Разумеется, письмо тетушки будет адресовано Вашей матушке, а, кроме того, будет содержать приглашение и для неё, чтобы Вы не чувствовали себя неловко без сопровождения.

Поверьте, дорогая мисс Полдарк, ваш приезд доставил бы нам огромное удовольствие. 

С искренним уважением,

Эдвард Петти-Фитцморис


Глава вторая

I

В последнюю пятницу мая Джереми поделился с матерью своей идеей навестить мисс Тревэнион.

— Ты получал от неё вести? — спросила Демельза.

— Нет.

— Ты писал ей?

— Однажды. И не дождался ответа.

Демельза взглянула на своего рослого сына. Глаза юноши были пусты. Так пуст бывает взгляд молодых людей, попавших в неприятности.

— Твоему отцу не понравилось письмо миссис Беттсворт.

— Знаю. Но выждал два месяца. Думаю, у меня есть право их навестить.

— Конечно. Мне сообщить отцу?

— Когда я уеду.

— Не думаю, что он будет против.

— Следует ли подождать два месяца? — спросил Джереми.

— Нет, — криво улыбнулась Демельза.

Они направились к конюшне.

— Когда-то у тебя была лошадь по имени Каэрхейс, — произнес Джереми. — Это было до моего рождения?

— Да, еще до того, как в нашей семье появился достаток. Мы продали ее, когда нуждались в деньгах.

— Откуда у нее такое имя? В то время ты была знакома с Тревэнионами?

— По-моему, у нее уже было это имя, когда мы ее купили. Спроси лучше у отца.

— Как-нибудь. — Джереми стал седлать лучшего чалого коня по кличке Колли (краткое от Коллингвуд). Его купили для охоты, но с годами Джереми стал питать отвращение к этому развлечению, и теперь главным образом скакал галопом по вересковым пустошам. Демельза заметила, как принарядился Джереми, — таким она его еще не видела.

— Джереми.

— Да?

Она помогла затянуть подпругу.

— Знаю, ты ужасно расстроился, и я ничем не могу тебе помочь. Это так меня огорчает. Я даже не могу дать тебе совет.

— Никто не может.

— Да ты его и не примешь. Верно. Нет смысла старикам говорить молодым, особенно своим детям, что они и сами через это прошли. Такое не берется в расчет. Это отражает лишь собственные переживания, ревность или потрясения. Все мы рождены одинаковыми, но при этом каждый из нас уникален, и все мы страдаем.

Джереми похлопал ее по руке.

— Но есть кое-что важное, — добавила Демельза. — Никогда не забывай, что ты Полдарк.

Колли стал проявлять нетерпение в предвкушении прогулки. Джереми похлопал его по морде.

— Маловероятно, что я об этом забуду.

— Я имею в виду... — Демельза помедлила. — Семью твоего отца, а не мою. Меня огорчит, если шахтерское происхождение будет вставлять тебе палки в колеса.

Что ж, наконец-то она это произнесла.

Джереми выглянул из конюшни, в его глазах ничего не отражалось.

— Ты время от времени берешь меня в церковь. Мы ведь ходим туда всей семьей несколько раз в год.

— И?

— Говорят: чти отца и мать. Эту заповедь я исполняю. Понимаешь? Не беспокойся. Я исполняю всю заповедь, а не половину. В этом нет ничего такого. Если кто-то научит меня иному, то точно не ты.

— Я лишь...

— Я прекрасно знаю, о чем ты говоришь. А теперь, мама, занимайся своими делами, а я займусь своими. Никакая девушка...

Он запнулся.

— Это может быть не она. А ее родители.

Джереми взглянул на мать и язвительно улыбнулся.

— Это мы посмотрим.

II

Замок купался в море колокольчиков. А над ними трепетало кружево молодых буковых и березовых листьев. В бухте мерцало прозрачное море.

Джереми впустил престарелый лакей, как будто вечно носивший мятые чулки.

— Пойду погляжу, сэр. Не знаю точно, где сейчас мисс Кьюби, сэр. Покорнейше прошу садиться, сэр.

Джереми не принял приглашения. Вместо этого он прошелся по большой и высокой гостиной, где в марте они музицировали. Клавесин Клеменс открыт, на нем лежало несколько листов с нотами. У камина стояли туфли, а пламя никак не желало умирать и пускало тонкие дымные спирали. К стене прислонились четыре ружья. На диване лежали две развернутые лондонские газеты: «Таймс» и «Морнинг пост». Со стен рассеянно взирали портреты предков Тревэнионов.

После долгого ожидания дверь открылась, и у ног Джереми с лаем запрыгали два спаниеля.

— Дорогой мой Полдарк! — Это был майор Джон Тревэнион, его плотно сжатые губы растянулись в приветствии. — Как хорошо, что вы пришли. Как поживаете? Вокруг свирепствуют болезни. Прошу, проходите сюда. Здесь куда удобнее.

Он повел его в кабинет — комнату поменьше размером и более светлую, с видом на пустошь. Как обычно, там был приличный беспорядок. В уголке у камина сидела за вышивкой миссис Беттсворт. Она улыбнулась такими же плотно стиснутыми губами, как у сына, и оторвалась от работы, чтобы протянуть руку, над которой склонился Джереми.

