– Вон этот дом. Видишь ту крышу?

Паскаль тепло оделась, и после вчерашней вечеринки с наслаждением вдыхала свежий морозный воздух.

– А зачем я тащу этот пакет? – негодовал Адриан, едва не шлепнувшись на землю. – Я даже понятия не имею, что в нем лежит!

– Там шерстяная шаль, она совсем не тяжелая, так что не жалуйся.

– Шаль… Ты могла бы взять эту старушку под свою опеку, если, конечно, твои поклонники не взбунтуются.

– Кого ты имеешь в виду?

– Да всех! Твой бывший муж, твой директор… даже дружок Авроры поглядывает на твои ножки, когда ты проходишь мимо.

– Жорж? Ты говоришь такую чепуху, он любит Аврору, это видно за километр.

– Одно другому не мешает, блошка, ты, похоже, не знаешь мужчин!

Паскаль остановилась и посмотрела на брата.

– Ну ты и циник, Адриан. Что с тобой?

Она была уверена, что он отшутится, но, видимо, что-то его задело за живое.

– Ничего. Просто мне все надоело… и все эти праздники, и моя холостая жизнь.

– Правда? Адриан, если я могу тебе чем-то помочь… Но мгновение искренности прошло.

– Ничем ты мне помочь не можешь, дорогая моя! – отрезал он.

Она смутилась и, не решаясь более о чем-либо спрашивать, ускорила шаг. Он никогда не говорил с ней о своих проблемах и, несмотря на всю свою колкую ироничность, почти всегда был в хорошем настроении. Какая муха его укусила? Может, это следствие утренней ссоры с Самюэлем?

Через некоторое время она услышала хруст льда за спиной. Он догнал ее.

– Не обижайся, – сказал он вкрадчиво. – Просто мне плохо.

– Из-за отца?

– Нет, я забочусь о нем и думаю, что у него все в порядке. В клинике тоже все нормально: все места заняты, счета оплачены… в наше время это можно считать просто подарком небес!

– Тогда что же не так, Адриан? Любовные муки?

– Думаю, что это именно так и называется, – процедил он сквозь зубы, – но, прости, у меня нет никакого желания рассказывать тебе о своих несчастьях. Я твой старший брат, это я должен опекать тебя, давать советы, утешать, а не наоборот. Когда-то мне это так часто повторяли!

Она была поражена тем, что услышала, но ничего не ответила. И он продолжил:

– Конечно, ты права, мы могли бы поговорить о прошлом нашей семьи. Мама – я обожал ее, не будем забывать об этом – считала тебя восьмым чудом света. Не потому, что ты была ее дочерью, а я не ее сын, а потому, что ты была девочкой. Чудесной малышкой, которой она восхищалась и которую оберегала как священную реликвию. Чтобы утешить меня, папа объяснил, что когда-то давно мама потеряла свою первую дочь… В течение многих лет я был знаком именно с этой версией. И только потом, когда мама заболела, отец признался, что этот ребенок не умер, что мама оставила его в больнице из-за того, что у него была болезнь Дауна.

– Почему он рассказал об этом только тебе?

– Зная тебя, мы были уверены, что ты не удержишься и станешь расспрашивать об этом маму. Незачем было подвергать ее таким мучениям.

– Но ведь речь не просто о печальных воспоминаниях, а о человеке!

Паскаль снова охватил гнев, двойные стандарты были ей отвратительны, она внезапно осознала, что сильно отличается от членов своей семьи, что она чужая для них.

Приблизившись к калитке Леони Бертен, она остановилась, чтобы отдышаться.

– Это очень милая пожилая женщина, она помнит нас детьми. Она хорошо слышит, поэтому можно не кричать.

Адриан неожиданно рассмеялся.

– Ах, блошка, ты неподражаема, когда начинаешь читать мораль…

Глядя на него, Паскаль тоже рассмеялась, понимая, что Адриан вернулся к своему обычному беззаботно веселому состоянию.


Дороги так никто и не чистил, и только сосед вывел свой трактор и кое-где разбросал песок. К пяти вечера, когда начали опускаться сумерки, Самюэль решил, что ему пора ехать. Раньше не удалось, потому что Марианна отказывалась уезжать, не попрощавшись с Паскаль и Адрианом.

Когда они вернулись от Леони Бертен, с раскрасневшимися от мороза щеками и в прекрасном настроении, Самюэль уже готов был откланяться, но Марианна опередила его.

– Это был прекрасный рождественский праздник, Паскаль! Спасибо, что пригласили нас, просим прощения, что несколько увлеклись вашим вином. Я уснула, как ребенок, а когда проснулась, везде лежал снег, ну прямо как в сказке!

Ее улыбка и благодарственная тирада выглядели вполне натурально, но Самюэль знал, что этот вечер был очень тяжелым для Марианны по многим причинам.

– Я была рада принимать вас у себя дома, – ответила Паскаль.

– Самюэль был вне себя от радости, когда узнал, что сможет встретить здесь Рождество, и не зря! Спасибо вам еще раз.

Самюэль взял Марианну за руку, пытаясь прервать этот нескончаемый поток слов.

– Отдыхай, ты заслужила это, – сказал он, наклоняясь к Паскаль.

