– Брент, как я попала на лужайку? Как это случилось?

Он вздохнул и лег на спину:

– У тебя снова был кошмар. Ты проснулась, крича так, будто за тобой гнался Кинг-Конг. Я попытался тебя успокоить, но получил в челюсть. Доложу, это был отменный удар.

– О Господи!

– Дорогая, я немножко шучу.

– Ты не можешь! Нельзя так шутить! Это слишком серьезно!

– Может, мы слишком серьезно все воспринимаем? – упрямо молвил Брент.

– Расскажи правду.

– Но это правда. Ты ударила меня и вырвалась. Я успел схватить трусы, халат и рванул следом. На поиски остального не было времени.

– Брент…

– Но могло получиться гораздо хуже. Представляешь, если бы я схватил твои трусы и свой халат?!

– Брент!

– Гейли, остынь, все хорошо!

– Вряд ли! Я била тебя, впивалась в тебя ногтями, а ты заявляешь…

– Я не умру от этого.

– Брент, умоляю! Видишь, как далеко все зашло! Он встал с кровати, и Гейли поняла, что муж куда сильнее озабочен, чем хотел бы показать. Проведя пальцами по волосам и одним глотком прикончив бренди, он сел рядом:

– Гейли, я не знаю, что делать. Мы побывали у Шаффера, ты посещаешь его несколько недель кряду. – С этими словами Брент обхватил жену рукой и придвинул к себе. – Может быть, он неважный специалист?

– Не думаю, – уныло промолвила она. – Завтра я еду на прием.

– Ты собираешься продолжать визиты?

– Да. Собираюсь рассказать все как было: что выбежала ночью из дома голая, предварительно расцарапав лицо и грудь мужу, но по-прежнему не могу объяснить, почему я это сделала.

– Но, дорогая…

– Ох, Брент!

– Гейли, – серьезно спросил он. – Дело, случайно, не в Тейне?

– В Тейне?

– Да, в Тейне. Помнишь, тот парень, с которым ты жила в Париже? Ведь он… покончил с собой? Я помню твой рассказ о ссоре. Тебе не кажется, что ты можешь в этих кошмарах принимать меня за него?

Печально поглядев на мужа, Гейли покачала головой:

– Это такая давняя история. И я никогда не испытывала к нему того, что испытываю к тебе.

– Я верю, Гейли. И знаю. Но… – Брент замялся. – Сегодня ты вела себя совершенно дико. Ты тряслась от страха и ненависти, долго страшно кричала…

Я ищу ответа. Поговори с Шаффером. Посмотрим, что он скажет.

– Но…

– Но что?

– Брент, ты веришь в его помощь? Мак-Келли вздохнул и вновь провел по волосам.

Царапина на щеке снова закровоточила.

– О Брент! – шепнула Гейли и, дотронувшись до красной полосы на лице мужа, принялась отчаянно плакать. Брент никак не мог успокоить ее. Он долго-долго держал ее в объятиях. А когда она постепенно затихла, он развернул ее к себе лицом, чтобы заглянуть в глаза.

– Все должно быть хорошо. Все будет хорошо, Гейли, потому что я тебя люблю. Не важно, что еще случится, я люблю тебя и буду любить до смертного часа.

Брент погладил ее по щеке, и Гейли поцеловала его. Скоро, положив голову на грудь мужа, она заснула. В эту ночь ей больше ничего не приснилось.


Гейли никогда не заставила бы себя лечь на кушетку в кабинете психиатра. Доктор Шаффер не требовал этого. Он постоянно напоминал, что пациент волен сидеть, лежать или стоять, безразлично, на ногах ли, на голове ли, главное, чтобы ему было удобно.

Сейчас она села в кресло-качалку перед камином и стала потихоньку попивать горячий чай. Она рассказала врачу, что случилось прошлой ночью, и доктор выслушал ее не перебивая. Затем он принялся расспрашивать, и каждый вопрос начинался одинаково: «Не допускаете ли вы, Гейли…» «Не допускаете ли вы, Гейли, что ваш муж хотел вас обидеть? Не допускаете ли вы, что в вашей душе затаилось чувство ревности? Не допускаете ли вы, что ваш брак был ошибкой?» Нет, нет и нет. Она рассказала Шафферу, что Брент пытался найти объяснение происходящему в ее прошлых взаимоотношениях с Тейном:

– Он предположил, что я подсознательно жажду расквитаться с давним обидчиком и, во сне принимая за него Брента, осуществляю затаенное желание. Муж всерьез предложил обсудить этот вариант с вами. Но я уверена, что ни наяву, ни во сне не жажду мести. Тейн умер страшной, нелепой смертью. Он и без того достаточно наказан за все грехи.

Потом Шаффер поинтересовался, не боится ли она попыток со стороны супруга с какой-либо целью внушить ей мысль о ее невменяемости. Что-то в его речах сильно раздражало Гейли… Ее не оставляло ощущение, что доктор заранее убежден в психической нормальности Брента, если, конечно, не считать его странного выбора спутницы жизни.

Прежде Шаффер нравился ей, хотя она была уверена в полной бесполезности этих сеансов. Но сегодня Гейли возненавидела этого старикашку. Когда доктор принялся настойчиво убеждать ее, что не может помочь пациенту, который не стремится к выздоровлению, она разрыдалась и бросилась прочь из кабинета. В приемной Гейли опомнилась и остановилась. Поведение ее и впрямь трудно было назвать нормальным: вдруг она резко развернулась и стремительно ворвалась обратно в кабинет.

