Она чувствовала, как оседает на пол, слышала, как кто-то дико закричал. А потом ей стало все безразлично. Золото засыпало ее с головой, и она поняла: спасения нет!

Глава 2

За окном весело щебетали птицы, и Вирджиния с удивлением обнаружила, что она не только вслушивается в их голоса, но и старается отличить одну птицу от другой. Когда-то давным-давно она неплохо умела это делать, зная по голосам всех певчих птиц.

Медленно, с огромным усилием она открыла глаза. Мимо окна проплыло целое облако красных, белых и желтых бабочек, отчетливо видимых на фоне ярко-голубого неба. Она завороженно проводила их взглядом и ощутила прилив радости и счастья. Неожиданно перед ней возникло лицо, закрывшее небо, и чей-то голос, нежный, но взволнованный, сказал ей:

— Ты проснулась, Вирджиния! Наконец ты проснулась!

Вирджиния хотела ответить, но не смогла — голос не повиновался ей. С трудом она прошептала едва слышно:

— Кто… кто вы?

— Я твоя тетя, Вирджиния! Тетя Элла Мей! Ты меня помнишь?

— Пом…ню… — проговорила, запинаясь, Вирджиния, закрыла глаза и тотчас же снова погрузилась в сон.

Прошло время, и она снова проснулась. Птицы молчали, но бабочки по-прежнему весело порхали за окном. «Должно быть, полдень», — подумала она. Жарко. Кругом обильно цвели глицинии, их гроздья свешивались в комнату, напоминавшую веранду. Чья-то сильная рука приподняла девушку и поднесла к ее губам стакан.

— Выпей, Вирджиния, — услышала она голос тети. — Это пойдет тебе на пользу.

Она послушно сделала несколько глотков. Напиток был очень вкусным, и она потянулась губами к стакану, но его уже убрали.

— Где… я? — спросила Вирджиния онемевшими губами, не сводя глаз с порхающих бабочек, которые в эту минуту были для нее символом того, что она отчаянно хотела вспомнить. Или, наоборот, забыть?

— Ты у меня дома. И я за тобой ухаживаю.

— Тетя… Элла… Мей… — запинаясь, пробормотала девушка. — Я… я припоминаю что-то… смутно… Вы… сестра? Я… болела?

— Да, милая. Очень сильно.

— А что… со мной было?

— Потом поговорим об этом, родная. А пока лежи спокойно. Через некоторое время я принесу тебе новое питье.

— Пить, — едва слышно проговорила Вирджиния. — Меня мучает… жажда.

К ее губам немедленно поднесли стакан, и она с удовольствием сделала несколько глотков, пытаясь разобраться, что она пьет. Было невероятно вкусно, и сразу же исчезла противная сухость в горле.

— Это… мед? — спросила она чуть громче, выпив все, что ей дали.

Тетя улыбнулась.

— Не только. Здесь и сельдерей, и водяной кресс, и другие травы.

— Травы? — удивилась Вирджиния. — И долго… я здесь… у вас?

— Долго, — коротко ответила тетя.

Вирджиния сосредоточенно обдумывала услышанное.

— Я пытаюсь… вспомнить… Я… упала… Это был… несчастный случай?

— Не переживай! Что было, то прошло, — ласково успокоила ее тетя. — А теперь спи.

— Мне кажется, я сплю уже очень-очень долго, — проговорила Вирджиния сонным голосом и немедленно заснула, даже не успев закончить свою мысль.

Когда она снова проснулась, был уже вечер. Она лежала в кровати. Шторы на окнах были спущены. Веселенькая расцветка из ситца; недорогая, но очень милая драпировка. Небольшую, с низким потолком комнату, несмотря на летнее время, обогревал камин.

Вирджиния пошевелилась, и тетя, сидевшая у камина, сразу встала и подошла к ней.

— Проснулась? — ласково поинтересовалась она. — Может быть, проглотишь несколько ложечек бульона?

Вирджиния кивнула в знак согласия, и тетя принялась кормить ее. Бульон был необыкновенно вкусным, еще вкуснее, чем те напитки, которыми ее поили.

Она съела довольно много, даже устала и в изнеможении откинулась на подушки.

— Рада… видеть… вас… тетя… Элла… Мей… — проговорила она, с трудом подбирая слова, будто говорила на чужом языке. — Я… часто… вспоминала вас. Вы… ведь никогда… не навещали нас в… Нью-Йорке.

— Все так, милая, — голос тети звучал необычно умиротворенно.

Какие-то обрывки воспоминаний вихрем пронеслись в сознании Вирджинии: крики, шум, сердитый голос отца, когда кто-то смел ослушаться его, мама тоже злая, недовольная, громко хлопает дверью… И тетя Элла Мей, оставляющая дом, со слезами на глазах, но с решимостью во взгляде.

— Я… все помню, — неожиданно громко произнесла Вирджиния. — Вы… ушли от нас.

— Да, дорогая! Ушла, чтобы выйти замуж, — спокойно призналась тетя. — А потом через много лет приехала на твою свадьбу, потому что мать пригласила меня. И даже попросила, чтобы я приехала.

— Мою… свадьбу… — задумчиво повторила Вирджиния и замерла. Некоторое время она лежала неподвижно, а потом заговорила словно сама с собой. — Этот ужасный… торт. Он упал на меня… и золото… оно поранило мне голову! Голова… болит. Наверное, от этой ужасной… огромной тиары!

