Джо Беверли - Нежный защитник

А Фицроджер чуть не убил сэра Уильяма.

Имоджин в панике оглянулась на Реналда, и тот ласково пожал ей руку:

— Имоджин, Тай ни за что не позволит королю вас казнить.

— Но этого-то я больше всего и боюсь! — воскликнула она. — Получается, что он из-за меня пойдет против короля. И я стану причиной его опалы!

— Не думаю, что Генрих подвергнет Тая опале, чтобы наказать за Уорбрика. — Однако Имоджин успела заметить, как на его добродушную физиономию набежала тень сомнения.

— Я могла бы бежать…

— Нет, Имоджин. — Его хватка стала железной, а в голосе послышались нотки, до боли напоминавшие тон Фицроджера.

Имоджин смирилась с судьбой. Настала пора отвечать за свои поступки. Однако Генрих занимал все ее мысли, пока она собиралась в путь.

Она должна найти способ предотвратить эту новую напасть и не позволить Фицроджеру пожертвовать собой ради нее.

Но по крайней мере она хотя бы увидит его снова.

Несмотря на тревогу и страх, Имоджин не смогла подавить восхищенной улыбки при виде гордых башен Кэррисфорда с трепетавшими на ветру яркими вымпелами.

В окружении конвоя она медленно проехала по внешнему двору, высматривая среди встречающих своего мужа. Он не мог не выйти ей навстречу — к добру или к худу. И хотя сердце ее тисками сдавила тревога, ей ужасно хотелось бы знать, что он подумает, когда увидит ее. С лица почти сошли синяки, и рана на щеке стала менее заметна, но волосы по-прежнему выглядели ужасно, и никакая вуаль не могла скрыть эту жуткую массу кудряшек.

Царившая во дворе чопорная атмосфера быстро придала ее мыслям куда более суровый настрой. Все как один — и слуги из Кэррисфорда, и солдаты — хранили строгое молчание, провожая взглядом ее кавалькаду. Она не могла сказать, чем это вызвано: гневом на нее, страхом или состраданием, — но никто не посмел улыбнуться.

И вдруг один солдат демонстративно плюнул себе под ноги. Теперь стало ясно, как относятся к ней эти люди.

Замирая от страха, она снова стала оглядываться в поисках Фицроджера. Она отдала бы все на свете, лишь бы он оказался рядом и сам поставил Имоджин перед ее судьбой — пусть даже это будет публичная порка. Но его не было во дворе. Как ни старалась, она не нашла ни мужа, ни рыцарей из его или королевской свиты — никого, кроме сэра Томаса.

Он сам помог ей спешиться и грубо потащил за собой в главный зал. Имоджин подняла глаза на высокое крыльцо, уже понимая, что ничего хорошего ждать не приходится. Она расправила плечи и с гордо поднятой головой двинулась навстречу своей судьбе.

От крыльца цитадели в зал можно было попасть через небольшой коридор, заканчивавшийся дверями. Сейчас эти двери были закрыты, и перед ними стояли часовые. При ее появлении они молча распахнули створки и впустили Имоджин в зал, полный суровых, молчаливых мужчин.

Взволнованная Имоджин вошла внутрь.

Король сидел на почетном месте за господским столом, но Имоджин видела одного Фицроджера. Он сидел сбоку.

Она упивалась каждой мелочью. Он был одет в черное, и она в дикой панике подумала, что, может, это в знак траура?.. Кроме знакомого кольца, на нем не было никаких украшений. Он не выказал никаких чувств при ее появлении. Он ответил на ее взгляд непроницаемым взором, хотя ей показалось, что он нахмурился.

— Леди Имоджин! — Резкий голос короля заставил ее вздрогнуть. — Подойдите к нам!

Имоджин, побледнев, подошла к столу и присела перед Генрихом в низком реверансе.

— Ага! Значит, ты все-таки знакома с правилами хорошего тона! — язвительно заметил он. — Имоджин из Кэррисфорда, тебе предоставлено право быть выслушанной королевским судом только из-за твоего статуса хозяйки замка Кэррисфорд — статуса, которого ты очень легко можешь лишиться.

Имоджин и сама понимала, что ей будет мало проку от того, что ее считают хозяйкой Кэррисфорда, когда она окажется в стенах монастыря.

— Тебя будут судить, — продолжал Генрих, — по обвинению в нападении на двух моих вассалов. Один из них — твой муж и господин, на которого ты напала, другой — лорд Уорбрик, убитый по твоему приказу. Что ты на это скажешь?

Имоджин перепугалась до смерти. Она никогда даже не думала, что ее поступки можно истолковать как нападение на вассалов короля, то есть как бунт против самого Генриха. От ужаса у нее подгибались колени, но она постаралась держаться достойно.

— Я признаю оба эти действия, мой государь, хотя ни одно из них не было направлено против вашего величества.

Столь откровенное признание породило в зале недовольный ропот. Позднее Имоджин стало ясно, что она поступила бы гораздо умнее, не пытаясь сохранить мужество, а попросту лишившись чувств. На худой конец сгодились бы даже истерика и мольбы о пощаде. Она могла бы оправдаться тем, что обезумела от страха и не соображала, что делает…

Она украдкой покосилась на мужа, но лицо его оставалось непроницаемым. Однако он волновался: она поняла это по тому, как он крутил на пальце свое кольцо.

