Поэтому я с глубоким прискорбием вынуждена посоветовать вам оставить его, ибо он сам вас ни за что не отпустит, но и не женится на вас, пока сохранится существующее положение. Надеюсь, вам хватит сил поступить так, как будет правильно для вас. Надеюсь, как и наши читатели, что в будущем вы обретете счастье, которого заслуживаете.

С наилучшими пожеланиями,

Мадам Гера».

Эйнзли отложила перо и вытерла лицо платком. Это письмо ей не хотелось показывать Иннесу. Было начало декабря. Излив ей душу, он бежал, как раненый зверь, дав понять, что его не нужно ни утешать, ни лишний раз напоминать о Бланш и Малколме. Они договорились, что из Строун-Бридж она уедет в первую неделю января.

Ее раздирали противоречивые чувства: потрясение и ужас, жалость и сострадание, скорбь и грусть, ревность, гнев, уныние, но после того дня, когда Иннес привел ее на могилу Малколма, она ни разу не усомнилась в том, что должна уехать. Перечитав ответ мадам Геры Анне, Эйнзли задумалась. Как кардинально изменились ее чувства после того, как она узнала, что Иннес не желает примириться с прошлым! Она не оставляла надежды разыскать Бланш, написала несколько писем, но ответа не получила. Помня, что до отъезда осталось всего несколько недель, Эйнзли не испытывала особого оптимизма.

И лишь в одном смысле ничего не изменилось. Подобно Анне, она нашла родственную душу, но, в отличие от Анны, Эйнзли ясно понимала, что ее родственная душа не свободна и любить ее так, как она того заслуживает, не может. Кроме того, в отличие от Анны, Эйнзли поняла, что ни на что меньшее она не согласится. Странно и удивительно, но ее бесплодие вдруг отошло на второй план. Она испытала много горя, узнав, что не сможет иметь детей, но теперь поневоле поняла, что прикрывается своим бесплодием, делая вид, будто именно оно не позволяет ей признаться в своей любви. Она внушала себе, что благородно жертвует собой, уходя из жизни Иннеса, когда на самом деле прекрасно понимала, что никакой разницы не было бы. Он все равно не полюбит ее. Он не позволит себе ее полюбить. А Эйнзли, однажды побывав на втором месте, не соглашалась снова мириться с таким положением.

По ночам она долго не могла уснуть; ворочаясь в постели, она пыталась понять, что хуже: знать, что Иннес так сильно ее хочет, или знать, что он хочет ее недостаточно. Она любила его, но за время, проведенное в Строун-Бридж, она полюбила и себя – такую, какой она здесь стала. Она знала, что его по-прежнему влечет к ней, она больше не сомневалась в том, что она желанна, но не собиралась пользоваться этим, чтобы подталкивать их обоих к удовлетворению страсти, которая в конечном счете лишь затруднит расставание.

Больше всего ей хотелось, чтобы Иннес наконец разобрался со своим прошлым, но сама она не имела права открыть ему глаза, а женщина, у которой такое право было, не ответила на ее письмо.

Поэтому Эйнзли сосредоточилась на том единственном, чем она могла ему помочь: на идеях, связанных с замком. Наконец она решила, что у нее все готово и можно поделиться своими планами с Иннесом. Сдвинув переписку мадам Геры на край стола, она поспешила к себе в комнату и посмотрелась в зеркало. Она надела платье из тафты цвета осенних листьев. Узкий лиф выгодно подчеркивал талию. Модный овальный вырез был отделан оборкой из той же материи; а длинные рукава, как и лиф, сужались книзу.

Несмотря на начало декабря, солнце светило не по сезону ярко, согревая воздух. Спустившись к причалу в поисках Иннеса, она увидела, что он стоит в одной рубашке. После приезда в Строун-Бридж он похудел. Целыми днями объезжал фермы или руководил строительством в бухте. От него пахло морем, солью и здоровым мужским телом. Эйнзли ужасно хотелось положить голову ему на плечо и услышать, как бьется его сердце.

– Эйнзли! Ты меня искала?

– Да. – Она поздно поняла, что у нее тоскующий голос. Ей не стало легче, когда она мельком увидела отражение той же тоски в его глазах. – То есть я хотела с тобой поговорить, – поспешно добавила она. – Мне нужно кое-что с тобой обсудить.

Иннес кивнул и надел поверх рубашки толстый свитер.

– Давай поднимемся к замку, – предложила она, видя, что он выжидательно смотрит на нее. – Там нам никто не помешает.

Подъем в гору помог ей немного успокоиться. Она столько трудилась над своими планами! Хотя и не сомневалась, что ее идеи станут приятным сюрпризом для Иннеса, она вдруг запоздало поняла, что, держа свой труд в тайне, противоречила собственному выстраданному желанию, чтобы с ней советовались.

Она открыла тяжелую парадную дверь ключом и первой вошла в Большой зал.

– Помнишь, – робко начала она, – что я говорила: возродить Строун-Бридж получится не с помощью слияния мелких ферм, а совершенно другим способом? На самом деле ты первым подсказал мне эту мысль в тот день, когда устроил мне экскурсию по замку.

Иннес покачал головой и озадаченно нахмурился:

– Не понимаю, о чем ты.

