Она зажмурилась, чтобы не дать волю слезам. Она хотела, чтобы рядом оказался ее отец и посоветовал, что ей делать. Чтобы тетя Констанс запричитала над своей бедной девочкой и стала ее утешать. И чтобы Дженин расчесала и заплела ее длинные косы и одела свою хозяйку в самое роскошное платье. Она мечтала вернуться домой. Она не хотела торчать в незнакомом месте одна-одинешенька и делать вид, будто ей все нипочем.

Но у нее не было выбора. Она с горечью вспомнила слова отца.

Подкрепив силы незатейливым, но сытным ужином, Имоджин нарисовала для Бастарда Фицроджера аккуратный, подробный план замка Кэррисфорд. Она твердила про себя, что делает это для своего защитника, готового вернуть ей родной дом. Но в глубине души понимала, что старается хотя бы немного задобрить этого жестокого типа.

Она изобразила на плане тот потайной ход, что находился за стеной главного зала. Если предположить наличие такого хода в ее замке, отыскать его не составит труда. Но лазейка в нижнее ответвление туннеля, ведущее к внешней стене, была скрыта достаточно надежно.

Она заставила себя забыть о страхе и не нарисовала эту часть потайного хода.

В конце концов, могло ведь случиться и так, что Уорбрик покинул Кэррисфорд, когда убедился, что ее там нет. И было бы довольно глупо разбрасываться семейными тайнами без особой нужды.

И тем не менее она, нервничая, изгрызла перо чуть ли не до половины, размышляя о том, что сделает Фицроджер, когда поймет, что большая часть потайного хода на схеме не изображена.

Конечно, он не посмеет ее высечь!

Но он вовсе не походил на человека, чьи угрозы не следует принимать всерьез…

Наконец Имоджин провалилась в глубокий сон, без кошмаров и сновидений, и очнулась лишь на рассвете, когда ее осторожно разбудила служанка.

Имоджин обнаружила, что сегодня она чувствует себя гораздо хуже, чем вчера. У нее болело все тело, и любое, даже самое легкое прикосновение к ступням отзывалось резкой болью. На какой-то миг ей даже пришло в голову, что лучше бы остаться в постели и ждать, пока другие освободят ее замок, но она не могла позволить себе подобную роскошь. Она была Имоджин из Кэррисфорда, и долг звал ее в поход. Одному Господу ведомо, на что окажется способен этот Фицроджер, если она не сможет защитить интересы своих людей.

Одевание превратилось в настоящую пытку, даже при участии двух горничных. Простое полотняное белье и шерстяное платье были недорогими, но добротными и даже яркими по сравнению с лохмотьями, в которых ей пришлось бежать. Женщины принесли ей башмаки самого большого размера, но даже они причиняли ногам сильную боль. После нескольких неловких попыток Имоджин с досадой убедилась, что ей придется следовать совету брата Патрика и обходиться без обуви. Тем более что в таком состоянии она не могла ни стоять, ни ходить.

Одна из служанок набралась отваги и посетовала на ее упрямство:

— Лучше бы вам никуда не ходить сегодня, леди. Оставайтесь с нами, пока хозяин сам не управится.

— Я могу ехать верхом, — заявила Имоджин, стиснув зубы.

Когда она наконец оделась, служанки отправились на поиски носильщика. Имоджин мысленно готовила себя к очередному поединку характеров с Фицроджером.

Но в комнату вошел незнакомый человек. Этот привлекательный юноша явно был не из простых людей. Он уже успел облачиться в латы, но не надел шлема, и каштановые кудри свободно спускались на его плечи.

— Леди Имоджин! — Он отвесил галантный поклон. — Меня зовут Реналд де Лайл, и сегодня я удостоился чести посадить вас на лошадь! — Выразительный взор больших темных глаз был устремлен на нее с обожанием.

Так выражаться мог лишь чистокровный француз, а не норманн. Достаточно было вслушаться в его акцент и увидеть галантные манеры. Он так откровенно радовался возложенному на него поручению, что Имоджин не удержалась от улыбки. Ну почему остальные мужчины не могут быть такими же приятными?

Хотя он уступал в росте Фицроджеру, его фигура была мускулистой и плотной, с широкой грудью и мощными плечами. Он подхватил ее на руки без малейших усилий. Имоджин без колебаний прижалась к металлическому нагруднику и сразу обнаружила, что хотя сэр Реналд обладал не меньшей силой, чем Фицроджер, его близость отнюдь не вызывала в ней такого же странного возбуждения.

Скорее всего вчерашние ощущения объяснялись просто усталостью и голодом.

Сэр Реналд, посмотрев на нее, весело воскликнул:

— Какая приятная обязанность! Я от всего сердца благодарен своему собрату по оружию за то, что он доверил мне заботу о вас!

— Вы имеете в виду лорда Фицроджера?

— Разумеется. Мы с ним побратимы, мадемуазель! Мы вместе прозябали в нищете и вынуждены были наниматься на службу. И поклялись, что, если нам суждено разбогатеть, мы разбогатеем вместе. И вот, извольте видеть!

Его откровенность поставила Имоджин в тупик. У нее не укладывалось в голове, что суровый Фицроджер вообще может иметь друзей, и уж тем более таких, как этот француз.

