– Поведай мне об этом, – тихо попросил он. – Джефф предупредил меня, что ты вечно сомневаешься и колеблешься.

– Джефф и это сказал?

– Да, но очень осторожно и малопонятно. Он вообще трясется над тобой. Неожиданно твои ближайшие подруги сообщают, что ты не спишь с мужчинами. – Он провел большими пальцами по ее скулам. – Что за этим кроется? Любовь на всю жизнь?

Гейли набрала полную грудь воздуха, припоминая, что познакомилась с ним меньше двух суток назад.

– А ты не хочешь рассказать о своих романтических похождениях?

Брент покачал головой и снова улыбнулся:

– Ни одно не стоит ломаного гроша. Ни единое. Истинная романтика в моей жизни начинается сегодня.

– Ни одно? – тихо переспросила Гейли. В его голосе слышалась искренность. Она могла предположить в нем присутствие особо изощренного притворства, но сердце вопреки предостережениям разума уже отозвалось и затрепетало. – Очень приятно. Речи твои приятны, но приключения все-таки были?

– Без этого не обошлось, – согласился Брент. – Но я всю жизнь ждал… только тебя.

Гейли рассмеялась, и он застал ее врасплох: склонился к ее рту, одновременно легчайшим скольжением ладоней лаская бедра, потом коснулся губами ее груди: – Кажется, мне все еще недостаточно. Эта близость была какой-то иной, резкой и предельно откровенной. Брент проявил умопомрачительную энергию и выносливость, и Гейли сбилась со счета, оказываясь на седьмом небе, звонко вскрикивала и обмирала. Он то поднимал и прижимал ее к себе, то переворачивал и слегка отстранялся. На лбу у него проступил пот. Гейли казалось, что пару раз сознание и впрямь на миг покидало ее. Она то наслаждалась, то вздрагивала, то стонала, то взбиралась на вершину страсти, то летела в пропасть, а затем это повторялось вновь и вновь.

Когда все закончилось, оба едва дышали. Брент рухнул, обессиленно вытянувшись подле Гейли, набрал в грудь побольше воздуха и шумно выдохнул. Он положил одну руку на свой мокрый лоб, а другая осталась бессильно лежать на бедре подруги. Это сокровенное прикосновение показалось ей таким трогательным, а жест Брента таким странно привычным, словно они были знакомы целую вечность и долго жили вместе.

– Не заглянуть ли нам в холодильник?

– Давай.

– Идем, только сначала – в душ.

Он поднялся и помог подняться Гейли. Когда они вошли в ванную и Брент щелкнул выключателем, на них обрушился яркий поток света. Гейли пришлось прищуриться. Здесь царила та же роскошь, что и во всем доме. Умывальник и комод для белья были черного цвета. Прямо перед входом стояла огромная черная круглая ванна на гнутых бронзовых ножках. Сверху к потолку крепился блестящий полуобруч для непромокаемых занавесок. Брент обнял Гейли за талию и повел вперед. Перешагнув через край ванны и поставив ее рядом, он с мягким шелестом задернул занавеску, а потом открыл воду. Гейли взвизгнула от неожиданности, когда брызнули первые холодные струи. Она отступила на шаг и закрутила волосы в узел. Брент сунул голову под душ, одновременно дотягиваясь до куска мыла, после чего принялся яростно тереться, взбивая густую пену. Наконец он сполоснулся и посмотрел на Гейли. В глазах его сразу засияли огоньки, словно кто-то зажег там две маленькие свечки. Он взял мыло и густо намылил плечи Гейли, а затем постепенно спустился к груди, покрывая ее искристой пеной, лаская и гладя круговыми движениями. Гейли прикрыла веки, судорожно сглатывая и наблюдая сквозь ресницы, как он следил не за ее лицом, а за собственными руками, скользящими по упругому женскому телу. Он смыл пену с ее груди и, медленно склонив голову, уверенно и жадно взял сосок губами.

– Брент…

Его мыльная ладонь скользнула между ее ногами.

– Брент… Разве мы только что не…

– М-м. – Он отрицательно покачал головой. – Возможно, со временем, то есть когда мы проживем вместе несколько лет, что-то из всего этого устареет.

– Устареет?!

– Возможно. Но я сомневаюсь. Хотя верю, что потом страсти немного утихнут, но думать об этом сейчас невыносимо. Каждый раз, как только я посмотрю на тебя, все начинается заново. Опять и опять. Разве это не значит, что я теряю голову?

Гейли беспомощно посмотрела на него. Пальцы его мягко шевелились, и она ощущала безнадежную слабость в коленях и блуждающие, неустойчивые язычки пламени в крови, грозившие разлиться по ней сладчайшим желанием.

– Ну? – Он все глубже проникал в нее, гладя и дразня. – Не правда ли, душ – это лучшее место?

– Почему? – едва слышно шепнула она и приподнялась на мысочки, прижимаясь к нему и целуя. Брент поднял Гейли, разводя ее ноги так, чтобы она обвила ими его талию, и, опускаясь на колени, опрокинул на себя.

