подобные ночи. Они всегда двуличны. Либо время бежит безоглядно, либо чертовски медленно. И вряд ли есть безумцы, мечтающие оказаться в подобный ливень на улице. Сегодня как раз была такая ночь, когда время никуда не спешит. Я вожу такси вот уже пять лет, и научилась использовать плохую погоду для своей выгоды. Ведь днем я писатель, и самое лучшее написала благодаря поездкам по ночному городу в поисках клиентов. Но сегодня ночью, боюсь, муза была не со мной. Я находилась в состоянии какого-то ступора. Ненавижу подобные состояния.

Медленно свернув на Пятую, где грязная вода, текущая вдоль тротуара, хлестнула из-под колес по окнам машины, я сбавила скорость, чтобы разглядеть улицу. Это был богатый район, но здесь обитали жители, вряд ли желающие выбраться наружу в такую погоду. От разочарования я чуть не пропустила, когда кто-то появился на краю тротуара. Я сбросила скорость, чтобы не обдать человека водой. Все-таки это был бы не лучший способ приобрести клиента.

Задняя дверь открылась, зажегся свет, тускло освещая машину, и мой пассажир залез внутрь, скользя мокрой одеждой по виниловой обивке заднего холод и свист ветра. Да, такси у меня было одно из тех больших старых автомобилей с широким кузовом и яркой желтой расцветкой. Заднее сиденье очень широкое и пахнет так же, как сиденья в школьном автобусе.

Повернувшись назад, я спросила у пассажира:

— Куда?

— Просто вперед, — ответили мне низким бархатистым голосом. Я не смогла разглядеть ее лица. Она смотрела в окно, на струи дождя, стекающие по нему, ее лицо было скрыто длинными темными волосами, которые свисали вокруг него мокрыми прядями.

— Хорошо, счетчик тикает, – ответила я ей.

— Не вопрос, – согласилась она.

Я посмотрела на нее в зеркало заднего вида. Она оглянулась на здание, из которого вышла. Ритц-Карлтон. Ничего себе! Я явно получу хорошие чаевые.

— Может, все таки хотите поехать в какое-то определенное место? – спросила я, медленно повернуть в любой момент. Наконец, она посмотрела на меня. Дыхание перехватило, когда я встретилась с ней взглядом через зеркало. Она была красива, с утонченными линиями лица и самыми невероятными синими глазами, какие я когда-либо видела. Даже в темноте машины был виден их яркий цвет. Но, что поразило меня больше всего – это неимоверная грусть в ее взгляде. Она выглядела такой потерянной.

— Куда-нибудь, где тихо. Где мало машин.

Я повернула руль налево, делая поворот на углу Тори, и поехала по самому короткому пути, который вел в довольно отдаленный и пустынный район.

Мы ехали в тишине. Эта женщина полностью завладела моими мыслями. Мне было любопытно узнать, кто она, почему такая печальная. Но дружелюбное отношение к пассажирам не давало мне права выходить за рамки приличия, поэтому я никогда не задавала им лишних вопросов и, тем более, не лезла в душу. Вдруг ее голос прервал мои размышления.

— Как тебя зовут? – прозвучал вопрос.

Мы опять встретились машина проехала под уличными фонарями, ярко осветившими салон и ее лицо. Хотя она все еще была печальна, в ее глазах появился интерес. Она недоуменно приподняла бровь, когда не услышала ответа.

— Это вопрос, который не следовало задавать? – и тень улыбки появилась на ее лице. Я улыбнулась в ответ:

— Ник.

— Наверное, сокращенно от Николь?

— Ну да.

Мы проехали под очередными фонарями, осветившими салон машины, и снова ее глаза изучали меня.

— У тебя самые красивые глаза, какие я когда-либо видела, – сказала я и тут же замолчала. Не могу поверить в то, что только что сделала. Услышав ее довольный смешок, я стала упорно смотреть на дорогу, слишком смущенная, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Могу сказать то же самое о тебе, Ник. Это редкость - увидеть такой невероятный оттенок зеленого. – Я почувствовала, как иначе, мне все-таки удалось выдавить из себя смущенную улыбку.

— Спасибо.а дождь продолжал размывать пейзаж за окнами. Казалось, что ливень начал потихоньку слабеть. Посмотрев на небо, я заметила, что луна показалась из-за облаков.