— Женщина, есть ли у тебя оправдания этим поступкам? — в гневе вопросил король.

Интересно, он что, собирается подвергнуть ее публичной порке? Если так, могли бы предупредить об этом заранее и не устраивать дурацкий спектакль.

Имоджин не спешила с ответом, она тщательно обдумывала каждое слово, поскольку понимала, что речь идет не только о ее судьбе, но и о будущем Фицроджера. Несмотря на его внешнее безразличие, она всей душой, всем сердцем ощущала, что ее муж не позволит учинить над ней жестокую расправу.

— Ваше величество, — заговорила она наконец. — В качестве хозяйки Кэррисфорда я исполняла свой долг, поскольку имела право требовать возмездия. Лорд Уорбрик предательски напал на мой замок, убил моих подданных и моих родных, разорил мой дом и мои земли и покушался на мою честь и на мою жизнь. Будучи всего лишь слабой женщиной, я не могла вызвать его на поединок и использовала своих солдат в качестве доверенных лиц, как позволено по закону.

— Ты использовала не своих солдат, леди Имоджин! Это были солдаты твоего мужа!

Имоджин обдумывала ответ, когда заговорил Фицроджер.

— С вашего позволения, сир, это не совсем так. Согласно брачному контракту, засвидетельствованному вами в этом самом зале, моя жена стала сюзереном Кэррисфорда, а мои люди — ее людьми.

Снова поднялся шум, но никто не пытался это оспорить. Имоджин не могла поверить, что Фицроджер открыто выступил в ее защиту. Она не смела поднять на него глаза.

— Итак, — продолжал Генрих, барабаня унизанными перстнями пальцами по столу, — вопрос заключается в том, имела ли право Имоджин из Кэррисфорда в качестве хозяйки замка лично судить лорда Уорбрика за его злодеяния, или ее долг состоял в том, чтобы захватить его и доставить нам?

Имоджин надеялась, что хотя бы двое мужчин в этом зале поддержат ее перед королем, но все молчали. Генрих явно начинал терять терпение.

— Ну, женщина? — рявкнул он.

— Милорд Фицроджер считал, что имеет право суда, ваше величество, и так же считала я.

А вот теперь можно было не сомневаться, что гомон в зале выражает недовольство ее дерзостью. Имоджин постепенно склонялась к тому, что отец Вулфган был прав: Фицроджеру следовало сразу подвергнуть ее публичному наказанию, чтобы избежать этого допроса. Уж лучше порка, чем суд короля.

— Но твой муж предложил лорду Уорбрику поединок чести! — возразил Генрих. — Тогда как ты не оставила врагу ни единого шанса!

Имоджин с гордостью ответила:

— Сир, если бы не тяжелые раны, искусство моего мужа все равно не оставило бы лорду Уорбрику ни единого шанса! — Слишком поздно она сообразила, что столь дерзкий ответ только ухудшил ее положение. Во взгляде Генриха сверкала ярость.

— Разве тебе не известно, женщина, что исход поединка чести находится в руках Господа? И даже слабейший может одержать верх над сильнейшим, если это будет Ему угодно!

Перед ней словно распахнулась дверь навстречу яркому солнечному свету, и хотя Имоджин не сразу набралась духу, чтобы шагнуть туда, искушение было слишком велико. Она глубоко вздохнула.

— Тогда не может быть сомнений, сир, что Всевышний был на моей стороне!

И снова собравшиеся в зале бароны загомонили, но уже не так сердито. Имоджин показалось, что кое-где даже раздались смешки — но скорее всего ей показалось. Однако ей стало ясно, что ни один из баронов не станет оспаривать ее право на суд над своим обидчиком. Ведь тем самым они бы ослабили собственные позиции в сходной ситуации. Эти люди скорее поддержат ее, чем короля.

Имоджин увидела, как что-то сверкнуло в глазах Генриха — гнев или восхищение? От напряжения у нее все плыло перед глазами. Похоже, она все-таки хлопнется в обморок, причем очень скоро.

Пальцы Генриха возобновили свою нетерпеливую дробь.

— У тебя чересчур дерзкий язык, Имоджин из Кэррисфорда, и не мешало бы его укоротить! А теперь скажи мне, можешь ли ты с такой же находчивостью отговориться и от нападения на своего мужа?

Означает ли это, что ей удалось отговориться от первого обвинения? У Имоджин голова шла кругом.

— Ну? — поторопил ее король.

Как она ни старалась, ей так и не удалось придумать ничего подходящего, и Имоджин просто сказала:

— Я боялась, что он погибнет, сир.

Повисшее в зале молчание было яснее всяких слов.

— Ты думала, что лорд Фицроджер не в силах выстоять против лорда Уорбрика? — уточнил король, откинувшись в кресле. — Но только что ты говорила обратное.

Отчаянный взгляд в сторону Фицроджера снова не принес Имоджин ни единой подсказки. Она опустила голову.

— Я подумала, что он недооценил серьезность своих ран, сир. — Она понимала, что это не может служить ей оправданием, и затихла в ожидании решения, которое примет Генрих.