Тесса повернулась на бок и положила локоть под подбородок.

– Тебе было одиноко, когда вы встречались?

Я кивнул.

– Она жила в другой части страны, ты помнишь об этом?

– Да, но тогда вы еще были вместе.

Я не знал, что ответить. Я чувствовал себя одиноким, даже когда мы с Дакотой разговаривали целыми днями напролет. Не знаю, как это характеризовало меня и наши отношения.

– Ты и сейчас ощущаешь себя одиноким? – спросила Тесса, пытливо глядя на меня своими серыми глазами.

– Ну да, – ответил я честно.

Она легла на спину и опять уставилась в потолок.

– Я тоже.

Глава девятнадцатая

Занятия сегодня тянулись слишком долго. И так всю неделю: после того, что произошло между мной и Дакотой, я никак не мог сосредоточиться. К тому же Хардин сообщил, что приедет в ближайшие выходные.

Ближайшие выходные…

Чтобы подготовить Тессу к тому, что он будет жить здесь, в ее квартире, осталось совсем немного времени. Когда Хардин перезвонил, я не ответил. У нас с Тессой наконец-то установился контакт, и мы были слишком заняты, упиваясь своим одиночеством. Быть с ней рядом было грустно, но вместе с тем чудесно.

И чудо из чудес: вместо того чтобы без конца перезванивать, Хардин оставил голосовое сообщение. Удивительно! Размышляя о его визите, я вспомнил, как он утверждал, что должен приехать, потому что у него деловое свидание, которое он не может пропустить. Вероятно, ищет работу. Какое еще неотложное деловое свидание может быть в Нью-Йорке? Скорее всего, это связано с поиском места…

Или он устал быть вдали от Тессы? Он не может подолгу оставаться без нее, он в ней нуждается.

Когда я подошел к своему дому, шумный грузовик стоял посреди улицы. Магазин на первом этаже получает продукты круглосуточно. Голоса и грохот то и дело закрывающихся и открывающихся дверей сначала сводили меня с ума, потому что я привык к тишине и покою вашингтонского пригорода, к шотландскому «замку» на вершине холма. До сих пор помню, каким большим мне показался дом, когда мамин «универсал» впервые остановился рядом с ним. Мы выбрали дешевый способ путешествия через всю страну – на автомобиле, хотя Кен много раз предлагал купить билеты на самолет и переслать вещи. Когда я вспоминаю тот период, то думаю, что мама была слишком горда и хотела дать понять, что единственная причина, по которой она с Кеном, – это любовь.

Я помню, когда впервые заметил, как она смеется, когда он рядом. Это был новый смех – у нее менялись и голос, и выражение лица. Уголки глаз поднимались, и казалось, из глубины ее души вырывалась звенящая радость и наполняла комнату светом и свежестью. Я видел другую, счастливую версию моей мамы.

Конечно, сейчас она за меня беспокоится и всегда говорит о моих проблемах. Например, что с тех пор, как я переехал в Нью-Йорк, я плохо сплю. Она постоянно спрашивает, когда я схожу к врачу, но я не готов к практическим шагам, чтобы наладить жизнь в новом городе. Визит к доктору и получение новых водительских прав могут и подождать, а сейчас меня волнует реальная проблема – мусоровозы в три часа ночи.

Вместо того чтобы идти к врачу, я купил генератор белого шума. Он очень помог. Тессе тоже понравились звуки, которые производит этот прибор, но она сказала, что выросла рядом с железной дорогой и по ночам скучает по стуку колес. В последнее время мы оба часто вспоминали все, что было связано с детством. В Нью-Йорке я как-то особенно остро почувствовал, что мой дом – это действительно моя крепость, а если и не крепость в буквальном смысле этого слова, то уютное место, где ты сам себе хозяин. Должно быть, то, что мы с Тессой могли выбирать окружающие нас звуки, позволяло нам думать, что мы контролируем все вокруг.

В подъезде было пустынно и тихо.

Когда я вышел из лифта на своем этаже, я учуял запах сахара и специй. Наверное, Нора пришла и они с Тессой что-то пекут. Я открыл дверь. На всю квартиру играла музыка: модная певичка напевала песенку «Нью Американа» о никчемной современной молодежи. Я сбросил ботинки и оставил их у двери. Вошел в кухню, поставил пятилитровый пакет молока, который купил по дороге, на стойку рядом с Тессой, но первой меня поблагодарила Нора.

– Не за что, – ответил я, снимая куртку.

Должен ли что-нибудь сделать для Эллен в ее день рождения? Сегодня, когда я поинтересовался, будет ли она его праздновать, она казалась еще менее взволнованной.

– Я проходил мимо магазина и тут получил эсэмэску от Тессы, – добавил я.

Нора все еще улыбалась. Господи, она даже красивее, чем в моей памяти, хотя я видел ее только неделю назад.

Нора взяла молоко и пошла к холодильнику.

– Ты пропустил грандиозное кулинарное фиаско. Тесса добавила в тесто для лепешек взбитые сливки вместо сливок для взбивания.

– Мы договорились, что это останется нашей тайной, – шутливо пробубнила Тесса. Она взглянула на меня. – Тесто удалось раскатать.

– Ну да. После того как лепешки пригорели, – сказала Нора через плечо.

