— И всё-таки, — продолжил виконт, — и всё-таки я согласен, бывали времена, когда отцу совершенно не нравилась ваша позиция по определенным вопросам. Главным образом, когда вы выступали в пользу закона о свободах для католиков.

— И до сих пор выступаю, — сказал Росс.

Лорд Фалмут глотнул канарского и уставился на потрепанные знамена.

— У вас есть родственные связи с католиками? Какой-нибудь брак...

— Ничего похожего.

— А сами вы не из гугенотов? Мне кто-то говорил.

— Это было очень давно, — улыбнулся Росс.

— Но даже если и так, это тем более странно.

— Нет... Просто я считаю, что нынешние законы частично лишают гражданских прав большую группу талантливых англичан, не менее преданных короне, чем вы или я.

— Средство от этого — в их собственных руках!

— Но им так не кажется, милорд. Осмелюсь предположить, это стало ясно и многим протестантам.

— Что ж... Должен признаться, капитан Полдарк, что я полностью против любых изменений действующего закона, в точности так же, как и мой отец. И даже более. Я считаю, что признание этих людей полноценными гражданами — а при первой же возможности они присягнут иностранным державам — станет национальной катастрофой и ошибкой государственного масштаба.

Росс снова улыбнулся.

— В таком случае, вероятно, хорошо, что я сам прошу об отставке.

— Надеюсь всё же, что до этого не дойдет. Подумайте еще немного. Пока что выборы не намечаются, и я предлагаю вам доработать срок, а когда придет время, обсудим всё снова.

Они замолчали.

— Еще канарского?

— Благодарю, нет, мне бы хотелось вернуться домой до темноты.

Молодой пэр поднялся.

— Кстати, о выборах. Что вы думаете о дуэли между сэром Кристофером Хокинсом и лордом Данстанвиллем?

— Что? Хокинс и Бассет! Я не слышал! Когда это случилось?

— Вы были в отъезде. Я думал, вы уже знаете, учитывая вашу дружбу с Данстанвиллем. Хотя, понятное дело, хвастаться ему нечем.

— Когда это произошло?

— В ноябре. В Лондоне. Я тоже тогда был в Лондоне, но в то время ничего не знал. Это случилось на каком-то приеме, где собрались виги. Между ними давно уже были трения — по поводу Пенрина, само собой. Вы же знаете об их соперничестве в этом округе. Но неожиданно вспыхнула ссора. Как мне сказали, вместе с Хокинсом там был Уорлегган. Хозяйка как раз говорила с ними, когда мимо проходил Данстанвилль, и он расслышал, как Хокинс произнес что-то по поводу «этих корнуольских гномов в зеленом», явно имея в виду зеленый фрак и невысокий рост Фрэнсиса Данстанвилля. Данстанвилль тут же бросил Хокинсу вызов, тот его принял, и на следующей неделе они дрались за «Савоем».

— И с каким результатом?

— Нужно ли спрашивать? Оба промахнулись, честь была удовлетворена... некоторым образом. Они с каменными лицами пожали друг другу руки, раскланялись, и на этом с инцидентом было покончено. Но на самом деле ссора не делает чести ни одному из них, неудивительно, что они о ней не болтают.

Росс последовал за хозяином дома к двери.

— Дуэль редко делает честь кому-либо из ее участников.

Фалмут обернулся.

— Отец говорил, будто и вы оказывались в подобной ситуации. Тогда всё было совершенно по-другому, я уверен. Оскорбление вашей жены... В то время как эта ссора...

— Да, разница есть. Но тогда дело закончилось смертельным исходом.

Под эти слова они прошли через приемную, под гулкое эхо шагов по дубовому полу, а потом оказались под лучами зимнего солнца. Вопреки воле Росса слова прозвучали с оттенком упрямства — всегда присущего ему недостатка. Пока лакей помогал Россу надеть плащ, молодой пэр молчал и взял собственный. С годами на лице Росса еще сильнее проступили скулы, он стал выглядеть еще чуть более мрачным.

— Как миссис Полдарк? — добродушно спросил Фалмут. — После нашего возвращения, а это будет в конце июля или в августе, если всё пройдет благополучно, ждем вас на крестины. Приедет моя тетушка, миссис Говер. Я знаю, как ей нравится ваша жена.

— Благодарю вас. Придем с удовольствием.

Эдвард Боскауэн оглядел свои владения.

— Из нового дома будет лучший вид на реку. Но до этого еще далеко, строительство продлится несколько лет. Мне кажется, у отца когда-то была такая мысль, но после смерти матушки у него пропал стимул.

— С моим отцом много лет назад тоже приключилось подобное — разумеется, в куда меньшем масштабе. Нампару начали строить в 1765 году и не закончили до 1797-го, когда моя шахта процветала и я мог позволить себе кое-какие излишества.

Конюх привел лошадь Росса.

— Но ведь банк Корнуолла процветает? — поинтересовался Фалмут.

— О да, несомненно. Но вы же понимаете — хотя я и совладелец, мои вложения крайне малы. А потому и доля в доходах банка весьма незначительна.

— Как я слышал, банк Уорлеггана идет ко дну.

Росс удивленно уставился на молодого виконта.

— Вы серьезно?!

— Так мне сказали, хотя и не в Корнуолле.

— Но они... они же славятся тем, что никогда не ошибаются.

