Беспокойство росло. Джеффри не мог понять, как сопоставить ее поведение несколькими часами раньше – похожей на влюбленную женщины – с церемонной холодностью статуи сейчас.

Что, если сегодняшних открытий оказалось для нее слишком много? Она теперь точно знала, что Джосс, член его семьи, – убийца ее отца, и доказательство этого у нее в руках. Или, может, все гораздо хуже? Джеффри знал, что внешне очень похож на дядю. Что, если Лилиан не в силах смотреть на него из-за этого? В точности так же он и сам чувствовал себя неуютно наедине с Джоссом, который был копией его отца. Что, если она не сможет с этим смириться? Что, если он потерял ее?

– Давайте посмотрим, – вернул его к действительности голос Ливерпула.

Джеффри, конечно, хотелось увидеть, что в свертке, но еще больше хотелось поскорее покончить с этим, остаться с Лилиан наедине и узнать наконец, что ее беспокоит.

Лилиан подошла к столику, который Эйвлин и Джеффри поставили у камина, и положила сверток на середину. И только когда все собрались вокруг, она подняла на него глаза, и Джеффри кивнул.

Ее ловкие пальчики немного дрожали, но она уверенно разрезала веревку и развернула ткань. Оказалось, что сокровище завернуто еще и в кусок плотной кожи, но и от нее Лилиан тоже избавилась без труда.

Джеффри, затаив дыхание, подался вперед.

Лилиан подняла и медленно развернула… что? Слово «корсет» было слишком простым для такой красоты и великолепия. Может быть, облачение?

– Боже правый! – потрясенно выдохнул Веллингтон, явно ошеломленный, хотя повидал на своем веку немало диковин.

У остальных присутствующих, включая Джеффри, пропал дар речи. Все молча взирали на изумительное творение. Золотая цепь соединяла дюжину квадратных изумрудов, образуя ворот. Камни таинственно мерцали в свете камина. Целая россыпь мелких зеленых камней была соединена в широкий кушак, который опоясывал талию и соединялся с воротником золотой кольчугой. На груди и спине были закреплены самые крупные квадратные изумруды, которые только можно себе представить.

– Это могло принадлежать только царице, – пробормотал Ливерпул.

– Помню, отец рассказывал, что Клеопатра ценила изумруды больше всех других драгоценных камней. Она и положила начало моде на них во всем мире, – сказал Джеффри. – Наверное, эта вещь действительно принадлежала ей.

– Даже предположить не берусь, сколько это все стоит, – проговорил Эйвлин.

Джеффри тоже не мог представить стоимость такого великолепия, но зато теперь понимал, почему дядя так хотел его получить. Даже если не трогать крупные камни, после продажи остальных можно было безбедно жить до конца дней.

– Какова бы ни была цена, – тихо проговорила Лилиан, – эта вещь не стоит трех человеческих жизней.


Джеффри убрал сокровище в сейф: пусть дожидается там, пока Лилиан не решит, что с ним сделать. Девушка молча ходила взад-вперед по комнате. Остальные давно уехали, сославшись на неотложные дела, и Джеффри был этому только рад. Теперь же, оставшись с ней наедине, не знал, о чем говорить, что спросить, боялся лезть в душу.

Когда молчание стало невыносимым, он все же решился на логичный в данной ситуации и безопасный вопрос:

– Ты уже решила, как поступишь с корсетом?

Лилиан резко остановилась: похоже, звук его голоса испугал ее – и хмуро покосилась на сейф. У Джеффри появилось ощущение, что судьба сокровища – последнее, о чем она думает, а значит, ее состояние связано с ним. У него сжалось сердце.

– Я не могу его оставить.

Несмотря на протесты Лилиан, мужчины решили, что сокровище должно принадлежать ей. По сообщению Эйвлина, у Триста не имелось наследников, и Ливерпул предложил отдать корсет Лилиан, раз уж он был передан ее отцу, и только попросил девушку проявлять осмотрительность, если возникнут вопросы.

Джеффри попытался уговорить ее отправиться спать: утро вечера мудренее, – но знал, что это не в ее характере. Кроме того, понял, что от перспективы провести ночь, не ведая, что задумала Лилиан, его бросает в дрожь. Ведь он вполне может, проснувшись, обнаружить, что она снова исчезла.

– Думаю, ты можешь его продать. Уверен, твой отец был бы счастлив знать, что с помощью богатства обеспечил тебе уверенность и безопасность. – Джеффри отлично понимал, что говорит не то. Пора перестать бояться и обсудить наконец единственный вопрос, который был для него жизненно важным. – Хотя, конечно, у тебя не будет необходимости думать о собственной безопасности, когда станешь моей женой.

Лилиан опустила глаза, словно стыдилась чего-то, и у Джеффри упало сердце.

– Я не стану твоей женой.

И хотя Джеффри внутренне опасался, что услышит именно это, слова прозвучали как гром среди ясного неба.

– Понимаю: сегодняшние разоблачения стали для тебя шоком. – Он чувствовал, что всем его существом овладевает отчаяние: когда она едва не погибла у него на глазах, он понял, что не может без нее жить. – Но, Лилиан, я надеюсь, что пройдет время, и ты сможешь простить меня за горе, что причинил тебе мой родственник.

