– Ты примешь участие в этом опыте просто ради того, чтобы получить лучший совет?

– Нет. – Она посмотрела на свои руки. Хотя ее переполняло приятное возбуждение от тепла и от хереса, разговор оказался на удивление трудным. И все же она решила непременно довести его до конца.

– Знаешь, почему я рассказала тебе о мадам Гере? Не только потому, что ты был прав насчет тех советов, что я давала, все… началось раньше. Все дело во мне самой. Когда ты целовал меня, я вдруг… Фелисити говорит, что он… Джон, мой муж… отнял у меня все самоуважение. Да-да, самоуважение, так она выразилась. Больше я ничего не хочу о нем говорить. А когда ты меня поцеловал, мне показалось… мне понравилось. Очень понравилось. А потом… понимаешь, я вспомнила… его. Что у нас с ним было, вернее, чего не было. И мне перестало нравиться то, что ты делал… Я вспомнила его, и… не то чтобы я думала, что и ты такой же, ведь ты совсем другой, но… В общем, вот так. Вот что произошло. Ты сердишься?

Она подняла голову. Его глаза метали молнии.

– Нет, – быстро сказал Иннес. – На тебя я не сержусь. – Она несколько раз кивнула. – Эйнзли, тебе больше ничего не нужно говорить.

– Я хочу закончить, иначе я могу не… я так хочу! – Она крепко схватила его за руку. – Я не хочу чувствовать себя так. Не хочу чувствовать себя такой, какой чувствовала себя по его милости. Я хочу чувствовать то, о чем говорила Фелисити, и то, что я испытала с тобой до того, как вспомнила о нем. Вот почему я рассказала тебе о мадам Гере, – поспешно закончила она. – Когда ты меня целуешь, я хочу… а из-за того, что, ну, понимаешь, мы с тобой женаты не на самом деле и это ничего не значит, все… как будто безопасно. Ты мне поможешь, и я смогу лучше помогать другим женщинам. Теперь ты понимаешь? Я хочу тебя, и мне кажется, что я в самом деле могу тебе помочь… если ты не против. Ну вот, теперь ты все знаешь.

– Теперь я все знаю. – Иннес растерянно улыбнулся.

– Ты ведь можешь отказаться.

– Позволь ответить не сразу. Ты дала мне достаточно пищи для размышлений.

– И ты не сердишься из-за мадам Геры?

Иннес рассмеялся:

– Вот уж нет! Мне очень приятно обсуждать интимные вопросы, на которые приходится отвечать мадам Гере. Более того, если у тебя когда-нибудь закончатся интересные темы, я уверен, что сумею подбросить еще несколько для обсуждения.

– Не может быть! – воскликнула Эйнзли. – Фелисити предупреждала, что ты так скажешь. Теперь я должна ей пять фунтов.

Иннес снова рассмеялся:

– Мне все больше хочется познакомиться с Фелисити.

Эйнзли зевнула и удивленно посмотрела на часы:

– Время ужина уже прошло. Пойду найду Мари.

Покачиваясь, она встала на ноги, но Иннес ее удержал:

– По-моему, сейчас тебе лучше лечь в постель.

Эйнзли снова зевнула:

– Знаешь, может быть, ты и прав.

– Спасибо за признание. Я польщен, – сказал Иннес. – Я не шучу.

– Не хочу, чтобы ты считал меня обманщицей, которая только дразнит. – Эйнзли широко улыбнулась. – Теперь ты убедился, что я способна высказать свое мнение?

Иннес поцеловал ее в щеку.

– Ты…

– Дикобраз.

– Ты еще маленькая.

Она улыбнулась:

– Мне нравится…

Глаза у нее закрылись. Она снова опустилась на стул и заснула.


– Хозяин предупреждал, что вы проголодаетесь, ведь вы пропустили ужин, так что я изжарила яичницу и отрезала кусок ветчины. – Мари поставила перед Эйнзли тарелку.

– Спасибо. Пахнет восхитительно! – ответила Эйнзли. Ее передернуло.

– Сам-то уже ушел, но велел вам передать, что вернется к обеду самое позднее. Погодите, дайте лучше я! – Мари взяла из дрожащей руки Эйнзли кофейник и налила ей в чашку кофе. – Хотите, я плесну туда чего-нибудь покрепче? Клин клином, так сказать…

– Неужели так заметно? – Взяв чашку обеими руками, Эйнзли с благодарностью отпила горячей жидкости, качая головой и краснея. – Обычно я не… Надеюсь, вы не считаете, что я всегда позволяю себе лишнего.

– Ах, не мне судить. – Мари тряхнула головой. – В отличие от остальных.

Понимая, что экономке хочется поговорить, и чувствуя, что ей уже нечего терять, Эйнзли, преодолевая головную боль, улыбнулась.

– Может, вы присоединитесь ко мне? Пора нам с вами познакомиться получше… Пожалуйста! – добавила она, видя, что экономка молчит.

Мари несколько секунд смотрела на нее, поджав губы, а затем села и налила себе кофе без сливок, но бросила в чашку два кусочка сахару.

– Когда мы узнали, что хозяин женился на вдове из Эдинбурга, мы думали, что вы совсем не такая, – сказала она.

– А чего вы ожидали?

– Модную дамочку… которая будет задирать перед нами нос.

– Хотите сказать, что я простушка?