«Вот оно… эти двое истинно, отчаянно влюбленных и без устали любящих друг друга. – Гейли не отрывалась от поцелуя, а вода падала на них сверху, стекала по лицам. Брент не снижал быстрого, как стаккато, ритма движений. – Так вот оно… вот как влюбляются, вот как переживают общее счастье, вот как забывают обо всем, кроме друг друга, касаются, изучают, познают один другого, изнутри и снаружи…»

Когда она наконец, совершенно обессилев, упала на грудь Брента, то под струями душа узел волос рассыпался. Она смахнула с лица прилипшие пряди. Брент улыбнулся мимолетной бесовской улыбкой, распрямился, насколько позволяло пространство, и, держа Гейли за запястья, помог ей подняться на ноги и поднялся сам.

– Вот видишь?

– Что вижу?

– Я же говорил, что душ – удобнейшее место для любви. Не надо далеко идти, чтобы хорошенько сполоснуться.

– Угу, но раз я в нем, а голова мокрая, не найдется ли у тебя немножко шампуня?

– Слушаю и повинуюсь, – бросил Брент, вылезая из ванны. Он принес флакон и вновь забрался в ванну. Гейли не успела слова сказать, как он нанес шампунь на волосы, – она не любила, чтобы кто-то притрагивался к ее голове, но слова замерли у нее на устах. Это было замечательно. Его пальцы массировали голову волшебными, интимными и уютными движениями.

Потом он слегка шлепнул ее, давая понять, что настало время самостоятельно смывать пену, и убрался из ванны. Он вернулся, когда Гейли отодвинула занавеску. На нем были удобные домашние шорты, а ей он принес полотенце и знакомый махровый белый халат.

– Надеюсь, ты не против походить босиком? – спросил он. – У меня нет женских тапок.

Гейли, улыбаясь, завернулась В халат:

– Что ж, я даже рада этому. Брент поправил на ней воротник.

– До сегодняшней ночи я ни с кем не спал в этом доме.

– Верю, Со мной ты тоже спал очень мало.

– Хорошо. До сегодняшней ночи я ни с кем не ложился в эту постель. – Гейли улыбнулась, заглянув ему в глаза и немного застенчиво прикусив губу. – Поторопись и спускайся вниз, договорились? Я готов съесть слона. Мы зажарим яичницу или… Или нет, не так, в морозилке есть несколько бифштексов. В микроволновке они быстро приготовятся, как думаешь?

– Думаю, относительно быстро.

– Бегу.

Через десять минут она находилась в огромной кухне, построенной для настоящих гурманов. Брент резал салат, Гейли достала горячие бифштексы из микроволновой печи. Потом они уселись рядышком на высоких стульях возле кухонного бара и некоторое время молча и торопливо насыщались.

– Может, все-таки расскажешь о себе? – перекусив, попросил Брент.

– Что рассказать?

– Где родилась, кто твои родители, есть ли братья и сестры? Все такое прочее.

Она еле заметно улыбнулась и опустила глаза:

– Родилась далеко отсюда. Единственная дочь. Родители умерли.

Брент бросил на нее быстрый взгляд и мягко сказал:

– Прости.

Она пожала плечами и улыбнулась, как бы говоря: «Все нормально».

– Тому уж более десяти лет. На туристическом теплоходе случился пожар. Семеро пассажиров погибли, среди них были мои мать и отец.

– Наверное, пришлось нелегко.

– Еще как. Они были замечательные. Но наш приходский священник отец Томас – настоящий мудрец. Он утешал меня, говоря, что за семнадцать лет родители дали мне больше любви и заботы, чем иные успевают дать детям за всю долгую жизнь.

– А потом?

– Я училась в колледже. От родителей осталось огромное наследство, дом. Но тягость воспоминаний не давала жить в нашем старом доме, и я поехала доучиваться в Англию. Путешествия были моей детской мечтой, мне не сиделось на месте. Где я только не училась, даже в Париже. Во Франции закончила образование. Там я повстречала Джеффа.

При этих словах Брент взглянул на нее, выгнув бровь:

– Но не Джефф был той единственной любовью, верно?

– Нет.

– Хорошо.

– Почему?

– Сам не знаю. Просто мне приятно. Я верю, что любовь способна преодолеть любые препятствия, но жутко терзаться мыслями о том, что он и ты некогда спали вместе.

– С чего ты взял, что у меня был только один возлюбленный? Может, дюжина или две?

– Чушь, ты не такая.

– Не такая?

Он вновь внимательно и придирчиво оглядел ее, после чего, спокойно улыбаясь, покачал головой:

– Нет, не такая. – И добавил, ласково касаясь ее щеки: – Ты создана для единственного огромного чувства, для глубокой, преданной любви, которая останется с тобой навечно.

– Откуда ты это знаешь? – шепнула Гейли.

– Я знаю, что я это знаю.

Пришла ее очередь проницательно заглянуть в его глаза.

– А вы, мистер Мак-Келли?

– Я долго искал, – бесхитростно отозвался Брент. – Тебя. Всю жизнь искал. Остальное не имеет значения.

Она рассмеялась, но как только их взгляды встретились, смех замер у нее на устах. Он сказал нарочито беззаботно, словно поддразнивал ее. Но за этой игрой ей почудилось чистосердечное признание. Гейли колебалась всего секунду, а потом вдруг призналась:

– Он умер.

– Что?

– Он умер. Тот единственный.

– От чего?

– Ох… от передозировки.

– Это случилось при тебе?