— Когда ты упала, тиара покатилась на пол, и все катилась, катилась через весь зал.

Вирджиния почувствовала, как у нее растягиваются губы, и издала слабый смешок.

— А я всегда говорила, что эти тиары — такая глупость! — улыбнулась и тетя. — Совершенно бесполезная вещь в наше время.

— Мама… называла ее короной, — сказала Вирджиния, и они с тетей дружно рассмеялись.

Смех затих сам собой и внезапно.

— Мама! — воскликнула девушка испуганно. — Она станет очень сердиться на меня. За то… что я… заболела. И почему… она разрешила… вам… забрать меня?

Тетушка молча поднялась со стула.

— Поговорим об этом позже, дорогая.

— Нет, сейчас! — упрямо возразила Вирджиния. — Я хочу знать… Она ведь очень сердится на меня, не так ли?

— Не хочу расстраивать тебя, моя девочка, — мягко сказала ей тетя Элла Мей. — Твоя мать… она совсем не сердится на тебя, Вирджиния. Ее — увы! — уже просто нет с нами. Она умерла, моя родная.

Вирджиния смотрела на нее в немом изумлении.

— Умерла! — повторила она глухо. — Как-то мне и в голову не приходило, что… мама… может умереть. Она… всегда… производила впечатление такого… сильного… такого несгибаемого… человека… Значит, вот почему я оказалась… у вас.

— Да, милая.

Прошло еще много дней, прежде чем Вирджиния смогла представить себе полную картину всего, что случилось в то злополучное апрельское утро. Ее короткие вопросы сопровождались такими же краткими, обрывистыми ответами, и она очень часто, не дослушав до конца, погружалась в сон. Много позже тетя Элла Мей сказала ей, что ее любопытство было так велико, что ей сказали почти все вскоре после того, как она пришла в себя.

— После случившегося с тобой обморока, — рассказывала ей тетя, — твоя мать впала в состояние крайнего возбуждения. Она была сильно раздосадована происшедшим и даже решила, что ты притворяешься больной, чтобы избежать свадебных торжеств, а упала по обычной своей неловкости, зацепившись за край платья. Вид тиары, валявшейся на полу, взбесил ее, но еще сильнее она распалилась от того, что тебя никак не могли привести в чувство.

— И что дальше? — прошептала Вирджиния.

— Мешали твое платье и фата, но в конце концов тебя перенесли в приемную, расшнуровали, а мать все кричала, что она не позволит сорвать торжество и что свадьба должна идти своим чередом.

— Вирджиния сейчас придет в себя и присоединится к нам! — объявила она всем. — А пока кто-нибудь посидит возле нее. Мне все равно, кто это будет!

Вот так я оказалась рядом с тобой, потому что в эту минуту сама предложила матери поухаживать за тобой.

— Как хочешь, Элла Мей, — ответила мне твоя мать. — Хотя, впрочем, ты ведь хорошая сиделка, у тебя была большая практика ухода за больными. Ну, так вот! Приведи эту девчонку в чувство, да побыстрее! Ее нужно немедленно поставить на ноги! — И с этими словами она покинула комнату, громко хлопнув дверью на прощание.

— Когда я посмотрела на тебя внимательнее, то поняла, что пройдет немало времени, прежде чем ты встанешь на ноги. Прибежали доктора, всякие светила, сыпали терминами, называли по-научному то, что с тобой произошло, — продолжала свой рассказ тетя, — но я постараюсь объяснить тебе все в самых простых выражениях. Годами тебя откармливали как на убой. Будто ты страсбургский гусь, которого намереваются зарезать к Рождеству. В тебя впихивали всевозможные яства, которые ничего, кроме вреда, не приносили твоему организму. Сахар, сливки, жирные кремы и паштеты, разные деликатесы, да еще в сочетании с вином, которое тебе постоянно прописывали лечащие врачи. Все это, вместе взятое, превратило молодой организм в развалину, а ты сама стала похожа на гору жира и мяса. Конечно, какое сердце справится с такими нагрузками? Не выдержало и твое. Все эти яды, которыми тебя пичкали под видом лечения, постепенно проникали в твой мозг, а те нервные перегрузки и общее состояние уныния и отчаяния, в котором ты пребывала накануне свадьбы, лишь усугубили и ускорили то, что и случилось. В результате у тебя началось воспаление мозга, как мы это называем по-простому.

Вирджиния тихо ойкнула.

— Воспаление мозга? — с ужасом повторила она. — То есть вы хотите сказать, что я сошла с ума?

— Обыкновенная горячка, не более того, — успокоила ее тетя. — Ты все время в бреду говорила о деньгах. Деньги! Это слово, которое я никогда особенно не любила. А теперь и вообще испытываю к нему отвращение.

— Мне все время казалось, что откуда-то сверху падают слитки золота и грозят засыпать меня с головой, — задумчиво проговорила Вирджиния. — Я это хорошо помню. А еще помню, что когда я стала падать, то и торт начал падать вместе со мной.

— Господи! Это безобразное огромное чудище из сахара и взбитых белков! — насмешливо сказала тетя и весело улыбнулась. — Это было бы самое лучшее для такого кулинарного шедевра!