Мари покачала головой:

– Да нет, никто не ждал, что вы окажетесь такой славной. – Она криво улыбнулась. – И никакая вы не простушка. По крайней мере, не кажетесь простушкой, когда оживляетесь. Уж вы на меня не обижайтесь…

– Что вы, я не обижаюсь! – Эйнзли намазала лепешку маслом и с сомнением посмотрела на яичницу. – Значит, я вас разочаровала?

– Здесь никто вас не знает и потому не может судить.

– И все же вы сказали, что другие судят – вы только что сказали что-то в этом роде.

Экономка скрестила руки на груди.

Эйнзли попробовала яичницу и отрезала себе ветчины. Мари Макинтош оказалась моложе, чем представлялось Эйнзли вначале. Эйнзли поняла, что Мари всего сорок с небольшим. Под передником и толстой твидовой юбкой просматривались очертания пышной фигуры. Хотя она часто напускала на себя суровость, лицо ее можно было назвать привлекательным: высокие скулы, чувственные губы – когда она их не поджимала. Глаза у нее были серыми, глубоко посаженными, а из-за одутловатой кожи казалось, будто у нее под глазами темные мешки. И все же ее можно было назвать привлекательной женщиной. Кольца она не носила.

– Нет, я никогда не была замужем, – сказала Мари, заметив, куда смотрит Эйнзли. – Работаю здесь, в замке, с десяти лет. Начинала на кухне – на большой кухне – еще при жизни миссис Драммонд.

– Значит, вы знаете Иннеса с детства?

Мари кивнула.

– И его брата?

– И его тоже.

– Это из-за него все здесь так сурово относятся к Иннесу? Им так неприятно, что хозяином стал он, а не Малколм?

Мари с грустью покачала головой:

– Не надо было ему так надолго пропадать.

– Но неужели вы не понимаете, что у него была своя жизнь? И ведь он не… Я имею в виду, судя по состоянию земли, по тому, как здесь все постепенно приходило в упадок… Во всем виноват его отец, а Иннес ни при чем.

– Не надо ему было так надолго пропадать, – непреклонно повторила Мари.

– Да бросьте! Он ни в чем не виноват! – Сообразив, что обвинения ни к чему хорошему не приведут, Эйнзли взяла себя в руки. – Сейчас он здесь, и я тоже, и самое главное: что будет дальше со Строун-Бридж?

– Многим из нас кажется, что у Строун-Бридж нет никакого будущего, – ответила Мари.

– Что вы имеете в виду?

– Хозяин, видимо, уже решил, что на замок не стоит тратить время.

– Он еще ничего не решил. Он не пробыл здесь и месяца.

– И, судя по всему, надолго он в наших краях не задержится. Он запретил официально встретить вас на причале, а о прощении ни словом не обмолвился! Конечно, замок сейчас не в том состоянии, чтобы в нем жить. Но это уж другой вопрос. Он хозяин, а поселился на ферме. Очевидно, он не собирается здесь оставаться. Уедет, как только сможет, и снова начнет строить мосты.

Эйнзли расслышала в голосе экономки воинственные нотки.

– Иннес еще ничего не решил насчет замка. Он объезжает фермы, потому что…

– Потому что собирается сделать то, что делают все здешние землевладельцы: снести фермы и устроить на их месте пастбища для овец. Неужели он нас дураками считает? Овцы! Вот что он сделает, вот что делают все. Избавится от арендаторов. Позовет судебных приставов. Долой старое, да здравствует новое. Сделает так и вернется в Эдинбург, в Лондон или где он там прятался последние четырнадцать лет. А вы уедете с ним, и он снова начнет делать вид, будто никакого имения не существует, потому что ему тяжело… – Мари осеклась. – Ладно, не важно.

Эйнзли ошеломленно смотрела на нее:

– Он ни разу не заикался ни о каких овцах и не собирается никуда уезжать по крайней мере… некоторое время. – Ей показалось, что Иннесу не понравится, если всем станут известны условия завещания его отца.

Мари в ответ пожала плечами. Эйнзли налила им еще по чашке кофе.

– Кстати, о каком прощении вы упомянули? Кого нужно прощать?

– Друг друга. – Мари отпила кофе. – Прощать и прощаться… После похорон старого хозяина устраивают пир для всей округи. Люди приходят приветствовать молодого лэрда. И во время церемонии все прощается – старые долги и обиды. Их хоронят вместе с прошлым. Но поскольку ваш муж не приехал на похороны отца…

– А нельзя устроить церемонию в другое время? – спросила Эйнзли.

– Насколько мне известно, ее вообще не проводили.

– Да, но если устроить прощение в другое время, оно что, считается недействительным?

Мари медленно покачала головой.

– Церемонию в последний раз не проводили. Если хотите, загляните в книгу «Обычаи и обряды семьи Драммонд из Строун-Бридж», – продолжала она, видя, что Эйнзли вопросительно смотрит на нее. – Она в замковой библиотеке.

– Так я и поступлю… и вам кажется, что это хорошая мысль? – не сдавалась Эйнзли.

– Церемонии проходят в Большом зале. Мне понадобится помощь и припасы, а еда…

– Да-да, мы обо всем позаботимся, но вы-то как считаете?

Экономка нехотя улыбнулась:

– Я считаю, мысль превосходная. Если вы уговорите мужа.


– Обряд прощения? – Иннес нахмурился. Эйнзли передала ему свой разговор с Мари, как только он вернулся. Он думал, что она будет робкой, сдержанной или, наоборот, даже воинственной. Он не ожидал, что она загорится каким-то нелепым планом устроить прием. – Не совсем понимаю, что от меня требуется, – осторожно сказал он.