Они поболтали о погоде, инфлюэнце, нехватке лошадей из-за войны, о том, как трудно найти приличных каменщиков для строительства замка, о приближающихся в Бодмине скачках — о них майор, похоже, был весьма осведомлен. Это поле битвы было Джереми не по нраву. По правде говоря, худшее из возможных, но он не позволил себя заболтать или сбить с толку.

— Вообще-то я приехал навестить мисс Кьюби, — неожиданно произнес он. — Прошло уже больше двух месяцев с нашей последней встречи.

После короткой паузы Тревэнион ответил:

— Кьюби в добром здравии, но сейчас ее нет дома. Она навещает кузенов в Трегони. Но я скажу ей, что вы заходили. Я передам ей... э-э-э... ваше сообщение, если хотите.

— Скажите ей, я разочарован тем, что на Пасху ей не позволили навестить мою семью на северном побережье.

— Не позволили? — Майор Тревэнион уставился на мать налитыми кровью глазами, но она не обратила на него ни малейшего внимания. — Думаю, у нее были другие обязательства. Разве не так? Что ж, мне очень жаль, Полдарк. Нам всем жаль. Сказать по правде, матушка воспитывает всех детей в строгости и не позволяет им свободу, которую жаждут получить многие современные девушки.

— Может быть, она получит немного свободы, чтобы приехать в другой раз? Например, с Огастесом?

— Огастес в Лондоне, — сказал майор Тревэнион. — Он получил должность в Казначействе, где, как мне кажется, его дарования раскроются в полной мере. Он пишет занятные письма.

— Мистер Полдарк, — вмешалась миссис Беттсворт, — будьте добры, передайте мне тот зеленый шелк.

Джереми поспешил выполнить просьбу.

— Он пишет занятные письма, — продолжил майор Тревэнион и засмеялся, не успев рассказать шутку. — Говорит, что ехал в наемной карете, где на полу вместо ковра лежала солома. Ходил на службу в Вестминстерское аббатство, и там помимо него присутствовал лишь один прихожанин. А в лавках, по его словам, полно оскорбительных карикатур на любых известных персон. Французов, англичан, американцев...

Ненадолго повисла тишина.

— Надеюсь, мисс Клеменс в добром здравии? — спросил Джереми.

— Да, благодарю вас. На прошлой неделе мы вместе ездили в Ньютон-Эббот, моя кобыла Роузленд выиграла там приз королевы Шарлотты... На обратном пути дороги вокруг Плимута заполонили солдаты — и пешие, и в экипажах, они направлялись на корабли. Подкрепления для Португалии и Индии. Слава Богу, война стала менять направление к лучшему, давно пора.

— Несомненно, — согласился Джереми.

— Представляете, из-за этой бесконечной войны стало так трудно найти людей, что приходится платить тридцать фунтов в год даже самому паршивому лакею. Даже женщины стали просить больше. Я плачу кухарке тринадцать фунтов в год. Как справляется ваш отец?

— По правде говоря, — ответил Джереми, — я не интересовался этими вопросами. Большинство слуг работают у нас очень давно. У нас нет лакеев, в основном женщины, которые помогают моей матушке, и еще двое слуг выполняют разную работу по дому.

— И сколько акров составляет ваше поместье?

— Кажется, около сотни.

— У нас тысяча, и половина обрабатывается. А еще есть около пяти сотен акров на полуострове Роузленд, довольно плодородная земля. Но разумеется, больше всего меня волнуют пятьсот акров вокруг замка. Они закрыты от ветров, и здесь можно выращивать редкие кустарники. Если бы у меня было время, я бы вам их показал.

— Мисс Кьюби показывала некоторые, когда я был здесь в последний раз.

— Вот как? Ах да.

Миссис Беттсворт подняла голову.

— Надеюсь, вы простите нас, что мы не приглашаем вас к обеду, мистер Полдарк. Вы же понимаете, когда в доме осталось так мало членов семьи, нам нужно совсем мало, и для кухарки будет довольно затруднительно изменить меню в такой поздний час.

Джереми поднялся.

— Разумеется. Я понимаю. — Он посмотрел на хозяев. — Хотя, пожалуй, не вполне понимаю. Прошу меня простить. Я вырос в семье, где привыкли выражаться прямо. И в результате не могу оценить любезность, которая маскирует неодобрение. Я бы предпочел прямое объяснение причин этого неодобрения, нежели скрывающие его бессмысленные слова. Миссис Беттсворт... Майор Тревэнион... Всего вам хорошего.

Он поклонился и шагнул к двери. Его рука на дверной ручке дрожала от гнева.

— Подождите, Полдарк. — Джон Тревэнион отпихнул спаниеля, суетящегося у его ног. — Матушка, собакам нужно прогуляться. Я провожу мистера Полдарка к лошади.

— Разумеется, — сказала она и на мгновение застыла с иголкой в руках. — Хорошего вам дня, мистер Полдарк.

Джереми не замечал ничего вокруг, шагая по холлу и крыльцу. За парадной дверью, выходящей на укрытую от моря сторону, тянулся арочный проход. У выхода из него он привязал к коновязи Колли.