Сэр Реналд вынес ее из башни, и Имоджин с наслаждением подставила лицо ласковому утреннему солнышку и легкому ветерку, играющему подолом ее юбки. Вполне подходящий день для героической победы.

— А какую службу вы несете под началом лорда Клива, сэр Реналд? — поинтересовалась она, когда они спускались в шумную толчею двора.

— Пока я занимаю должность старшины и помогаю ему выбивать лень из этих олухов, что достались ему в наследство. Но потом, когда он станет еще богаче, мне будет пожалован собственный земельный надел. Что до меня — мне все равно. Я сыт, у меня есть крыша над головой и возможность подраться, чтобы развеять скуку. Считайте, что я живу в раю!

Как раз в эту минуту они миновали потемневший от крови позорный столб. Недавнее наказание возникло перед мысленным взором Имоджин, и она снова увидела, как Бастард Фицроджер поднимает свой бич над беззащитной спиной. В ушах зазвучал жалобный крик. А ведь единственным преступлением этого несчастного был лишний глоток хмельного!

Имоджин содрогнулась от ужаса. Хороший получается рай! Только толстокожий мужлан мог бы назвать раем замок Клив! Ну ничего, пусть только эти вояки освободят ее замок — уж это они наверняка сумеют, — а она позаботится о том, чтобы найти себе достойного мужа. Такого, как Джеральд из Хэнтвича.

Вместо того чтобы предоставить ей отдельную лошадь, для Имоджин приладили дамское седло за спиной у рослого ветерана. Он сердито буркнул, что его зовут Берт, и даже не попытался скрыть, что вовсе не доволен таким поворотом событий. Имоджин тоже не испытывала особого восторга, но была вынуждена признать, что ей вряд ли удалось бы самостоятельно управлять лошадью. О том, чтобы пользоваться стременами, не могло быть и речи. А дамское седло позволяло ей свесить ноги так, чтобы не причинять им слишком сильную боль. Держась одной рукой за кожаный пояс Берта, она постаралась устроиться в седле поудобнее.

Сэр Реналд не упустил случая галантно приложиться к ее ручке и лишь после этого отправился к своему огромному мышастому жеребцу. Фицроджер уже сидел в седле, но пока без шлема. Его оруженосец не отставал, держа наготове шлем и щит.

Фицроджер не спеша объехал свое войско. От его холодного взора не укрылась ни одна мелочь. Взгляд его скользнул по Имоджин, не задержавшись ни на секунду. Ей даже показалось, что она слышит, как щелкают счеты у него в мозгу: «…одна наследница, верхом…» Уже через пару минут войско рысью двинулось по дороге. Имоджин прикинула, что при такой скорости они доберутся до Кэррисфорда к вечеру этого же дня.

Прислонившись к спине Берта, Имоджин погрузилась в свои мысли. Она думала о том, что поможет Бастарду освободить Кэррисфорд и, если возникнет необходимость, даже покажет ему потайной ход. После этого все ее заботы сведутся к тому, чтобы восстановить свой дом и оградить его от новых нападений. Безусловно, она щедро наградит Фицроджера за помощь, после чего они расстанутся. Имоджин позаботится о том, чтобы ее гонец добрался до короля. Генрих уничтожит Уорбрика, а Имоджин не спеша начнет подыскивать себе мужа.

И она принялась перебирать в памяти своих прежних кавалеров. Как ни странно, ни один из них не подходил теперь на роль ее мужа. Когда был жив отец и она вела спокойную, безмятежную жизнь, они казались ей вполне достойными людьми, но сейчас она вдруг осознала, что один из них слишком туп, другой слишком груб, третий слишком труслив, четвертый слишком изворотлив, а пятый так вообще старик…

Фицроджер в это время производил очередной объезд своего войска и остановил возле нее своего каракового жеребца.

— У вас печальный вид, леди. Вам плохо?

— Нет, милорд.

— Наверное, вы устали? Даже если и так, могу вам лишь посочувствовать, поскольку первый привал будет еще не скоро.

— Единственное, что меня угнетает, — это монотонность нашего пути, лорд Фицроджер.

— Некоторые мечтают вести однообразную, монотонную жизнь, леди Имоджин. Боюсь, что, пока не начнется бой, я не смогу предложить вам достойных забав.

Он отъехал, не скрывая раздражения, а Имоджин безуспешно пыталась придумать столь же язвительный ответ. Она неловко повернулась в седле, следя за тем, как он скачет вдоль колонны. То и дело он придерживал коня и старался подбодрить солдат шутками. Или делал им замечания. Имоджин заметила, как один из кавалеристов стал белее мела после нескольких его слов.

К радости Имоджин, привал устраивали целых три раза, чтобы напоить лошадей и дать им отдохнуть. В конце концов, для войска гораздо важнее поддерживать в хорошей форме лошадей, нежели заботиться о здоровье какой-то там наследницы. На каждом привале сэр Реналд переносил ее в тень под деревья и усаживал на одеяло.

На третьем привале солдатам раздали хлеб с сыром и эль. Сэр Реналд принес Имоджин ее порцию и тут же вернулся к своему другу для очередных распоряжений. Однако через некоторое время мужчины подошли к тому месту, где сидела она, и приступили к трапезе.