– Ты правда был «вне себя от радости»? – прошептала она, когда он целовал ее в шею.

Они обменялись многозначительным взглядом, и уже более громко Паскаль добавила:

– Будьте осторожны на дороге.

Она проводила их к выходу и помахала рукой, отвечая на прощальные жесты Марианны.

– Ну все, можешь прекращать очаровывать собравшихся, – пробурчал Самюэль, подъезжая к воротам.

– Все-таки она очень мила, твоя бывшая жена…

– Согласен.

– Но отопление в Пейроле никуда не годится, ночью мне было очень холодно.

– По-моему, ты спала так крепко, что не могла отдавать себе отчет об окружающей температуре, – заметил он.

– Не будь занудой, я же извинилась. Ну перебрала, ну и что? Это же Рождество, разве не так? И, по-моему, это никому не помешало. И потом, мы с тобой просто друзья, а друзья имеют право напиваться!

То, что она помнила об их соглашении, несколько утешило его. Он сможет отвезти ее домой и потом вернуться к себе.

– Не обижайся, – сказал он примирительно, – ничего страшного не произошло.

Их больше ничего не объединяло, их пути разошлись. Он развернул машину и почувствовал, как колеса скользят на льду. Сосед Паскаль посыпал песком только подъездные дорожки, главная же дорога была скользкой и опасной. Сам-то он был опытным водителем и очень надеялся, что на дороге им не встретится какой-нибудь новичок.

– Знаешь, что во всем этом самое грустное, Самюэль? Не отрываясь, он смотрел на дорогу и лишь отрицательно мотнул головой.

– То, что ты бессмысленно тратишь свою жизнь, оплакивая развод с Паскаль. Ты не можешь смириться с тем, что утратил ее, цепляешься неизвестно за что, чтобы постоянно находиться рядом. Но у нее есть отец, брат и поклонник, который ей, похоже, небезразличен. Вчера вечером, когда нас с тобой рассадили по разным концам стола, я наблюдала за тобой, и мне было больно оттого, что ты пытался играть роль ее возлюбленного… Согласна, она красива, мила, возможно, очень умна – все, что хочешь, но проблема состоит в том, что она тебя больше не любит; однажды тебе придется признать это и воспользоваться другой возможностью, чтобы обрести счастье.

Ему наскучило слушать ее нравоучительную болтовню, и он даже открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. Как он мог убеждать ее в том, что она никогда не сможет стать его возлюбленной, что бы она ни сделала или ни сказала? Может, она надеялась победить его силой своих доводов и ее аргументы казались ей неопровержимыми? Но он-то знал, что Марианна со всеми своими предположениями очень далека от настоящего понимания его странных и запутанных отношений с Паскаль.

– Спасибо за твой… дружеский совет, – проговорил он.

Почему он проявил слабость и позволил ей поехать вместе с ним? Потому что он не хотел причинить ей боль? Но это же смешно! Их разрыв был мучителен для них обоих, и он один был виноват в этом.

Она еще что-то говорила, но он не обращал внимания, поскольку навстречу им на большой скорости спускался грузовик. В течение доли секунды Самюэль понял, что шофер грузовика потерял контроль над управлением и его просто несло по оледеневшему склону.

– Самюэль! Он сейчас собьет нас! – закричала Марианна. Ее крик смешался с отчаянными сигналами клаксона грузовика. Самюэль взял назад, он не мог резко затормозить, чтобы самому не потерять управление машиной. Слева и справа от дороги росли деревья, и он молился, чтобы не врезаться в одно из них.


26 декабря Надин Клеман, как обычно, ровно в восемь утра вошла в свой кабинет. Через несколько минут она подошла к столику дежурной медсестры и положила на него огромную коробку шоколадных конфет для персонала. От нее не ускользнул озадаченный взгляд девушки, однако Надин не удосужилась дополнить свой жест словами. Она также проигнорировала любопытные взгляды сотрудников, направленные на жемчужный браслет, подаренный ей Бенжаменом.

Каждое Рождество она испытывала меланхолию, которую быстро гасила работой, но в этом году ей было особенно грустно. Ее брат Эммануэль говорил лишь об аэронавтике, он был таким же скучным, как и его друзья. С возрастом он становился все более раздражительным, выход на пенсию не пошел ему на пользу.

Надин, выйдя замуж за Луи Клемана, все время откладывала рождение детей на потом, пока не овдовела. Несколько раз ей приходила в голову мысль выйти замуж еще раз, но в больнице было так много работы, и стремление получить должность профессора отнимало у нее все время и силы. Она не жалела об этом и ни на что бы не променяла свой пост, но иметь племянниц или племянников была не против.

Накануне, делая покупки, она зашла в магазин «Оливье», что на улице Лафайет – лучший магазин шоколадных изделий в Тулузе, и купила себе изюм в арманьяке, покрытый черным шоколадом, а также шоколадные конфеты с апельсиновой цедрой и имбирем. Затем ей пришло в голову взять большую коробку конфет для своих сотрудников в Пюрпане. В этом не было никакого душевного порыва. Ее забавляла лишь мысль о том, как удивятся ее подчиненные. Никто в отделении не любил ее, и она не строила на этот счет никаких иллюзий.