— С какой стати?

— Она устраивает званый вечер в Полтни. Там будут все известные люди — и текущее правительство, и будущее.

— Я не вхожу в круг известных людей.

— Мне кажется, твоё присутствие на этом приёме важно для нас. Может, светские рауты и не очень приятны, но в управлении страной они играют важную роль.

— Но я могу оказаться там в опале, — сказал Росс.

— Почему?

— Как знать? Может, не сумею удержаться в рамках приличий в присутствии его королевского высочества? Или нападу на одного из его лакеев? Или надену шейный платок неправильного цвета?

— Последнее — худшее из преступлений, — сказал Каннинг. — Мне известно, что в Тауэре томятся и за меньшие проступки.

IV

Семь часов — не очень удобное время, но, видимо, решили, что Россу лучше появиться после наступления темноты. Один Бог знает, думал он, зачем кому-то понадобилась подобная секретность, он же не привёз приватных сообщений от русского царя. Видимо, во время кризиса следует тщательно проверять всех и оценивать их влияние на принца, даже мясника, приносящего мясо через чёрный ход.

Если подумать, то мясник имел большее влияние, поскольку служил королевскому животу.

Ровно в семь лакей в синей с золотом ливрее провёл Росса в великолепную приёмную, забрал у него плащ, шляпу и подал бокал отличного канарского. Огромный зал пустовал, и Росс равнодушно смотрел на убранство в стиле рококо. Такой напыщенный человек, как принц, несомненно имел пристрастие к вычурности в архитектуре. Как последние французские короли. Но уместна ли такая параллель?

Скрип двери возвестил о появлении коренастого пожилого человека, тот неуверенно приближался к Россу, стуча каблуками по отполированному полу.

— Капитан Полдарк? Доброго вам дня. Я провожу вас через несколько минут. У принца сейчас секретарь с только что полученным сообщением.

Они пожали друг другу руки.

— Когда трон так близок, переписка становится значительно интенсивнее.

— Разумеется.

— Слава Богу, погода стала получше. Холод плохо действует на мою печень.

Они постояли в молчании. Пожилой собеседник слабо кашлянул.

— Ещё каплю канарского? Или, может, вы предпочитаете бренди?

— Благодарю. Мне, пожалуй, достаточно.

Снова молчание.

— Как вы понимаете, у принца сейчас очень много забот. Уверяю вас, он был бы гораздо счастливее, если бы отец поправился.

— Как и все мы, мистер Шеридан.

— Да. Разумеется. Тем не менее, я не рекомендовал бы вам выражать подобные чувства в этом доме или хотя бы не проявлять излишней эмоциональности. — Шеридан опёрся о кресло. — Такт крайне важен, капитан Полдарк. Такт. Я уже создал вам репутацию военного стратега и надеюсь, вы так же успешно проявите себя в обществе!

— Первое совершенно незаслуженно, — улыбнулся Росс, — и я понятия не имею, насколько смогу соответствовать вашим ожиданиям во втором. Однако, если вы заняты — не ждите, прошу вас. Я вполне могу подождать и в одиночестве.

— Нет-нет. Но если позволите, я выпью с вами по бокалу.

Спустя десять минут Росса провели в маленький кабинет к принцу, который сидел за богато инкрустированным столом, внимательно изучая табакерку. Принц был в оливково-зелёном халате, расшитом серебром, под ним — белый шейный платок, сверкающий жилет канареечного цвета и белые шёлковые бриджи. Будучи на пару лет моложе визитёра, принц казался рядом с ним стариком и выглядел как старая курица рядом с орлом. Все черты лица — морщины, мешки под глазами, бугристая кожа — свидетельствовали о нездоровом образе жизни и потакании своим слабостям.

Росс склонился над унизанной кольцами рукой.

Принц фыркнул.

— Мой отец — коллекционер и большой любитель табакерок, — сказал он. — Возможно, это утешало его скорбь. Говорят, эта принадлежала Генриху Наваррскому.

Росс не испытывал желания комментировать это утверждение, и потому ничего не сказал.

— Наверное, вы не коллекционер, капитан Полдарк? Или вы коллекционируете только информацию?

— Ваше высочество?

— Мне известно, что вы недавно прибыли из Португалии, куда были направлены министрами из правительства моего отца для независимого наблюдения за военными действиями.

— Это верно, сэр.

— И вы подготовили отчёт?

— Я полагал, что вы уже ознакомились с ним, ваше высочество.

Принц Уэльский впервые за их встречу поднял взгляд: немного сонный, но оценивающий и проницательный. И не слишком дружелюбный.

— Вы ведь прежде всего военный, Полдарк, человек действия, а не литератор? Я нашёл ваш отчёт интересным, но отнюдь не хорошо написанным. Смею надеяться, что немного способен оценить литературный стиль. Однако мне говорили, что рассказываете вы гораздо свободнее и, пожалуй, вкладываете в слова больше смысла.

— Я и не оратор, сэр. Я только могу попытаться добавить к уже изложенному некоторые наблюдения — и, разумеется, отвечу на любые вопросы, которые вы сочтёте нужным задать.