– При чем тут это? – поморщилась Лилиан. – Неужели ты думаешь, что я способна возложить на тебя вину твоего дяди?

К отчаянию добавилась паника: если причина не в этом…

– Тогда в чем дело?

Лицо Лилиан исказилось, и она отвернулась.

– Знаешь, почему твой дядя согласился отвезти меня в домик у озера?

Джеффри молча покачал головой, не в силах вымолвить ни звука.

– Я убедила его, что согласилась на брак из корыстных побуждений, потому что знала: это мой единственный шанс на спасение, – и понимала: узнав о моем отъезде, ты сразу предположишь очередное предательство с моей стороны и бросишься проверить, взяла ли я письма. Я только молилась, чтобы ты застал нас там.

Джеффри от стыда закрыл глаза.

– Любви без доверия быть не может, а ты мне не доверяешь. – Ее голос сорвался. – А значит, никогда не полюбишь меня.

Он услышал шорох ткани, потом почувствовал прикосновение тонких пальцев к своей руке и открыл глаза, чтобы заглянуть в бездонные фиалковые озера.

– Жизнь слишком коротка, чтобы жить без любви. – Лилиан вздохнула и слабо улыбнулась. – Сказать по правде, до встречи с тобой я и не подозревала, что, оказывается, хочу любить и быть любимой, поэтому безмерно благодарна тебе за то, что открыл мне глаза. Поверь, я очень сожалею, что лгала тебе и причиняла боль.

Лилиан отпустила его руку и, направившись к двери, сказала:

– Надеюсь, однажды ты встретишь женщину, которая сумеет завоевать твое доверие и твою любовь.

Джеффри не мог перевести дух, как не мог и вынести мысли, что она сейчас уйдет, поэтому упал на колени и успел поймать ее за руку.

Лилиан остановилась и оглянулась. На ее лице он увидел сомнение и надежду.

И эта надежда вернула его к жизни. Господь милосердный! Она любит его: в этом не могло быть никаких сомнений, – но уверена, что не любит он. Только вот простых уверений в любви будет недостаточно после всего, что он наговорил. Что сказать, чтобы она поверила? И недолго думая он выпалил:

– Я тоже тебе лгал!

Ее губы дрогнули.

– Когда сказал, что любовь не имеет значения, я лгал. – Джеффри знал, что если сейчас не заставит ее поверить в его любовь, то потеряет навсегда, поэтому подавил бурлящие эмоции, стараясь говорить коротко и по существу. – Когда сказал, что никогда тебя не полюблю, я лгал. И когда сказал, что не люблю тебя, лгал тоже. Я не хотел любить тебя, это правда, но ничего не смог с собой поделать.

Лилиан не двигалась, только молча смотрела на него блестящими от слез глазами.

– Я говорил себе, что ты эгоистичная интриганка и любишь манипулировать людьми, как моя мать, но физически чувствовал сострадание, которое исходило от тебя, как аромат яблок и лимона, меня покоривший. Моя мать никогда в жизни никого не пожалела, и я был идиотом, думая, что ты похожа на нее. – Джеффри сделал паузу, чтобы перевести дух. – Можно уметь хорошо притворяться, но невозможно подделать сердцевину человека, его душу, его сущность. А твой ум, сила духа, забота о благосостоянии других людей – все это я любил в тебе и не сомневался, что эти черты – настоящие, но, охваченный злостью и обидой, не желал видеть очевидного.

Джеффри взял ее руки в свои. Она не сопротивлялась, и в его душе вспыхнула надежда. Быть может, если он сумеет убедить ее в искренности своих чувств, она не уйдет.

– Как-то раз, тогда я был уже взрослым, отец признался, что с самого начала знал, что представляет собой моя мать, но любил и надеялся, что любовь сможет ее изменить. А вот я не хотел бы в тебе ничего менять. Если честно, хотел бы только изменить обстоятельства, которые нас свели. Я бы очень хотел, чтобы у тебя не было необходимости лгать, но понимаю, почему ты это сделала, и прощаю.

Лилиан задрожала, и по ее лицу одна за другой покатились слезинки.

– Ты говоришь, что любишь меня, но твои поступки свидетельствуют о другом. Ты же немедленно понесся в дом у озера, узнав о моем отъезде. Значит, не доверял мне. А без доверия…

– Доверие? – Джеффри шумно выдохнул, понимая, что оказался в опасных водах. – Не стану лгать: пришла мне такая мысль в голову. За последние несколько дней слишком много всего произошло. Вся моя жизнь оказалась перевернутой вверх тормашками. Но мне кажется, ты уже начала все возвращать на свои места. С любовью появится и доверие. Вырастет. Процесс уже начался.

Лилиан молчала, и Джеффри, почувствовав головокружение: неужели опоздал с изъявлением чувств? Неужели все кончено? – поднес ее руки к губам.

– О господи, Лилиан, я так тебя люблю.

И ему было наплевать, что, открывая свое сердце, он становится уязвимым, дает ей полную власть. Главное – убедить, что он доверяет ей свою любовь, с которой она вольна поступать как захочет.

– Да, я люблю. И мне очень жаль, что все так получилось. Пожалуйста, прости меня и стань моей женой. Люби меня и позволь любить тебя.