— Мне сказали, что и лично сэр Джордж испытывает финансовые затруднения. Он рискованно вложил средства в Манчестере в надежде на рост прибыли от мануфактур. А вместо этого они пришли в еще большее запустение, и вряд ли в скором времени что-то изменится.

— Не похоже на Джорджа.

— Что ж, говорят, что у него большие трудности. Хотя он делает хорошую мину здесь, в Труро, и в основном ему верят.

— Я бы тоже поверил.

— Надо полагать, вы хорошо знаете сэра Джорджа.

— Можно и так сказать.

— Я встречался с ним всего пару раз. Мне он показался выскочкой и малоприятным типом. Отец, разумеется, его терпеть не мог.

— Разумеется. И частично именно из-за неприязни вашего отца к Джорджу я и занял место в парламенте.

— Да будет вам. Вы себя недооцениваете. Но я понимаю, о чем вы. В отличие от многих сыновей...

Росс подождал, но продолжения не последовало.

— Что вы хотели сказать?

— Я хотел сказать, что в отличие от многих сыновей, я прислушивался к отцу и часто с ним разговаривал. Мы хорошо друг друга понимали. Он много рассказывал мне о парламентских округах, которые мы контролируем, и о людях, имеющих к ним отношение. Он подолгу жил в Лондоне, но следил за событиями в Труро. К примеру, он рассказал мне о банкротстве банка Паско.

— Вот как.

— Да, именно так. И о слухах, которые распространили, чтобы подкосить банк.

— Да, это правда.

Они задумчиво замолчали. Проводив гостя до двери, его сиятельство не торопился с ним распрощаться.

— Мистер Харрис Паско скончался?

— Да, увы, в прошлом году.

— Как жаль.

— Согласен. Но почему жаль вам?

— Как я понимаю, он занимал значительную позицию в вашем банке. Банки, хорошие банки, имеют в своей власти мощные разрушительные инструменты. Возможно, ему хотелось бы этим воспользоваться.

Росс посмотрел на сверкающую за лужайкой реку.

— На что вы намекаете?

— Намекаю? Ни на что.

— Ну, значит, предполагаете.

Молодой Боскауэн махнул рукой.

— Ваш мистер Паско, возможно, захотел бы поквитаться по старым счетам. Вот и всё.

Лошадь Росса, увидев хозяина, заржала, приготовившись к дороге.

— А вы, сэр Фалмут?

— Я?

— Хотите поквитаться по старым счетам?

— У меня нет никаких неоплаченных счетов. А чего хотел мой отец — не могу сказать. Всё это было так давно. Но в любом случае, для меня это лишь теоретический вопрос. Интересы моей семьи в банках Корнуолла весьма незначительны. Даже если бы мы хотели повлиять на положение дел, то не обладаем для этого необходимым влиянием.

— Другое дело — банк Корнуолла.

— Решать ему, не правда ли?

— В самом деле. Да, и впрямь. — Росс взобрался в седло и приподнял шляпу. — Хорошего дня, ваше сиятельство. Ваши слова дадут мне пищу для размышлений по пути домой.


Глава шестая

Неделю спустя сэр Джордж Уорлегган посетил своего дядю в конторе за Большим домом в Труро. За последнее десятилетие Кэрри мало изменился. Замедленное пищеварение уже давно лишило его даже тех остатков плоти, что имелись в зрелые годы, но костям оно не повредило. Без одежды он бы выглядел как модель человеческого тела для демонстрации в анатомическом театре, но к счастью, никто не видел его в таком первозданном состоянии. Маленькая шапочка прикрывала коротко стриженные седые волосы, черный сюртук болтался на нем, как на пугале. Но глаза за толстыми стеклами очков смотрели внимательно, как и прежде, а мозг, привыкший думать лишь о цифрах, продолжал функционировать с эмоциональностью автомата. В прошлом месяце Кэрри испытал острую неприязнь к своему выдающемуся племяннику.

— Ну что, — сказал Джордж, — тебе ответили?

— Да, — сказал Кэрри. — На вопросы, которые я задавал. Но ответы тебе не понравятся.

— На вопросы, которые ты задавал? Что это значит?

— Значит, что чем меньше людей знают о наших финансовых затруднениях, тем лучше! Это же элементарно. Как по букварю. Переписка с другими банками и вопросы к ним, особенно в такое время, когда всем не хватает денег, все равно что признание. Я написал только самым крупным, а именно трем: Карну из Фалмута, Робинсу, Фостеру и Куду в Лискерд и Болито из Пензанса. И все ответили одинаково, как и следовало ожидать.

— Как?

— Отговорки. Отовсюду. Война с Францией продолжается, принося разрушительные потери экспортерам, сокращение выпуска частных векселей, снижение числа кредитных операций, политику уменьшения собственных обязательств. Чего еще ты ждал? Разве мы долгие годы старались построить добрососедские отношения с этими людьми? Ничего подобного. Ведь мы считали, что нам они не нужны, никогда не понадобятся. Мы считали, что Уорлегганам ничто не грозит, с нашими-то плавильными заводами, оловянными и медными шахтами, мельницами, шхунами, прокатными станами! Кто мог представить, что единственный сын Николаса Уорлеггана и внук Люка Уорлеггана вдруг сойдет с ума и потратит всё свое состояние на покупку обанкротившихся фабрик в Манчестере!