Принц всё ещё вертел в руках табакерку.

— По крайней мере, вы не обещаете слишком многого. Уже кое-что. Чем старше я становлюсь, тем больше вокруг меня тех, кто слишком много обещает. Эта болезнь придворных — проклятие принцев и королей.

Росс снова сдержался и промолчал.

— Вы знаете, я тоже предпочёл бы быть человеком действия в большей степени, чем могу себе позволить. Понимаете? Эта война так затянулась... Когда она началась, я был совсем молод. Мне хотелось вести армию на поле боя, принимать участие в сражениях, — принц довольно кивнул в подтверждение своих слов. — Милостивый Боже, я совсем не трус. Среди моих предков были полководцы. Но мне, как наследнику престола, не позволили участвовать в войне! Меня укрыли коконом, как дорогую гусеницу шелкопряда, чтобы после кончины отца я смог занять его место — подписывать документы, назначать министров, блюсти государственные интересы Англии! Но как человек, я лишён удовольствия от достижения общего блага — или хотя бы стабильности — для английского народа. Вы, Полдарк, вправе завидовать роскоши и благополучию моей жизни, это так. Я же завидую вашей свободе быть тем, кто вы есть — военным, политиком, человеком дела, можно даже сказать, в лучшем смысле этого слова, авантюристом.

— Ради собственных интересов, сэр, я рискую только в своей шахте, — сдержанно сказал Полдарк. — Что же касается остального — в моей жизни сами по себе происходят события и представляются поводы для риска.

Принц зевнул, вытянул толстые ноги. Его обувь украшали серебряные пряжки, на белых фильдеперсовых чулках виднелись ажурные вставки.

— А теперь вам представился я, так? Когда вы впервые встретились с лордом Веллингтоном?

Вопрос был задан резко, и мгновение Росс колебался.

— С Веллингтоном?.. После Буссако, сэр. Но кратко. Множество дел требовало его внимания.

— Вы встречались с ним прежде?

— Нет, сэр.

— А с Уэллсли?

— Я встречал его на приёмах. Иногда мы обменивались парой слов в Палате. До прошлой недели. Тогда я представлял ему этот отчёт.

— А с Каннингом?

— О, Каннинга я хорошо знаю, сэр. Мы знакомы лет семь или восемь.

— Да, так я и думал. Так и думал. Всё это сильно напоминает интриги Каннинга.

— Всё... это, ваше высочество?

— Да. И не задирайте на меня ваш длинный нос. Вы понимаете, о чём я. Каннинга надо бы так и звать — хитрюгой! Он считает себя слишком значительным человеком вне правительства, и будучи не у дел, постоянно пытается вмешиваться, организовать собственное маленькое правительство. Какие ещё цели мог иметь ваш визит в Португалию, когда кабинет министров получает собственные, совершенно полные отчёты обо всём, что там происходит?

— Я задавал этот вопрос перед отъездом, сэр.

— Да ну? И что же вам ответили?

— Что такой независимый отчёт может иметь значение для того, кто не боится что-то потерять и не ищет выгоды, кто так или иначе со временем приобрёл репутацию непредвзятого человека.

Принц перевернул табакерку и провёл пальцем по дну.

— Её чинили, но весьма искусно. Должно быть, отец и не заметил, вы согласны?

Росс снова промолчал.

— А вы — упрямец, капитан Полдарк.

— Сэр?

— Я сказал, что вы упрямец. Не притворяйтесь, будто не поняли. Ну и?

— Да, сэр?

— Да, сэр, говорите то, что должны. Изложите подробно этот отчёт. Расскажите мне о том, что видели, что узнали и к каким заключениям пришли. Прошу, продемонстрируйте всё ваше красноречие.

Росс сглотнул. Хотелось почтительно поклониться, принести извинения и выйти вон. К чёрту этого жирного хлыща с его великосветскими замашками, фильдеперсовыми чулками и табакерками. Если таков будущий король Англии — тогда помоги ей, Боже. Беседа приняла вполне предсказуемый оборот.

Однако... эта аудиенция касалась отнюдь не личных дел Росса. Если сейчас он бросит всё и уйдёт — да, он не проиграет. Если же Росс останется, выдержит это недостойное обращение — он ничего не выиграет, ему определённо нечего ждать от этого толстопузого принца, но он хотя бы выполнит свой долг. И потом ему не придётся корить себя, как случалось не раз, если гордость — возможно, ложная гордость — побудит его к поступку, разрушающему надежду на продвижение порученного ему дела. Сейчас не время думать о личных предпочтениях. Дело слишком важное.

Росс начал говорить — нескладно, сбивчиво. Сначала он глядел на принца, продолжавшего ковырять табакерку, потом перевёл взгляд на статую слева от диванчика, на котором сидел его высочество. Статуя изображала какого-то греческого бога, судя по бороде и рогу — вероятно, Титана. Росс старался не думать о живом человеке, который то ли слушал его, то ли нет. Он обращался к статуе.