– Несколько лет назад Нейпир сделал Лох-Эк популярным местом среди экскурсантов и отпускников, – продолжала Эйнзли. – Я много читала об этом. Там построили причал для пароходов, проложили дороги к достопримечательностям и красивым уголкам… Вспомни, мы с тобой еще шутили: тут тоже надо устроить чайную, а рядом – лавку, где можно продавать местный твид?

– Смутно, но я все равно не…

– И ты сам говорил, что скоро проведут железную дорогу от Глазго в Гринок, так что приехать сюда смогут многие.

– Ты говоришь об экскурсантах?!

– Не только, – улыбнулась Эйнзли. Волнение постепенно оставило ее. Она подвела Иннеса к столу, где заранее все очень тщательно разложила. – Добро пожаловать в отель «Строун-Бридж касл»! – торжественно объявила она.

Иннес разглядывал чертежи, наброски, которые она сделала вместе с Робертом Александером, эскиз железнодорожного плаката, который она нарисовала сама. Взял черновик путеводителя, полистал его, потом взял тетрадь с расчетами, над которыми она так старательно работала.

– И все это сделала ты?! – изумился он.

– Извини, что не сказала тебе раньше, – ответила Эйнзли. – Знаю, я должна была посоветоваться с тобой, но мне хотелось устроить тебе сюрприз.

– Тебе это удалось. – Он ходил вокруг стола, то беря бумаги в руки, то кладя их. Он все больше мрачнел. – И ты в самом деле считаешь, что люди согласятся платить за то, что смогут жить здесь?

– Иннес, я не представляю человека, которому не захотелось бы провести ночь в замке! Знаю, ты ненавидишь Строун-Бридж, но ведь это настоящий замок, с настоящими башнями, с огромными, просторными комнатами, роскошный, пышный, и отсюда открываются самые живописные виды, и… Да, я в самом деле считаю, что многим захочется здесь переночевать. Или провести несколько дней. Как видишь, я все предусмотрела. Возможно, замок будут снимать для проведения свадеб и других торжеств. Можно назначать разные цены, в зависимости от того, какие спальни занимают гости. Самыми дорогими можно сделать комнаты с привидениями.

Иннес разглядывал эскиз плаката. Трудно было понять, о чем он думает.

– По-моему, Мари прекрасно подойдет на роль управляющей, – увлеченно продолжала Эйнзли. – Мне казалось, тебе понравится такая идея. Если она станет своего рода хозяйкой замка, по отношению к ней, пусть отчасти, восстановится справедливость!

Наконец-то он улыбнулся, пусть и мимолетно.

– Тут ты права. И отец наверняка перевернется в гробу.

– Что еще важнее, кроме нее, никто лучше не справится с такой работой, – заторопилась Эйнзли. – Кроме того, в замке найдется работа для многих местных. Понадобится нанять горничных, поваров, официантов, землекопов, садовников. По моим подсчетам, в замке можно одновременно разместить до сорока-пятидесяти гостей. Продукты можно покупать у местных фермеров. Приезжие будут охотно покупать твид, и… значит, местным жителям не придется эмигрировать, чтобы искать новую жизнь. – Она плотно сцепила руки. – Что скажешь?

– Даже не знаю. – Он провел рукой по волосам. – Просто не верится, что ты все это сделала сама.

– Не сама. Роберт мне помогал, хотя я взяла с него слово, что он никому ничего не скажет. Я не хотела, чтобы кто-то узнал обо всем раньше тебя.

По лицу Иннеса по-прежнему невозможно было понять, о чем он думает.

– Ты, наверное, считаешь, что этого все равно будет недостаточно, – продолжала Эйнзли. – Я и сама так думаю, а еще думаю, что даже пятьдесят гостей, готовых хорошо заплатить, не окупят расходы в течение нескольких лет… Я составила смету – приблизительную, конечно, потому что я не специалист. Поэтому я подумала… Нет, лучше я тебе покажу!

– Что покажешь?

Она вывела его из Большого зала в атриум и достала ключ, которым открывалась потайная дверь.

– Подожди, и увидишь. Я все обдумала, я…

– Куда ты? – Иннес замер перед дверью.

– В башню. Оттуда открывается величественный вид, и легче показать тебе, что я предлагаю, именно оттуда.

– Ты побывала там, наверху? – Он глубже сунул руки в карманы. – Я ведь не велел тебе туда подниматься! – Он выглядел сердитым.

– Там совершенно безопасно, если это тебя беспокоит, – ответила Эйнзли. – Я попросила мистера Александера оценить состояние башни; он считает, что с конструктивной точки зрения все прочно. Я попросила его осмотреть весь замок, и он сказал…

– Мнение Роберта меня не интересует. Кажется, я ясно дал понять, что в эту башню вход воспрещен!

– Ничего подобного. Ты сказал, что ключ потерялся и что там небезопасно, а поскольку ключ нашелся, и выяснилось, что никакой опасности нет… – Она помолчала, озадаченная его мрачностью, а затем продолжала: – Коттеджи! Коттеджи при замке, которые пустовали несколько лет. По-моему, их можно отремонтировать и сдавать семьям, которым не по карману проводить отпуск в отеле и которые…

– Хватит!

Эйнзли вздрогнула.

– В чем дело?

– Я ведь тебе говорил! – взорвался Иннес. – Я запретил тебе сюда подниматься!