Мне нравилось, что Нора так непринужденно себя чувствовала. Я с удовольствием смотрел, как она привычно ходит по кухне, на ее гордую осанку и полуулыбку, играющую на полных губах. Она открыла холодильник и поставила туда молоко. Я отвернулся, когда она наклонилась, чтобы взять с нижней полки бутылку с холодной водой. Я не позволил себе мысленно задержаться на обтягивающих белых брюках. Это были не совсем легинсы, но и не штаны для йоги.

Хотя какая разница? Ее задница выглядела в них потрясающе. Плотно обтягивающая ткань подчеркивала форму дыни. На Норе была рубашка типа бейсбольной, с засученными до локтей длинными темно-синими рукавами, отличающимися расцветкой от основной ткани. Густые темные волосы были собраны в высокий хвост, а на носках была изображена мультяшная яичница с беконом. Живот был оголен, но я решил не смотреть на него, потому что знал, что не смогу оторваться.

Нора подошла к плите и достала противень с песочным печением, а может, с лепешками? Вероятно, с лепешками. Вообще-то мне все равно. В «Мельнице» продается только полезная для здоровья выпечка. Вкус у нее, как у покрытых оливковым маслом зерен в хлебе из пророщенной пшеницы. Это не для меня.

Моя мама готовит как профессиональный кондитер, поэтому мне сложно оценить выпечку и торты, приготовленные кем-то еще. Наш дом всегда был полон сладостей, вероятно, поэтому я рос пухленьким ребенком. Мне больше обычных людей приходится стараться, чтобы есть то, что нравится, и не прибавлять в весе. Чтобы осознать это, мне потребовалось некоторое время, но я рад, что мне удалось это сделать. Я помню чувство, которое испытал, когда у придурков из нашей школы исчезла причина смеяться над моей полнотой. Они, конечно, нашли другой повод, чтобы меня доставать, но мне стало легче и физически, и психически. Я приобрел уверенность в себе, которой до того не было.

Всю неделю Тесса и Нора ежедневно над чем-то колдовали на кухне, но я прятался в комнате – делал домашние задания и отдыхал после работы. Даже во сне я слышал раздраженные голоса покупателей, уставившихся на меню на стене.

«– Гм, нет ли у вас здесь фраппучино, как в „Старбаксе“?

– Почему у вас нет молока из кешью?

– Какая разница между капучино и латте?»

За эту неделю я очень устал, хотя работал всего три часа. Но, несмотря на это, я не собирался отсиживаться у себя. Мне хотелось поговорить с Тессой, да и с Норой. Меня бесило, что у меня перехватывает дух, когда она смотрит на меня и ее глаза встречаются с моими. Сегодня я решил быть общительным. Мне полезно общение с людьми, даже если этих людей всего двое.

Нора сняла лепешки с горячего противня и разложила их остывать. Пахло черникой. Я сел за маленький трехместный стол и стал смотреть, как Нора ходит по комнате. Она достала полиэтиленовый пакет с желтой массой, свернула его в конус, надела маленькую металлическую насадку и украсила глазурью каждую лепешку. Нора сказала, что глазурь улучшает вкус, но я был занят тем, что старался не слишком долго задерживать взгляд на ее попке, и не обратил внимания на сказанное. Я не знал, стоит ли мне оставаться в кухне. Не хотел путаться под ногами.

– Как работа? – спросила Тесса, опуская палец в миску с густым сливочным кремом с синими вкраплениями.

Наверное, черника? Она облизала руку.

Я взглянул на Нору. Она снова засучила рукава, и я обратил внимание на нижнюю часть ее рубашки. Похоже, она обрезала блузку ножницами сантиметров на десять, чтобы открыть живот. Обычно я такое не замечаю. Совсем. Кто будет равнодушен к такому, если мучается от искушения, как я, зная, что ему ничего не светит?

Ее кожа была немного темнее моей, но я не мог определить ее этническую принадлежность по внешности. Хотя я знал, что она – коктейль из чего-то прекрасного и уникального. Не знаю, чего именно, но миндалевидные глаза, темные брови и густые ресницы, роняющие тень на высокие скулы, совершенно поразительны. На ней превосходно смотрелась рубашка, да и вся остальная модная одежда, которую я видел. У Норы были полные бедра, и было трудно оторвать взгляд от ягодиц, обтянутых белыми хлопчатобумажными брюками. Или я об этом уже говорил? Я позволил себе смотреть на нее всего несколько секунд. Ведь я не причиню ей никакого вреда, если посмотрю секунду-другую, правда?

Ей нет никакого дела до моих взглядов и моего нестерпимого желания прикоснуться пальцами к обнаженной спине. В мечтах я перенесся в другой мир, в котором Нора лежит рядом со мной и я провожу пальцами по ее смуглой коже. Я бы с удовольствием взглянул, как она принимает душ: на влажные, вьющиеся на концах волосы, на покрытую капельками воды кожу, на еще больше потемневшие ресницы…

– Что-то случилось на работе, да? – спросила Нора.

Я отрицательно покачал головой. Я так увлекся, что не ответил на вопрос Тессы. Прошедший день ничем не отличался от других. Было полно посетителей – только успевай поворачиваться. С началом нового семестра в колледже в кофейнях настоящее столпотворение даже в отдаленной части Бруклина. Я не стал надоедать рассказом, что сломалась форсунка раковины и Эйден облился водой. Он выглядел так забавно – злой и растрепанный. Особенно смешно, что он сам предложил заняться ремонтом. Эйден утверждал, что знает, как устранить течь. Драко… вновь потерпел неудачу.