– Я не питала ненависти к маме и никаких неестественных влечений к отцу! – выпалила она в лицо Шафферу. – Мои родители были замечательными людьми. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не чернила их добрые имена, но порой сердилась за ограничение самостоятельности. Я потеряла их, разумеется, очень страдала, но все-таки справилась с этим горем. Что до Тейна – это правда. Я чувствовала себя виновной, однако никогда не зацикливалась на этом, доктор Шаффер, как вы, вероятно, решили. Я понимала, что он губит себя, понимала, что ничем не смогу ему помочь. И, слава Богу, я по-прежнему дружна с его семьей. Доктор Шаффер, у нас с Брентом есть настоящая проблема. Я молю о помощи, я совершенно потеряна. Но если вы не можете помочь, то прошу вас не делать из меня, в довершение всего, абсолютную дуру!

Доктор поглядел на пациентку, потом заглянул в блокнот:

– Присядьте, миссис Мак-Келли, прошу вас. – Он спокойно указал рукой на кресло. Гейли замешкалась. – Прошу, – повторил он, и пациентка все-таки села. Доктор накрыл ладонями записи и подался корпусом вперед. – Я не думаю, что вы сумасшедшая, миссис Мак-Келли. Ни вы, ни ваш муж. На самом деле если принять во внимание его профессию и известность, то он необычайно уравновешенный человек и у него отличные перспективы. Я нахожу вас отменной парой и верю, что вы очень влюблены друг в друга и у вас отличное будущее как у семьи.

Гейли недоуменно смотрела на него.

– Разумеется, – продолжал Шаффер, – существуют вещи в человеческом сознании и сердце, которые навсегда остаются сокрыты от чужих глаз. Я бы мог продолжать встречи с вами и вашим мужем. Вероятно, вместе мы до чего-нибудь докопались бы. Но если честно, миссис Мак-Келли, я не думаю, что сумею помочь хотя бы одному из вас.

– Не сумеете? – переспросила Гейли. Слова прозвучали слишком буднично, а потому особенно безнадежно.

– Я предложил бы вам другой метод… Гейли нетерпеливо подалась вперед:

– Какой именно?

– Обратитесь к парапсихологу.

– К кому?!

Шаффер повторил. Гейли уставилась в недоумении и вдруг взорвалась:

– Вы отсылаете нас к предсказателю судеб, к медиуму, к гадалке на картах?!

Доктор покачал головой:

– Нет. Я говорю о парапсихологе, а не О гадалке.

– О Господи, вы думаете, что мы одержимы дьяволом?!

– Я не говорил такой чепухи, – рассмеялся Шаффер, а отсмеявшись, вздохнул, поглядел в записи и стал читать вслух выдержки из последнего сеанса: «Он вел себя так, словно я причинила ему горе, какое-то страшное горе. Он постоянно называл меня Катриной. Я была уверена в том, что он просто ненавидит меня, но это было не так или не совсем так. Он жаждал мести, однако и это не вполне верно. Он сказал, что любит меня, то есть Катрину, в общем, ту женщину, с которой он разговаривал все это время, но это звучало очень странно и ужасно. Разве можно глубоко ненавидеть кого-либо и в то же время любить?»

Гейли опустила взгляд на колени. Пальцы теребили тонкий ремешок дамской сумочки.

– Он называл вас чужим именем, миссис Мак-Келли. В этом что-то кроется. А ваш муж не шизофреник, клянусь своей карьерой.

Гейли медленно вдохнула:

– Но вы не можете искренне верить во всякие такие вещи, доктор, вы же ученый…

– Да! Будь на моем месте какой-нибудь гастроэнтеролог, он бы выписал вам мешок пилюль, – с усмешкой отозвался Шаффер. – Но я занимаюсь человеческим сознанием. Так что давайте все-таки попробуем, а? За свою лечебную практику я сумел понять главное: не может быть чего-либо невероятного, человеческая психика и жизнь – вещи крайне непостижимые. – Доктор придвинул стопку бумаги для заметок и начал писать. – Это телефон моей хорошей знакомой. Она читает лекции в университете. У нее медицинское образование и ученая степень. Она психиатр, однако давно не практикует в этом качестве. Позвоните ей. Я доверяю этой женщине.

Гейли поняла, что беседа окончена. Она встала с кресла и протянула руку для прощания. Доктор тоже встал и, ответив на рукопожатие, улыбнулся:

– Миссис Мак-Келли, вы смотрите на меня, будто бы мне требуется психиатрическая помощь. Как знать. Вам, должно быть, приходилось слышать, что все психиатры слегка чокнутые ребята? – Но по его тону Гейли поняла, что Шаффер ни капельки не разделял это мнение. – Позвоните доктору Кларк. Убежден, она вам понравится. Она очень очаровательная дама.

Гейли зажала в руке маленький листок бумаги и, поблагодарив доктора Шаффера, попрощалась. Первым желанием было немедленно скомкать жалкий клочок, но что-то удержало ее, она не выбросила, а сунула его в сумочку.

На улице перед подъездом она ожидала увидеть Брента. Однако вместо мужа там оказался Джеффри. Он сидел на капоте «мазератти», скрестив руки на груди, и ждал. При виде нахмурившейся Гейли он сочувственно улыбнулся:

– Брент задержался. Заработался, а когда посмотрел на часы, то понял, что не успеет доехать до Ричмонда. Хорошо, что он застал меня в офисе. Я пообещал ему встретить тебя и отвезти домой. – Джеффри перестал улыбаться и пристально посмотрел на Гейли. – Но что с тобой?